А вы знали, что Илья Репин (1844–1930) — это художник, готовый писать заказное полотно за 1500, тогда как Маковский оценивал свои услуги в 15000? В 10 раз нетребовательнее Маковского? Ну, не тыщщами же едиными.
Благодарим за концерт "Музыка и живопись" в ростовском областном музее ИЗО, посвящённый И. Е. Репину — другу Стасова, Римского-Корсакова и... Шопена (посмертно)!
Удивительно интеллигентно выступили с романсами Мусоргского и Римского-Корсакова на стихи Ал. Толстого и Пушкина (и не только) артисты творческого объединения "Классик-концерт". Сусанна Барагамян достигла каких-то совершенно особых высот утончённости, и её внешняя интеллигентная красота, поверьте, только отвлекала от красоты глубокого исполнения. Но — не отвлечься было нельзя!
А блестящий пианист Александр Квашнёв привнёс в исполнение благородную простоту (на какую способны совсем немногие) и такую страсть, что назвать его игру лишь аккомпанементом даже как-то странно: нет, это был самостоятельный голос, партия, на фоне которой аккомпанементом порой звучало... само пение.
Кандидат искусствоведения Всеволод Чувилкин, как всегда, побаловАл наши уши искристой (!) литературной речью (да, перед Новым годом и ассоциации соответствующие). И — насыщенной фактами. Так, именно Балакиреву, предпринявшему фольклорную экспедицию по Волге, мы обязаны записью бурлацкой песни "Эй, ухнем", все последующие варианты которой восходили именно к балакиревскому.
И исполнение Алексея Бурякова на балалайке — вариант эксклюзивный. Сегодня, среди ветропросвиста экспрессов, синтезаторов и гитар, голос балалайки — это как будто голос Арины Родионовны для Пушкина. Звонкий и ласковый. И как птичка в клетке, сердце запрыгает. Но и ему не угнаться за молниеносной рукой Алексея Бурякова, заставляющей чуткое сердце пропускать удар.
Аккордеон Евгении Буряковой — это, знаете, как латексные лосины в мире строгих костюмов-троек. Евгения умеет бурлескнуть. Но мы же не гонимся за провинциальным формализмом футлярных беликовых, мы, наоборот, хотим: как бы что да вышло!.. И из аккордеона Евгении выходит именно то, что нужно, чтобы уравновесить академические романсы 2-ой пол. XIX в.
Наконец, порадовали слушателей 2 песни из вокального цикла «Песни и пляски смерти» Модеста Мусоргского: "Колыбельная" и "Трепак". Идея о поющей (и пляшущей) смерти — это вообще отдельный мотив в искусстве. У Камиля Сен-Санса в "Пляске смерти" (фр. Danse macabre) смерть предстаёт резким вихрем, увлекающим людей под тень бузины. У Максима Горького в поэме "Девушка и смерть" Смерть поёт о глупой надежде злодеев быть прощёнными посмертно. У Александра Блока "Пляски смерти" — это "лязг костей" духовных мертвецов, нравственных кадавров. А у Арсения Голенищева-Кутузова Смерть то вкрадчивым, то насмешливым голосом Надежды Карапетян убаюкивает младенца, чтобы затем сплясать трепака под метелью с пьяным старичком.
Удивителен оказался дуэт пианино Александра Квашнёва и баритона Ильи Болдырева в "Трепаке". Сосредоточенная, страстная игра пианиста в простой белой рубашке, с лицом одухотворённым и строгим, — и пылкий вокал солиста, с его орлиным профилем и открытой улыбкой, в сияющих ста сорока солнцами туфлях и бархатном пиджаке... это контраст, создающий взрыв!
Благодарю директора творческого объединения «Классик-концерт» Ольгу Стагниеву, коллектив Ростовского Музея ИЗО и артистов Ростовской государственной филармонии.
С наступающими праздниками, мира, сил и вдохновения в новом году!
Благодарю за прочтение!
Уважаемые читатели, прошу оставаться вежливыми при обсуждении.