Это продолжение! Первая часть рассказа здесь:
Рассказ | Когда сердце выбирает | Часть 3 |
Глава 7. Цена любви
Маленький Андрюша (конечно же, Андрюша — иначе и быть не могло) набирал вес медленно, но верно. Каждый грамм давался с боем, каждый новый хороший показатель был маленькой победой. А мы... мы учились жить с этим новым чувством между нами.
Андрей приезжал каждое утро — с кофе для медсестёр и свежими фруктами для меня. Сидел часами у кювета, разговаривал с сыном... внуком? От этой мысли каждый раз щемило сердце.
— Знаешь, — сказал он однажды, когда мы остались одни, — я пытался бороться. Правда пытался.
— И как успехи? — я положила голову ему на плечо.
— Паршиво, — он зарылся носом в мои волосы. — Ничего не выходит. Я смотрю на тебя и... и не могу дышать.
От его прикосновений по коже бежали мурашки. В его глазах плескалась такая нежность, что перехватывало горло.
А потом начался ад.
Первой не выдержала мама:
— Ты хоть понимаешь, что творишь? — она металась, заламывая руки. — Это же грех!
— Мам...
— Молчи! — она разрыдалась. — Весь город знает. От меня соседи отворачиваются. В магазин стыдно выйти!
Папа молчал. Просто собрал вещи и уехал к бабушке: "Позовёшь, когда одумаешься."
Дима устроил скандал в больнице — пьяный, с какой-то девицей под руку:
— Ну что, папаня? Доволен? Отбил тёлку у родного сына!
Андрей даже не стал отвечать — просто вызвал охрану. А потом долго стоял у окна, сжимая кулаки:
— Может, они правы? Может, это всё...
— Не смей, — я обняла его сзади. — Не смей сомневаться.
Он развернулся, притянул меня к себе:
— За что ты свалилась на мою голову? Такая юная, такая красивая, такая моя...
— Ваша, — шепнула я ему в губы. — Просто ваша.
Маленький рос, набирал вес. В его чертах всё отчётливее проступало что-то... андреевское. Тот же разлёт бровей, та же линия скул. Дима, увидев фотографии, расхохотался:
— Так и знал! Гены пальцем не сотрёшь!
— Заткнись, — устало сказал Андрей. — Просто... заткнись.
Когда нас наконец выписали, встал вопрос — куда идти? Домой нельзя — мама на грани нервного срыва. К Андрею? А что скажут люди?
— Ко мне, — он забрал у меня сумку с вещами. — Я всё подготовил.
В его квартире появилась детская — светлая, просторная, с кучей игрушек. В гостиной — мои книги и плед, который я любила. На кухне — травяной чай и мой любимый зелёный кофе.
— Когда ты успел?
— Давно хотел, — он смущённо улыбнулся. — Просто ждал подходящего момента.
— Что о нас подумают? - я до последнего переживала.
— Плевать, — говорил Андрей. — Главное — вместе.
А по ночам, когда малыш спал, мы лежали в обнимку и говорили. О его работе, о моей учёбе (я всё-таки восстановилась), о будущем.
— Знаешь, что самое странное? — шептал он, целуя мои плечи. — Я чувствую себя... полным сил, снова живым. Впервые за двадцать лет.
— А я чувствую себя... любимой, — я прижималась к нему сильнее. — По-настоящему.
Однажды утром в дверь позвонили. На пороге стояла мама — осунувшаяся, с новыми морщинками вокруг глаз.
— Можно? — она неуверенно переступила порог. — Я... я соскучилась.
Андрей молча ушёл на кухню, оставив нас наедине. А я... я разрыдалась, уткнувшись ей в плечо.
— Доченька, — она гладила меня по голове. — Прости меня. Я так боялась... так переживала...
— Мам, я люблю его, — всхлипнула я. — Правда люблю.
— Знаю, — она вздохнула. — Теперь знаю. Я же вижу, как ты светишься рядом с ним.
С кухни доносился запах кофе и голос Андрея — он разговаривал с маленьким, что-то рассказывал, смеялся.
— Кажется, он хороший, — тихо сказала мама. — Просто... папе нужно время.
— А тебе?
— А я уже приняла, — она поцеловала меня в макушку. — Потому что вижу, он любит тебя. По-настоящему.
Глава 8. Новогоднее чудо
Под Новый год случаются чудеса: наше чудо было маленьким, щекастым и уже вовсю пыталось ползать. Андрюша рос не по дням, а по часам — папин характер, мамины глаза и дедушкина улыбка. Забавное смешение генов, которое почему-то перестало всех смущать.
— Ёлку надо большую, — Андрей вернулся с работы раньше обычного, с коробками игрушек. — Чтобы до потолка! Это же его первый Новый год.
— Он всё равно не запомнит, — я рассмеялась, глядя, как он возится с пушистой красавицей.
— Зато мы запомним, — он притянул меня к себе. — Наш первый семейный праздник.
От него пахло морозом и хвоей. В волосах таяли снежинки, а в глазах плясали отражения гирлянд.
Малыш полз по ковру, пытаясь ухватить пластмассовый шарик. Совсем как Дима на старых фотографиях — те же ямочки на щеках, тот же сосредоточенный взгляд.
— Знаешь, — Андрей поймал моё настроение, — я говорил с ним сегодня.
— С Димой?
— Да. Он... он в клинике. Прислушался. Лечится от зависимости.
Я молча обняла его. Знала, как тяжело ему даётся эта тема.
— Он попросил прощения, — голос Андрея дрогнул. — За всё. За скандалы и пьянки, за то, что не смог быть отцом. Сказал... сказал, что рад за нас.
— Мне не верится…
— Да. Сказал, что никогда не видел меня таким счастливым. И что... что вы с малышом сделали то, что не удалось ему — вернули меня к жизни.
За окном падал снег, превращая город в рождественскую открытку. На плите томился глинтвейн — безалкогольный, чтобы можно было и мне. Андрюша, наконец, добрался до шарика и теперь увлечённо пытался запихнуть его в рот.
— А ещё, — Андрей вдруг встал на одно колено, — я хотел спросить...
— Что ты делаешь?
— То, что должен был сделать давно, — он достал коробочку. — Света, ты...
Договорить он не успел — в дверь позвонили. На пороге стояли мои родители. С тортом, подарками и неуверенными улыбками.
— Можно? — папа переминался с ноги на ногу. — Мы тут подумали... это же праздник. Семейный.
Я посмотрела на Андрея. Он кивнул, пряча коробочку в карман:
— Конечно. Проходите.
Мама сразу кинулась к внуку:
— Ой, какой большой стал! Весь в дедушку!
— Да. В меня! — сказал папа, и все рассмеялись.
Потом пришли друзья Андрея — те, кто не отвернулся. Привезли подарки, шампанское, какие-то немыслимые деликатесы. Андрюша ползал между гостями, собирая восхищённые возгласы.
— А это что? — мама заметила коробочку, выпавшую из кармана Андрея.
Он поднял её, снова опустился на одно колено:
— Раз уж все в сборе... Света, ты выйдешь за меня?
Кольцо сверкнуло в свете гирлянд. Простое, элегантное, без кричащей роскоши.
Я посмотрела на родителей. Папа едва заметно кивнул, мама прижала руки к груди.
— Да, — прошептала я. — Конечно, да.
Андрюша выбрал именно этот момент, чтобы произнести своё первое слово:
— Па-па!
Все замерли. А потом Андрей рассмеялся — глухо, почти всхлипывая:
— Вот и определились с ролями.
Он целовал меня под бой курантов, а я думала — какое странное чудо. Ещё недавно я готовилась стать матерью, не зная, чего боюсь больше: родов или одиночества. А сейчас... сейчас у меня есть всё. Сын, любимый мужчина, семья. Пусть и не такая, как у всех.
— С Новым годом, любимая, — шепнул Андрей.
За окном догорал фейерверк, осыпая город разноцветными искрами. В детской посапывал Андрюша, утомлённый праздничной суетой. А мы стояли у окна и целовались, как подростки — украдкой, пока гости ели салаты и резали торт.
И знаете что? В эту секунду я точно знала — неважно, как всё начиналось. Важно только то, что мы чувствуем. Потому что когда сердце выбирает, спорить бесполезно.
Оно не ошибается.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~
А вы на чьей стороне в этой истории? На стороне любви или обиженного Димы? В любом случае делитесь этим рассказом с теми, с кем хотелось бы обсудить. И я жду ваши пальчики вверх и подписки, если действия настоящего папы Андрея отозвались в вашем сердце.