Начало читайте здесь. Глава 1.
На Сергея было страшно смотреть. Опущенные плечи, сжатые зубы, кулак правой руки на столе с жёлтыми от табака пальцами. Он был жалок в своём бессилии.
- Что же делать, сынок, - старик смотрел в узкое окно, за которым тянулся огород, что он распахивал и засаживал, будучи здоровым и сильным. - Что же делать... - В его словах не было вопроса, только горечь и боль.
Земля благодарная, засеешь, поухаживаешь, пО́том своим сдобришь солёным - она урожай даст. Она тебя не забудет. А вот сын его вырос, и фамилию отца своим детям не хочет передать.
- Может, я, дети, не лучшим отцом был для вас, ну уж был, каким смог. Я вам отдал всё, что мог отдать. Живите, стало быть, как хотите теперь, - Сергей положил ладони с сомкнутыми в замок пальцами на стол. Одинокая слеза скатилась по его морщинистой щеке. - Спасибо за угощение, дети мои. Спасибо.
В памяти Сергея начали возникать воспоминания, одно за другим. День, когда он увидел Верушку с глазами цвета полевых васильков, отражающих бескрайнее бесконечное небо. Морозное январское утро, когда он, молодой парень, помогал ей огребать снег во дворе. Её щеки порозовели от холода, и вся она была тоненькая в заметно большой ей одежде. Лицо Сергея горело, горели руки, сводило спину, он занемог любовным недугом, проклятой горячкой, что не давала видеть мир, застланный сине-голубыми глазами, глядящими прямо в душу.
Всё чаще и чаще он будто впадал в забытье. Отнятые ноги болели, тяжелые, свербящие, ноющие, не давали покоя ни днём, ни ночью. И только сон из далёких воспоминаний давал облегчение на какое-то время, перенося его туда, где он молод, полон сил, и не знает преград, как молодой жеребец.
Мужчины молча вышли из-за стола. Гордея подмывало рассказать о положении Кёрсты, но он и представить не мог реакцию отца. Могло получится совсем не так, как бы ему хотелось. А молодой мужчина думал остаться на первых порах у родителей, пока молодые не определяться с работой и жильём.
Наталья с Верой помыли чайную посуду, подогрели чайник, заварили свежий чай.
- Аннушка, а можно мне огурцов солёных поести, которые вчера на столе были. Конечно, не для завтрака еда, но такие вкусные, никогда таких не ела раньше.
- Конечно, Кёрста, пойдём со мной в кладовую, - Аннушка неспешно вышла из комнаты.
- Бери, сколько надо, - в богатой кладовой снова откинута крышка с дубового бочонка.
- Прямо так и брать? - Кёрста смотрела и удивлялась.
- Конечно, вот тарелка, накладывай.
- А можно рассолу попить? - Кёрста испытывала неудобства, но так хотелось прозрачного ароматного рассола с маленькими тёмными семечками укропа.
- Сейчас кружку принесу, - и через минуту серая алюминиевая кружка была наполнена до краёв.
На столе, как обычно, чашки с ароматным чаем, баранки, варенье, - всё, что нужно для чаепития. И, казалось бы, не к месту малосольные огурчики со стаканом рассола.
Женщины сели завтракал. Разговор не клеился. Наталья откровенно разглядывала Кёрсту, будто в надежде вызвать девушку на разговор. Антонина, насколько это было удобно, быстро выпила полкружки чая. Она была бы не прочь поесть варенья, оно выглядело аппетитно. Но невозможно было есть из одной вазочки после всех этих людей. Пришлось воздержаться. «Скажу Максиму, чтобы пару баночек с собой взял. Думаю, что варенье у его матери вкусное.»
Кёрста уплетала огурцы за обе щёки, аппетитно хрустя, с чёрным хлебом, запивая рассолом. Ей становилось легче, и дела никакого не было до других людей.
Аделаида со своей быстрой манерой разговора и шустрыми глазами пыталась расспросить у женщин, чего только могла. Казалось, она куда-то заносит все узнанные новости, чтобы поправлять потом неправильные изречения Игоря.
- Вы с мужем в Казани живёте, Игорь говорил, - Аделаиде обязательно нужно было знать точно, - да, Наталья?
- Да, Ада, так и есть, - Наталья отвечала с лёгкой усмешкой. Она знала такой тип людей. Ненасытные до новостей и сплетен, готовы говорить с кем угодно и о чём угодно. А потом перевирать на свой лад услышанное. Где-то умолчат, где-то приукрасят, и картина уже вовсе не та, какой была сначала.
- Мой муж татарин, его зовут Фарах, он работает снабженцем на базе. У нас двухкомнатная квартира в хорошем районе, и дочь по имени Юля. - Наталья решила выдать всё, не дожидаясь вопросов будущей родственницы. - А вы как, с рождением ребёнка, не планируете ещё? Кое-кто, мне кажется, уже того-с... - Наталья покачала головой, как китайский болванчик.
И от себя расспросы отвела, и на другую перевела.
Кёрста как будто не слышала разговоров за столом. За окном вдоль огородного забора на верёвке полоскалось постельное бельё в мелкий-мелкий розовый цветочек, надувалось, как далёкие паруса, видневшиеся с набережной в Риге; опадало, как потерявшееся привидение, забывшее дорогу на свой чердак.
- Мама, что готовить будем сегодня, - спросила Аннушка у Веры.
- Может, пирогов постряпать? Да борщ сварить? - Вера невольно поглядывала на лица невесток. Больше других её занимала Кёрста.
«Вéры не нашей, повадки странные, да ещё беременная впридачу», - женщина испытывала смешанные чувства. Она представляла, как к алтарю пойдут её сыновья и дочери, соблюдая заведённый предками порядок. Но вот Наталья замужем за татарином, Аделаиду и Антонину невозможно представить в церкви. Обе смотрят на иконы в красном углу пренебрежительно, ни одна не перекрестилась, сколько были в доме.
«Не видать мне невесток, о которых мечтала.» - Вера посмотрела в кружку, в которой в коричневом водовороте кружились чаинки, круг за кругом, одна за другой, оседая на дно.
- Ладно, мам, допиваем чаи, и пойдём. Мы с Аннушкой в огород, за овощами. Скажу тогда Гордею, чтобы курицу зарубил, - Наталья чувствовала себя полноценной хозяйкой среди этих тихоней и молчуний. - А вы, гостьи дорогие, развлекайтесь сами, как хотите.
Антонина скривилась в улыбке; в голове Аделаиды созрел моментальный план, как она пойдёт в огород и всё там посмотрит; Кёрста подумала, что неплохо бы полежать, но это неудобно, когда другие женщины чем-то занимаются, и решила попроситься с Аннушкой.
- Да, дочушка, конечно, сходи, скажи брату про курицу, - Вера привычно качала головой, выражая согласие.
Семья в эти дни выглядела странно. Пары, казалось, ищут минутку, чтобы остаться наедине. Но они всюду натыкались на других людей, и в неловком молчании расходились снова, кто куда.
Сыновья во дворе кололи дрова, оставшиеся с прошлого года, когда одноногий отец, выйдя во двор на костылях, усердно колол их с кряхтеньем, превозмогая боль.
У Гордея с Игорем было много общих тем для разговора. Дикая природа, суровый климат, техника, делающая слабого человека почти всемогущим в суровейших условиях. Анекдоты, смешки, забавные и печальные случаи.
Максим долго отмалчивался, сосредоточенно ставил чурку на чурбан, поворачивая к себе стороной без сучков, или просто ставя ровнее, чтобы размахнуться для удара как следует, и расколоть с одного сильного удара.
- А ты что молчишь, Максим? Расскажи хоть ты что-нибудь о себе? - Гордей вытер мокрый лоб рукавом рубахи, засученной чуть ниже локтя.
- Особенно рассказывать нечего. Работал егерем почти год. Пытался с браконьерством порядок навести. Но люди там отчаянные, деньги и связи большие. По-хорошему старался, говорю, не по закону это. Они мне: мы здесь закон. Будешь с нами - долю свою будешь получать. Не будешь с нами - мы тебя уберём и другого, молчаливого, на твоё место посадим. - Колун остановил свою работу. - Обидно мне стало, я не думал, что вот так всё просто. Я работаю, но на своём месте я никто. Уволился, устроился на кирпичный завод и поступил учиться на электронщика. Заочно.
- А теперь самое интересное, расскажи, как с Антониной познакомился, - Игорь подмигнул Гордею, тряхнув шикарной шевелюрой.
- Я фотоаппарат пошёл покупать. Вагоны разгружал, как нужен он мне был. Вот, около магазина и познакомились. Она такая серьёзная, прямолинейная. Я, как будто, настоящую девушку в первый раз увидел. Сердце так ёкнуло, до сих пор на место встать не может, - Максим приложил руку к клетчатой рубахе, туда, где билось его молодое слепое сердце. - Потом егерем работал, потом вернулся обратно в Киров. Пока работу искал, пока учится поступал. Решил, не пойду к ней. У неё отец профессор, такая семья... В общем, подумал, год прожил, и дальше проживу без неё. Но в один день так потянуло туда, к магазину, где познакомились, будто на верёвке тащит. Пришёл, а там Тоня моя сидит. Лицо спокойное, даже не удивилась мне.
«Привет, - говорит, - ты пришёл.» Как будто я не прийти не мог. Она меня с родителями познакомила. Папаша её, конечно, умный, но занудливый. Хотел меня пристроить в свой институт, когда я Тонюшке предложение сделал. Я, само собой, отказался, а он даже настаивать не стал. Больше не встречал таких особенных девушек, как она. Решил всю жизнь с ней прожить, как отец с мамой. Сколько трудностей было, они ведь вместе всё прошли.
- Ну, Тоня твоя скорее на отца походит, а ты - на мать, - Игорь добродушно улыбнулся.
- Если даже и так, что с того? - для Максима мнение брата не стало открытием. - Да, она сильная, и прямая. Сказала, хочет, чтобы я её фамилию взял, и объяснила, почему. Я ещё больше её тогда зауважал. Не каждая бы так смогла.
Братья, переглянувшись, пожали плечами, и снова принялись за работу.
В понедельник Максим с Тоней отправились расписываться в ЗАГС. Свидетелями были Игорь с Аделаидой, присутствовали и Гордей с Кёрстой, и Наталья с Аннушкой.
Женщина-регистратор с высокой буклевидной причёской и сильно подведёнными глазами демонстрировала собой абсурдность идеи создания очередной ячейки общества. Торжественные напыщенные слова звучали громко, чётко, и очень фальшиво. Произнося речь о том, что супруги должны беречь и любить друг друга в богатстве и бедности, в болезни и в здравии, она представляла, как её пь_янчужка-муж, тщедушный червяк, ввалился в прихожую, не вилах держаться на ногах. И как она убирала последствия его вечерних возлияний, не удержавшихся в отравленном вод_кой организме. Что снова пропил он свою зарплату, и на чулки пришлось одалживать у подруги.
- А Вы уверены, что хотите взять фамилию жены, - переспросила она Максима с открытым недоверием.
- Я уверен, - доброе открытое лицо Максима не выглядело так, будто к нему приставлено дуло пистолета одним из родственников невесты.
«Совсем ду_рак», - подумала регистратор, - «Так тебе и надо.»
Родственники поздравляли друг друга, до дома идти было недалеко, минут около десяти. Особенного угощения на столах не было, да и вы_пили символически.
На следующий день Кёрста решила пойти в женскую консультацию. Для себя она всё решила. Конечно, это беременность, ясно, как день. Задержка, тошнота, головокружение, сонливость. Утром, когда все обитатели дома проснулись и позавтракали, она погладила нарядное платье, сделала аккуратную причёску. Слегка подкрасилась. Попросила Гордея проводить её до больницы. Они шли не спеша, разглядывая дома с резными наличниками, с лавочками около ворот, с толстыми тополями и высоченными клёнами, растущими вдоль дороги. Долго шли прямо, поднявшись на горку, повернули вниз. Старинное здание некогда принадлежало местному купцу. Первый этаж был из красного кирпича, с большими низкими окнами почти до земли. Второй этаж был деревянный, с высокой лестницей, состоящих из крутых ступеней. «Интересно, как тут беременные не падают,» - подумала девушка, держась за толстые перила, с отполированные частыми прикосновениями человеческих рук. Посередине длинного коридора располагалась регистратура с молодой миловидной женщиной с неистребимым сочувствием на лице. В одной половине за толстой круглой печкой, будто вылезшей из стены, располагалась женская консультация. В другой половине, что была ближе ко входу, была стоматология, из которой время от времени доносились звуки бормашины и запахи её работы .
- Какой кошмар, - сказала Кёрста, - и тут и там ужас!
- Почему ужас, - спросил Гордей, у которого, как и у всех Ершовых, были прекрасные зубы.
- Зубной доктор это ужас, и женский доктор - тоже ужас, - Кёрста зябко поёжилась.
Просидев почти до обеда в коридоре, заставленном неудобными деревянными стульями , в окружении беременных и не очень женщин, она робко вошла в кабинет.
- Здравствуйте, проходите, садитесь, - маленькая молоденькая черноволосая и черноглазая женщина жестом указала на стул, стоящий сбоку от её рабочего стола. Открыла новую, только что заполненную в регистратуре, карточку без единой записи. - На что жалуетесь? - подняла глаза на Кёрсту.
- На беременность, - ответила она, со страхом разглядывая висевшие на стене плакаты с детьми в огромных животах голых женщин.
- У Вас задержка? - спросила доктор.
- Да, уже почти три недели, - Кёрста посмотрела на фиолетовые коронки цветущих фиалок, растущих в детском железном ведёрке с жёлтыми и зелёными грибами.
- Хорошо, медсестра сейчас смеряет Ваш рост и вес.
Высокая медсестра подошла к ростомеру и пригласительным жестом подняла ползун.
- Обувь снимите, - сказала она.
Кёрста послушно позволила измерить свой рост и шагнула на холодные железные весы.
- Давайте Вас на кресле посмотрим, раздевайтесь за ширмой, - доктор прошла в угол с висевшим умывальником и белым полотенцем.
Кёрста забралась на кресло, почувствовав под коленями неприятный холод.
- Расслабьтесь, сказала доктор, - в этом нет ничего страшного. Выдохните, и успокойтесь, - несмотря на молодость, она была очень уверена в себе.
После осмотра доктор снова пригласила Кёрсту присесть на стул для пациентов.
- Беременности я у Вас не наблюдаю. Расскажите о себе. У нас городок маленький, почти все друг друга знают. Вы приезжая?
- Да, я с женихом приехала, с Севера, - Кёрсте было неудобно рассказывать о себе незнакомой женщине и она не понимала, при чём тут её предыдущее место жительство.
- А на Севере сколько прожили? - доктор была настроена узнать всё, что она считает важным.
- Около четырёх или пяти лет, точно не помню, - Кёрста немного растерялась.
- Ну, милочка, с Вами всё ясно. Сейчас выпишу направление на анализы. По бледности вашего лица могу предположить сниженные гемоглобин и уровень железа.
Продолжение Глава 75.
Ещё раз поздравляю вас, уважаемые читатели, с наступающим Праздником! Света, добра, здоровья и душевного равновесия!
