Нина сходила в хлев, подоила Белку. Вышла из полутемного хлевушка и зажмурилась от яркого солнышка. Пока с Белкой управлялась, солнышко из за туч выглянуло, да такое яркое. Нина даже почувствовала, как греет оно ее щеки. Прямо с кружкой молока подошла к низенькой ограде в огород.
На половине усада снег уже вытаял, кое где и по меже были проплешины. Там, почти в самом конце огорода на меже росла береза, о которой говорил ей Володя. Нина частенько глядела на нее издалека. Хотелось пробраться туда, но благоразумие остановило женщину. Нечего ей следы там свои оставлять раньше времени. Вдруг с обыском придут, удивятся, с чего бы это по снегу то лазил кто то. Ведь даже с бельем к проруби всю зиму и весну ходили по дороге. Дальше получалось, да зато не надо проваливаться в сугробах.
Обыска Нина не зря боялась. Ее уже вызывали на допрос в то самое здание, где она свое кольцо продавала. Нина который раз благодарила Бога, что не видел ее человек, который покупал это самое злополучное колечко. Ведь именно он допрашивал Нину. Оказывается Мила от золота открещивалась изо всех сил. Но не отрицала, что хотела совратить Владимира.
Павел Иванович допытывался, правда ли Мила про золото упоминала. И что Нине известно. Может муж где то скрывал от нее богатство. Бедная, испуганная женщина уж и не знала, что ей говорить.
- Я ведь в горячке тогда была. Может и не так поняла ее слова. Как она сказала, что полюбовницей Володи хотела стать, так у меня в голове все перепуталось. А потом она еще сказала, что не думала, что так получится, Хотела в лагеря его только отправить, Она призналась, что подожгла. Вот у меня в голове все и помутилось. Может и не так я поняла про золото. Муж то ни разу про него не говорил.
Павлу Ивановичу вдруг стало жалко эту женщину, испуганную, несчастную, с поседевшей головой. Ох уж эти бабы. На что только не идут из-за мужиков. Было бы кого делить. И Милка эта, его осведомительница, совсем не нормальная. Для чего поперлась в больницу. Сидела бы в своем поселке как мышка. Понесла же ее нелегкая. Еще и орала там, что все слышали. Хорошо хоть Нина про золото не подтвердила.. Так хоть только за поджог сядет. Не получится ее обелить. Сама виновата, думать башкой надо. Тяжко ей там придется с такой то смазливой мордашкой. А может и нет. Все будет зависеть как поведет себя. Не будет размазней, так и там жить можно. А уж Милка то знает, как себя поставить. Павел Иванович наслышан был, какими мужиками она крутила.
Нина даже не заметила, как после того допроса эти версты до деревни по распутице прошагала. Такого страха там натерпелась. Долго еще отойти не могла. Даже руки тряслись, когда Любочку кормила.
Время шло. Пробежали апрельские ручьи по дорогам, Приближалась пора посевной. Нина уже подумывала, что можно бы и собираться да ехать в город. Уж и на улице тепло и дорога высохла. Да только совесть ее стала мучить. Как уедет, а Клавдии одной придется с огородом управляться. Решила повременить.
Посадили картошку, грядки засадили. Да тут Васятка начал упрашивать, чтоб еще тут остались. Бабушка то ему пообещала, что ягоды скоро пойдут, будут они по ягоды в лес ходить.
- Мама, зачем ты ему посулила. Теперь ведь мне покоя не даст. Будет упрашивать, чтоб ягод дождались.
Клавдия уж и сама не рада была, что сказала так внуку. У нее и в уме не было, что он захочет ягодок дождаться. А с другой стороны и вправду, чего от лета то в город ехать. Успеют еще.
Подумала, подумала Нина да и решила лето тут прожить, а уж ближе к осени в город ехать. Глядишь и Любочка покрепче станет. А от тоски то куда хочешь беги, не убежишь.
Клавдия как то пришла с работы, объявила, что Капитолину видела, сказала, что придет к ним ребятишек проверит. Придет да придет, пусть приходит. Нине даже интересно стало. Капа то тоже осведомительница, знает, чай, что там в городе по расследованию говорят.
Капа пришла на другой день, прослушала детей, порасспрашивала не хворают ли, как спят, как едят. Было видно, что она никуда не торопилась. Поговорить ей с Ниной хотелось. Она уселась на лавку возле стола. Сперва высказывала свои сожалению, чем только травила Нине душу. А потом тихонечко прошептала, что Милку то арестовали и уже сослали куда надо. Она толком не знает куда, но что сослали это точно. Сидеть теперь бабе в лагере придется, а не за мужиками чужими бегать.
Нину аж трясло от злости. Сидит тут, рассуждает, а сама то далеко ли от нее ушла. Разве что до преступления не докатилась. При случае на людей донесет, не поморщится.
- А ты откуда все знаешь то? - спросила Нина недоверчиво. А как таким словам доверять Простым то людям об этом не докладывают.
Капитолина споткнулась. Ведь и вправду, откуда про Милку знать деревенской фельдшерице. Но быстро сообразила, как ответить дурочке городской.
- Да в район вызывали. В больнице была на совещании. Вот там краем уха и услышала. Милка то хворой притворилась. В больницу приходила. Вроде как ей лечиться надо.
Капа даже и предположить не могла, что эта простушка знает намного больше, чем она думает. Но чтобы Нина ничего не заподозрила, фельдшерица больше ничего не стала рассказывать, хоть и знала гораздо больше. Совсем недавно она встречалась с Павлом Ивановичем. Вот он и выдал все что знал об этом деле, со всеми подробностями. Разве он не мог отказать в этом Капе, которая была так нежна, так ласкова с ним. Ну бабское любопытство, куда от него денешься. Правда наказал, чтоб не говорила никому, не чесала зря языком. Конечно же, Капа пообещала, что никому слова не скажет.
Так и прожила Нина в деревне все лето. С заботами да делами боль потихоньку притуплялась. Бог не дает страданий, которые не может вынести человек. Вот и она привыкала жить с постоянной болью. Это как нарыв, не трогаешь, вроде и терпимо, а чуть заденешь, так криком кричи.
Руфа часто приходила со своим ребеночком. А то бывало с Марфой придут. Бабушка останется с малышней водиться, а девки в лес, сперва за земляникой ходили по опушкам, а потом время подошло, малина поспела. Не забывали и про грибы. Насушила Нина и ягод, и грибов. Все в город не с пустыми руками приедет.
На Любочку пенсию за отца стали приносить. Хоть и не большие деньги, но потихоньку скапливались. На дорогу хватит. За лето Нина несколько раз подходила к березке. Обнимала ее и плакала. Позаботился Володя, припрятал клад. А она глупая боялась ему довериться. Расскажи все раньше, так может и не случилось бы ничего.
Перед отъездом достала Нина узелок из дупла. Когда детей спать уложила, развернула узел, блеснуло золото на свету. Горсточка то вроде небольшая, а сколько горя через нее выпало.
Отложила Нина серьги с рубинами, которые продать ей не удалось. Остальное опять все по одежкам своим спрятала. В Васяткино пальтишко да и в Любочкино одеяльце. Сели, как начало смеркаться, с Клавдией на завалинку во дворе. Нина достала серьги из кармана, протянула свекрови.
- Вот, на память тебе. Может пригодятся когда. А то так форси сама.
Клавдия отказываться начала, это ж какие деньжищи. Самой нужны будут.
- Бери. Не последнее отдаю. У меня в городе еще остались такие побрякушки. Один добрый человек дал. Только вот счастья они не принесли мне. А ты бери, не думай даже. Не ты, так Наденька будет форсить, как вырастет. Мы что, хуже богатеев что ли. Да мы с тобой еще те богатейки. Вон, какие девки у нас растут.
“Богатейки” сидели обнявшись на лавке и ревели в два голоса. Но обе думали, что должно же в их жизни быть не только горе, но и что то хорошее. Иначе для чего было рождаться на этой земле.
Нина откинула одеяло. Вспомнила эти слезы с Клавдией. Ну неужели они тогда обе так ошибались. Нет и не будет у них больше никогда ничего хорошего. Ведь три года с тех пор прошло. Вон уж Любочке четвертый годок пошел. Она раньше спрашивала про отца, а теперь даже и не спрашивает. Нет его у нее и все.
Нина села, свесила ноги с кровати. А воспоминания никак не хотели уходить из головы.
Поезд подходил к вокзалу, замедлил ход. На платформе засуетились люди. Нина вглядывалась, неужели ее не придут встречать. Как она будет одна добираться с ребятишками да с двумя огромными мешками, еще и сумка большая с разной мелочовкой и чайник зеленый эмалированный. С ним она уезжала, с ним и обратно вернулась.
Поезд остановился. Мужики, что ехали вместе с Ниной, подхватили ее мешки и пошли к выходу.
- Ну ты и богатая, девка, - засмеялся один. - Добра то сколько везешь.
- Добро то вот у меня -Нина кивнула на Любочку, завернутую в одеяло да на Васятку, важно вышагивающего впереди нее с чайником в руках. - А в мешках то что, тряпки одни.
Уже на выходе из вагона Нина увидела подружек, высматривающих среди выходящих пассажиров Нину.
- Девчонки, - закричала она радостно. - Вот мы, тут. Встречайте.
Лида с Верой стояли уже возле ступенек, принимали Васятку, взяли Любу из рук Нины. Они отошли в сторонку от толпы пассажиров. Мужики поставили возле них мешки, попрощались и скорее обратно в вагон. Народу много садится. Как бы места не заняли.
- Нинка, да ты вся седая - Вера только сейчас заметила, как изменилась подруга, не смогла удержаться. Потом осеклась, да уж поздно было. Из глаз Нины покатились слезы, а потом и у подружек.
Васятка теребил мать за руку.
- Мам, ты чего. Ты же говорила, что в городе реветь не будешь, а сама ревешь. Ты же сама сказала, что мы в город приехали.
- И правда, чего тут реветь то. Хорошо, что приехала. Тетя Маша тебя уж заждалась. Все спрашивала, когда приедешь. А как “молнию” от тебя получила, так покою нам не давала. Успокоилась только когда мы обе с работы отпросились и ей сказали, что будем встречать на вокзале и вас всех доставим домой. - Лида даже ногой притопнула. - Хватит реветь. Новая жизнь начинается.
Нина улыбнулась. Она и сама соскучилась по тете Маше. А Васятка так и забыл, наверное, ее. Из окна автобуса Нина смотрела и удивлялся. За то время, что ее не было здесь, город изменился. Кругом стройки. Строят дома и еще какие то сооружения. А там в деревне жизнь вроде как замерла. Даже ясли для детей не могут построить. Только все одни разговоры. А бабы маются, не знают куда ребятишек пристроить, чтоб на работу идти.
Знакомая остановка. Вся компания выбралась из автобуса. Нина вздохнула. Ну вот они и дома. Начинается для нее новая жизнь.