Они возвращались с вахты, получали в конторе деньги и бежали в магазин. Покупали, мели с прилавков, консервы, колбасу, сладости для Ольги. И ко всему прочему – ящик водки. На вахте сухой закон, еле терпели. Теперь можно было расслабиться, вот и расслаблялись на полную катушку: с криками, драками, слезами… Ольга на время запоя Коли и Лиды (она их так и называла – мои Коля, да Лида) уходила к соседям. Там ночевала, ужинала, делала уроки, спала. Была такая соседка Танька, сама любительница лизнуть водочки, но пила аккуратно, раз в три месяца ровно неделю.
А остальное время она была трезва, как стекло. Танька никогда не повышала голос, но, благодаря немыслимой для женщины физической силе и могучему сложению, имела среди жильцов общаги непререкаемый авторитет. И нордический характер. Лида в сердцах, в пьяном запале называла Таню «каменной бабой». И была права: выражение широкого, плоского, как блин, Таниного лица было невозмутимым, ни одна жилочка не вздрагивала. Ну чисто, каменная, с ее неровной бугристой кожей и узкими, как щелки, глазами.
Она могла одним рывком схватить разбуянившуюся чету и бросить на кровать, отдав тихий приказ:
- Спать, б*яди, кому сказала.
И Коля, и Лида, подергавшись, подрыгав ногами от возмущения, безмятежно засыпали. И тут же засыпал весь этаж. И Оля – в первую очередь. Можно было жить, чего уж жаловаться.
Беда, коли она уж наметила свою жертву, так и не отстанет вовсе. Беда терпеливо караулила Колю и Лиду, поджидала своего часа. И дождалась.
У Лиды не было уже сил и терпения жить в поселке. Надеяться на северную пенсию она не хотела. Мечталось ей уехать отсюда куда-нибудь под Питер, купить домик, развести огород, устроиться на непритязательную работу и жить себе в покое. Да и доче можно поступить не куда-нибудь, а в Питерский университет. Замуж с пропиской выйти. Жить, как белый человек, в северной столице.
Таганрог Лида воспринимала, как большую деревню. О возвращении на родину даже слушать не хотела. Потому, как только Коля и Лида вступили в наследство, кровью и потом было выстрадано решение продавать всю Таганрогскую недвижимость и покупать жилье в Ленинградской области.
Спорить с ней было бесполезно. К августу собрались и уехали, оставив Ольгу на Татьяну. Коли Ольга у Тани – можно ни о чем не беспокоиться. Да и денег оставили на месяц. Все чин-чинарем. Ольга просилась с матерью и отцом, повидать милые места, в море искупаться, на могилы бабушек и деды сходить – нет и нет, хоть ты убейся. Мать, обычно на дочь агрессии не выливавшая, тут, как с цепи сорвалась, мол, не до купаний, мол, дела серьезные, деньги большие, сами от страха трясутся, не хватало еще Оли. Не дай Бог, что…
Ольга рыдала от обиды. Тщетно. Не взяли с собой. Уехали… и пропали.
Сначала думали – загуляли, пропили, прокутили все. Потом думали, что остались там, а ребенка бросили за ненадобностью. Но червячок тревоги грыз – пьяницы Колька с Лидкой, пропадушки, безголовые, но не до такой же степени! Что-то не так. Ой, не так. Подали на розыск.
А потом…
А потом…
Где-то под Ростовом их нашли. Тела были изувечены и кое-как закопаны. Денег при них не оказалось, хотя проверка показала – сделки с продажей были завершены. Не пили, не гуляли, сразу на вокзал с пересадками – сентябрь, мест нет, еле-еле билеты транзитные купили. Их кто-то выследил и жестоко убил.
На поминках горемычные бабы помалкивали. И только Таня уронила:
- А ведь специально нашу Лельку с собой не взяли. Как чувствовали свой конец.
Она тоже не выносила имени «Оля».
Потом была комиссия, сбор документов на оформление в детский дом. Тут уже никто не сдерживал слез. Детдом был расположен в Ленинградской области. Об этой области ведь так мечтала Лида… Танька металась фурией, отпускать от себя девку не хотела, боролась за нее, как раненая тигрица борется за своего детеныша. Опекунство ей оформить не разрешили – выяснилось, что у Тани – срок был. А таким детей не отдают…
Нет, не так все-таки страшен черт, как его малюют. Детский дом тоже не был таким «типичным» домом, где злые воспитатели и вороватый директор издеваются над несчастными детишками. Нормально там было. И кормили на убой. И одевали отлично. И всякие подарки, и на экскурсии возили, и в бассейн, и в зоопарк – в общем, живи и радуйся. Правда, ребята не особо радовались, тосковали по непутевым своим родителям. В основном – непутевым.
С Ольгой работал психолог. Она долгое время кричала во сне – ей мерещились умершие, изуродованные Коля и Лида. Бабушки и дедушка никогда ее не мучили. А эти – наоборот, следом бродили, и смотрели на Ольгу умоляющими черными глазницами. Хорошо, тетка-психолог грамотная попалась, не дала девочке сойти с ума, вытащила ее из кошмаров. Так в Ольгиной копилке друзей появился еще один хороший человек.
Этот хороший человек (тоже, кстати, Татьяна) и направил Ольгу, наладил, навострил на мечту о высшем образовании.
- В тебе есть дар слова! У тебя тонкое, богатое воображение! Ты пишешь замечательные сочинения. Пиши, читай, не давай мозгам закисать! Ты сможешь стать педагогом. Или журналистом! Или писателем!
И Оля не давала киснуть мозгам. Закопалась в книгах, стала пробовать перо. И у нее это здорово получалось, право слово! Правда, поступить на бюджетное отделение филологического факультета университета журналистики так и не получилось. Недобрала баллы. Но не расстроилась, поступила в обычный педагогический колледж в Горбунках. Миленький такой поселок. В нем удалось получить квартиру – государство обеспечило сироту жильем.
Получила образование и задумалась – что дальше? А дальше – все размыто было. И что-то не очень хотелось быть педагогом, журналистом и писателем. Хотя Оля честно учила ребятишек, и ее даже на конкурс «Учитель года» выдвигали…
Но в последнее время подводило здоровье. Ольга теряла в весе, у нее кружилась голова, и совсем не было аппетита. Доходило до того, что она, занимаясь с детишками, наивными, шумными кнопками, чувствовала – еще немного, и она упадет, упадет навзничь, испугает детей до смерти… Только не это. Детям и без нее, припадошной, тщедушной училки, хватает ужасов в ужасной, противной жизни. Здесь, среди болот, только сфинксам и жить – они привыкли, даже не скучают по африканскому небу. Им все равно, каменным. Их ничто не возьмет.
Душа тянулась к Азовскому морю. Все-таки, как ни хорошо ей было здесь, корни звали на Родину. Да, именно с большой буква – Родина. Там была Ольгина жизнь – север не принимал ее. Не складывалось что-то с севером. Ни жизнь, ни работа, ни любовь, ни семья – не получались.
Пока еще не мучили приступы, иногда случались романы, скоротечные, пустые, холодные. Ольга не была яркой птицей, в глаза не бросалась ярким оперением и зажигательной харизмой. Серая, болезненная (климат не подходил), тихая мышь. Ну что ей тут? Школа? Музей краеведческий? Редакция местной газеты? Мышкам очень подходят такие профессии. Мышки рады маленькой уютной норке и электрическому чайнику в тесной подсобке, где чай в баночке и сушки. И все?
А хотелось большой семьи. Двоих, троих, пятерых деток. Доброго мужа, спокойного, как она сама. Хотелось ворчать над казанком и учить дочек готовить фаршированного сазана. Хотелось жить, смотреть на море, пусть мелкое, пусть с каменистым, совсем не фешенебельным пляжем, ну и что? А где здесь найти семью – все спешат, торопятся, дергаются. Все одиноки и раздражены. Всем хочется спать по утрам и совершенно не спиться белыми ночами. Все с ног на голову перевернуто, и сфинксы ухмыляются вслед:
- Мышь, мышь, мышшшшшь… Какого тебе мужа, задохлик? Каких тебе детей? Ты умрешшшшшь от чахотки, сгинешшшшшь тут, завянешшшшшь от здешшшнего воздуха. Убегай, уезжай, испарись, это не твой город. И не твоя мечта…
В общем, Ольга довела класс до окончания весенней четверти, написала заявление об уходе, собрала вещички и уехала в свой Таганрог. К могилам бабушек и дедушки. К могилам родителей. К храму, где можно было помолиться за души убиенных родителей и за упокой несчастной Тани, которую, такую несгибаемую и могучую, согнул подлый рак, высушил, вымотал и уничтожил. А ведь она все время была рядом, она добилась того, чтобы родителей по-человечески похоронили на Родине. Чтобы было, куда прийти потом, позже, по возращению домой. Она ЗНАЛА, что когда-нибудь Оля вернется домой. К морю, к парку Горького, к памятнику Чехову, к персикам, к милым улочкам и к родным могилам.
Оля так и делала. Сейчас она наберется сил, подлечится, а потом продаст квартиру в Горбунках и купит здесь какую-нибудь конурку. Или обменяется с кем-нибудь. Так ведь часто делают люди. Почему бы и ей не сделать именно так же?
Анна Лебедева