Если убрать историю с «красной свиткой», то весь сюжет «Сорочинской ярмарки» уложится в несколько слов: парубок и девушка полюбили друг друга, злая мачеха пыталась помешать их любви, но не смогла. Вот и всё! Как и во многих других прекрасных произведениях, здесь важно, не что происходит, а как это делается.
Любовь с первого взгляда: мы видим юную красавицу «с круглым личиком, с чёрными бровями, ровными дугами поднявшимися над светлыми карими глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками, с повязанными на голове красными и синими лентами, которые, вместе с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились на её очаровательной головке», и парубка «в белой свитке и в серой шапке решетиловских смушек», с «загоревшим, но исполненным приятности лицом и огненными очами», и ничуть не удивляемся его словам: «Славная дивчина! Я бы отдал всё своё хозяйство, чтобы поцеловать её».
Но тут же появится и враждебная сила. Нам сразу скажут про девушку: «Но ни один из прохожих и проезжих не знал, чего ей стоило упросить отца взять с собою, который и душою рад бы был это сделать прежде, если бы не злая мачеха, выучившаяся держать его в руках так же ловко, как он вожжи своей старой кобылы». И нарисуют портрет этой самой мачехи, нарядно одетой, но по лицу которой «проскальзывало что-то столь неприятное, столь дикое, что каждый тотчас спешил перенести встревоженный взгляд свой на весёленькое личико дочки».
В последующих эпизодах мачеха покажет себя, что называется, во всей красе: «треск отборных слов посыпался дождём на голову разгульного парубка», муж в какой-то момент «закрыл в одно мгновение голову свою руками, предполагая, без сомнения, что разгневанная сожительница не замедлит вцепиться в его волосы своими супружескими когтями».
Гоголь в основном именует злую мачеху Хиврей, но мы услышим и полное её имя – Хавронья Никифоровна. Имя это, произошедшее от греческого Феврония (с прекрасным значением – «лучезарная»), давно уже стало использоваться как синоним к слову «свинья». Да и сам Гоголь подчас употреблял его именно в этом значении – помните? «Схвативши бумагу, бурая хавронья убежала так скоро, что ни один из приказных чиновников не мог догнать её». И поневоле задумаешься – а случайно ли именно «в образине свиньи» будет представляться в этой повести чёрт?
И ещё вспомним, как бежал Черевик, «схвативши на голову горшок вместо шапки», от показавшегося ему свиного рыла, как почудилась ему погоня и, упав, «он слышал только, как что-то с шумом ринулось на него», а сбежавшиеся на шум цыгане судачили: «Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; который из них чёрт, уже и не распознаю!» — «А кто наверху?» — «Баба!» — «Ну вот, это ж то и есть чёрт!»
И совершенно великолепно прозвучат размышления Черевика, когда супруга потребует нарушить данное жениху слово: «Туда к чёрту! Вот тебе и свадьба! — думал он про себя, уклоняясь от сильно наступавшей супруги. — Придётся отказать доброму человеку ни за что ни про что. Господи Боже мой, за что такая напасть на нас грешных! и так много всякой дряни на свете, а ты ещё и жинок наплодил!»
Однако мы увидим «любезнейшую Хавронью Никифоровну» и совсем другой – когда она, пользуясь отсутствием мужа («Дурень мой отправился на всю ночь с кумом под возы»), будет принимать у себя поповича, потчуя его разными вкусностями («Вот вам и приношения, Афанасий Иванович! — проговорила она, ставя на стол миски и жеманно застёгивая свою будто ненарочно расстегнувшуюся кофту, — варенички, галушечки пшеничные, пампушечки, товченички!») и выслушивая от него комплименты. «"Сердце моё жаждет от вас кушанья послаще всех пампушечек и галушечек… Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна!" — шёпотом произнес попович, держа в одной руке вареник, а другою обнимая широкий стан её».
И только неожиданный приход «Черевика с кумом и дочкою, вместе с напросившимися к ним в хату гостьми» прервёт это свидание, заставив гостя спрятаться на полатях. И только суматоха, поднявшаяся после появления «свиной рожи» в окне, позволит ему остаться безнаказанным.
Чтобы благополучно закончилась история молодых влюблённых, понадобится, как уже писала, разыгрывание фарса с «красной свиткой», а затем и обвинение Черевика в воровстве собственной кобылы, после чего, спасённый Грицьком, он согласится на свадьбу, чудесно напутствуя молодых: «Боже, благослови! — сказал Черевик, складывая им руки. — Пусть их живут, как венки вьют!» И хотя он и будет опасаться супруги («Хивря с радости, что я продал кобылу, побежала, — говорил он, боязливо оглядываясь по сторонам, — побежала закупать себе плахт и дерюг всяких, так нужно до приходу её всё кончить!»), но, увидев поддержку всех, не станет слушать требований явившейся супруги: «Не бесись, не бесись, жинка! — говорил хладнокровно Черевик, видя, что пара дюжих цыган овладела её руками, — что сделано, то сделано; я переменять не люблю!»
Впрочем, дочка его и сама была готова бороться за свою любовь «Ну что, если не сбудется то, что говорил он? — шептала она с каким-то выражением сомнения. — Ну что, если меня не выдадут? если... Нет, нет; этого не будет! Мачеха делает всё, что ей ни вздумается; разве и я не могу делать того, что мне вздумается? Упрямства-то и у меня достанет. Какой же он хороший! как чудно горят его чёрные очи! как любо говорит он: Парасю, голубко! как пристала к нему белая свитка! еще бы пояс поярче!.. пускай уже, правда, я ему вытку, как перейдём жить в новую хату». И уже превкушает встречу с мачехой в будущем: «Я ей ни за что не поклонюсь, хоть она себе тресни. Нет, мачеха, полно колотить тебе свою падчерицу! Скорее песок взойдёт на камне и дуб погнётся в воду, как верба, нежели я нагнусь перед тобою!»
************
А ещё повесть буквально пронизана юмором, когда рассказывает о «храбрецах». Вот Кум только что бахвалился: «Да хоть бы и в самом деле сатана: что сатана? Плюйте ему на голову! Хоть бы сию же минуту вздумалось ему стать вот здесь, например, передо мною: будь я собачий сын, если не поднёс бы ему дулю под самый нос!» Но тут же «побледнел весь», а после явления «чёрта» «с разинутым ртом превратился в камень», а затем, «выведенный из своего окаменения вторичным испугом, пополз в судорогах под подол своей супруги».
А вот вместе с Черевиком будут они обсуждать нелепость обвинения в воровстве: «Может, и в самом деле, кум, ты подцепил что-нибудь?» — «И ты туда же, кум! Чтобы мне отсохнули руки и ноги, если что-нибудь когда-либо крал, выключая разве вареники с сметаною у матери, да и то ещё когда мне было лет десять от роду». — «За что же это, кум, на нас напасть такая? Тебе ещё ничего; тебя винят, по крайней мере, за то, что у другого украл; но за что мне, несчастливцу, недобрый поклёп такой: будто у самого себя стянул кобылу? Видно, нам, кум, на роду уже написано не иметь счастья!»
И мы действительно весело смеёмся, полностью соглашаясь с пушкинским отзывом: «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности».
************
А в конце повести неожиданно прозвучит грустная нотка: «Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Ещё слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдалённого моря, и скоро всё стало пусто и глухо. Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье?.. Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему».
Но ещё много повестей впереди, и предстоит нам ещё и посмеяться, и поужасаться немало…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Оглавление" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь
