Огни большого города постепенно исчезали, скрываясь за плавными изгибами дороги, скользящей между холмами, обросшими хвойными деревьями. Димка покидал еще один город, на этот раз, прожив в нем почти два года. На экране телефона настойчиво высвечивался входящий, освещая тусклым светом салон авто, и меркнув, тух, и снова на дисплее появлялось лицо девушки.
– Олька, – вздохнул Димка и нажал кнопку «отклонить».
Автомобиль стремительно бежал по ночному шоссе, освещая сонную разделительную полосу. Унося прочь своего хозяина из очередного муравейника, разделяя прошлое и настоящее, приближаясь к неизведанному будущему.
Димка выбрал новый небольшой городок, стоящий на берегу широкой реки. Так он и жил, скитаясь по центральной части страны: снимая однушку или комнату, таксовал на своём авто, заводил знакомства, дружил и, в общем, как-то пытался жить. Затем всё бросал, если можно бросить то, чего у тебя, по сути и нет, и уезжал в новый человеко-муравейник в поисках не зная и уже не понимая сам чего.
Очередной городок с преимущественно коренными жителями, поколениями не покидавшими родные пенаты. Компактный, с широкими улицами. Вдоль них, в соответствии с принципами городского планирования и озеленения, аккуратно рассажены тополя, а механическая четырёхколёсная вакханалия ещё не достигла своего пика безумия, где пешеходы идут, а не бегут сломя голову, пытаясь угнаться за «птицей счастья», часто оказывающейся всего лишь иллюзией — фантастической мечтой переутомлённого разума. В общем, самодостаточный городишка, погрязший в размеренной жизни – немного ленив и в меру нерасторопен.
Дима снял комнату на окраине в пятиэтажном кирпичном доме – невзрачном сером здании из прошлого века с заявкой на современность в виде многочисленных пластиковых окон.
Архитектурная утончённость располагалась напротив парка с овальным по форме прудом. Особенно приятно было наблюдать за тем, как озеро живёт своей жизнью. В нём плавали чудесные кувшинки, утки от обычных крякв до уток-мандаринок, иногда прилетала пара лебедей, чёрных лебедей. Вечерами Димка любил прийти на пруд, посидеть у воды, покормить уток, рассыпая рис на мелководье. Прожорливые птицы собирали его со дна, забавно ныряя в воду, при этом задирая хвосты над водою и удерживая равновесие с помощью лапок. Иной раз затягивали серенады лягушки, озаряя округу громкой серенадой-кваканьем.
***
Димка поднимался на третий этаж, поездок выдалось много, и он чувствовал себя не очень. Вставил ключ и, провернув, открыл входную дверь с обшарпанной по краям искусственной кожей. За порогом валялись грязные ботинки Сергеича — водителя троллейбуса (соседа по комнате), и тут же серые женские сапожки на высоком каблуке, такие же грязные, как и ботинки.
Из комнаты соседа разразился громоподобный смех Сергеича, затем он поперхнулся и сильно закашлялся, чертыхаясь.
— Что ты, «бульдозер»? — раздался женский гнусавый голос. Послышалось лёгкое постукивание ладошкой. «Да там лопатой не прошибешь», — подумал Дима, ухмыльнувшись, и принялся стягивать кроссовки.
Дверь открылась, и в коридор вывалился сей водитель троллейбуса, его огромное брюхо свисало на полосатые семейные трусы, заканчивающиеся на толстых коленках. Заплывшее, обрюзгшее лицо повернулось к Димке и снова судорожно закашлялось, тряся щеками и двойным подбородком. Сергеич приветственно поднял здоровенную лапищу, и опираясь о стену другой рукой, развернулся и, всё ещё кашляя, направился в ванную.
В дверном проёме появилась она – чудо-женщина и по совместительству кондуктор на маршруте Сергеича – его личная муза и «психотерапевт» в одном худощавом теле. Димка знал её, она периодически посещала «бульдозера». Восстанавливающие психическое и физическое здоровье сеансы всегда сопровождались излишествами. Из комнаты хлынуло ароматом дешёвого спиртного.
Элеонора пошатнулась в дверях и выдала: «Ой!..» Громко икнула, поведя пьяным взором по стене коридора, остановившись на Димке и щурясь, пытаясь сфокусироваться.
— А, Димончик, сладкий мой мальчик! — с улыбкой произнесла она, поигрывая засаленным халатом «бульдозериста», надетым на голое тело.
— Идите вы «по своему маршруту», — зло сказал уставший Димка и прошел мимо кондукторши в свою комнату. Элеонора, поправив челку и улыбаясь пьяной, глуповатой улыбкой, вытянула губы и чмокнула его воздушным поцелуем, захихикав.
— Мммм-а!..
«Пора валить отсюда, — подумал Дима, — из этой квартиры и города тоже...»
Неприятная встреча с соседями рассеялась, как только он закрыл дверь комнаты — благо, что она находилась в самом дальнем углу квартиры, и между его и депо «бульдозера» находилась третья пустующая самая большая комната-зал. Из коридора долетел унылый шансон и тоскующий по справедливости, большой любви и норковой шубе голос «Эльки», как называл её Сергеич...
«Радужный»
Поля подсолнухов раскинулись по обеим сторонам дороги, создавая впечатление бесконечных ковров с жёлтым ворсом. Июльское солнце, проникая сквозь лобовое стекло, нагревало переднюю панель, несмотря на работу кондиционера.
Димка мельком взглянул в зеркало заднего вида на пассажирку. Она читала журнал, иногда тихо шурша перелистываемыми страничками. Тонкий аромат её духов витал в салоне, создавая уютную, интимную обстановку. Он даже не решался затеять разговор, что совершенно было не в его характере.
Дима поудобней расположился в кресле и с удовольствием подумал: «Ехал бы так вечно...». Но вот на дорожном указателе мелькнуло «Коттеджный посёлок "Радужный"». Он сбавил скорость, включил поворотник налево и, пропустив встречный автомобиль, выехал на асфальтированную дорогу посёлка.
Аккуратно подстриженные газончики, мини-парк с детской площадкой в виде пиратского судна, двух- и трёхэтажные дома, большая зона для барбекю, дорогие автомобили на стоянках. Димка удивился, что дети, игравшие на площадке, прекратили свою игру и молча сопровождали взглядом его авто, взрослые жители посёлка вели себя также – отрешённо, внимательно провожая его машину. Пассажирка сложила журнал и спокойно смотрела в окно, изредка кивая знакомым, те отвечали ей взаимно.
– Пожалуйста, можно тут?! Я немного пройдусь... – попросила она, слегка улыбнувшись.
«Её голос – тихий шелест листвы», – подумал Дима. Авто прижалось к обочине. Произнеся: «Благодарю вас!», женщина изящно, словно кошка, выскользнула из машины.
Возвращаясь, Димка заметил, что дети опять бросили свою возню на площадке и пристально смотрели на него. Его поразили их серьёзные, не по-детски сосредоточенные лица. На мгновение ему показалось, что у них под глазами тёмные круги, как будто глаза у них впали в глазницы. Но он, в свойственной ему манере, лишь отмахнулся, произнеся вслух: «Странные какие-то...».
***
В тот день он больше не работал, а отправился в парк, где просидел весь вечер, думая о таинственной пассажирке. Его размышления прервал Сергеич, шумно пыхтя, как паровоз, он приземлился на скамейку рядом с Димкой: «А, вот ты где, Димон. Привет...».
– Здорово, Никит, – безучастно ответил Дима, продолжая кормить уток, клевавших просо.
– Пятихатку не займешь до понедельника? – наконец-то, отдышавшись, спросил Сергеич.
Дима молча залез в карман рубашки, развернул несколько купюр, достал две двухсотые и одну сотку и также молча передал Сергеичу. Тот взял купюры и, спрятав во внутренний карман, всхлипнул и произнес:
— Да бросила она меня, сучка эта!..
— Кто? — не понял Димка, разглядывая большого селезня.
— Элька моя!..
— Ааа, — задумчиво протянул Димка.
— Ладно, спасибо. Бывай, в понедельник отдам, — хлопнув Димку по плечу, выдохнул Сергеевич и, грузно встав, зашагал к выходу из парка. — На коленях приползёт ко мне... — зло прошипел он, уходя.
***
Селезень с переливающейся серебристо-зеленой головкой собирал с тротуарной плитки посыпанное Дмитрием просо, водя длинным клювом и иногда поднимая голову, чтобы проглотить пшено. Дима насыпал ему ещё просо и взглянул на темную, спокойную гладь воды — в ней зарождалась бледноликая луна...
Другие истории: