(Книги. «ХиЖ» 2005 №12)
27 марта родился Лев Александрович Зильбер (1894–1966). По этому поводу повторяем статью Е.В. Раменского об этом выдающемся медике и биологе.
«Левушка — гусар», — говорил о нем гимназический друг, известный писатель Юрий Николаевич Тынянов. Звучит неожиданно. Ведь это сказано об одном из достойнейших творцов нашей биологии и медицины. Внук и сын военных музыкантов, Лев Александрович Зильбер действительно любил верховую езду и оружие. Высокий, веселый, красивый человек, который очень нравился женщинам. Природный оптимизм, лихость, напор, энергия, с которой он неутомимо вламывался в жизнь, — такие черты любимого старшего брата видел и помнил Вениамин Каверин, таким его видели и другие современники. «Общее впечатление блеска, которым сопровождалось все, что он говорил и делал, прекрасно соединялось с желанием, чтобы этот блеск был оценен или по меньшей мере замечен».
Льва Александровича Зильбера следует отнести к героям науки. Всех событий его жизни: героических, трагических, ярких, — кажется, не в состоянии вместить даже посвященный ему увесистый том. Его написали сын ученого, академик Лев Львович Киселев, вместе с биологом и историком Еленой Соломоновной Левиной. Книга «Лев Александрович Зильбер (1894–1966). Жизнь в науке» выпущена издательством «Наука» в серии «Научно-биографическая литература» в 2004 году.
Что формирует личность — гены, среда? И то и другое, как площадь прямоугольника создают длина с высотой. Школа великого Н.К. Кольцова обследовала талантливые семьи. Выяснили, что с генами выдающихся способностей надо родиться, но этого мало. Таланту нужно развиться и осуществиться. Потери на этом пути огромны, и задача воспитания — подметить и раскрыть у детей задатки одаренности.
Зильберы-Дессоны были талантливой семьей. Потомственный музыкант Абель Зильбер — воспитанник музыкальной команды лейб-гвардии Преображенского полка и консерваторский капельмейстер. Свою жизнь он отдал музыке и армии, дирижировал, играл сам, даже успешно преподавал в Псковской (православной) духовной семинарии. Зильбера награждали неравнодушный к музыке Александр III за сольную игру и Николай II — за безупречную службу. Отставки из Красной Армии за «старорежимные привычки» он не перенес.
У Анны Дессон, по семейному преданию, были французские предки, бежавшие когда-то в Россию от революционного террора. Дочь инженера-мостовика, консерваторская пианистка, она была образованной и предприимчивой женщиной с тонким вкусом. Мать шестерых детей пользовалась в семье непререкаемым авторитетом. Если отцу дети говорили «ты», то к матери обращались на «вы». Замечено, что у талантливых людей бывают незаурядные матери. У Анны Григорьевны блестяще состоялись старший и младший сыновья, так непохожие друг на друга.
Вспомним XIX век. Для России это время стремительного роста просвещения и науки. Империя вышла в ряд великих университетских держав. А теперь представим себе Псков на перевале веков. В имперской провинции этой, по большевистскому определению, «тюрьмы народов», в казенной Псковской губернской гимназии, учились трое друзей: обрусевший еврей, латыш и русский. Сын военного музыканта, сын «крепкого» крестьянина и сын врача. Все трое станут медалистами: Лев Зильбер, Август Летавет, Юрий Тынянов. (Золотым — только латыш.)
Л.А. вспоминал в конце жизни: «Много «проклятых» вопросов волновало нас в юности: о смысле жизни, о Боге, о правде, о социальной несправедливости, о путях революции, о выборе профессии и др. Это было время между революциями 1905 и 1917 годов, время шатания русской интеллигенции». Сочувствовали революции. В гимназии и позже Лев дружил и с Борисом Михайловым, пошедшим за большевиками. Тот читал Маркса, Плеханова, Спенсера. А Лев увлекался Дарвином, Геккелем, Мечниковым. Борис станет крупным работником Коминтерна и сгинет в большом терроре 30-х годов. В выпускном классе трое друзей выберут девиз: «Счастье в жизни, а жизнь в работе». Они будут близки до конца дней. Лев и Август станут именитыми медиками, а Август еще и известным советским альпинистом. Юрий, ученый-филолог, успеет написать знаменитые исторические романы и рано уйдет из жизни. А Льва ждут три ареста и мировая известность.
Окончена гимназия. Что выбрать? Отец видел старшего сына музыкантом. Несмотря на абсолютный слух и успехи в игре на скрипке, Лев отказался от этого поприща, вплоть до ссоры с отцом. Латынь и немецкий не дали получить золотую медаль, но в русском он был златоустом, да еще и отличался незаурядным логическим мышлением. Видя все это, мать хотела для него карьеры адвоката. А Льва интересовала биология, и в 1912 году он уже учился на естественном отделении физико-математического факультета Петербургского университета.
Биологию преподавали известные ученые Н.Е. Введенский, А.С. Догель, И.М. Шимкевич. Первая попытка приступить к научной работе состоялась в лаборатории гистолога Догеля. «Жизнь в Петербурге была очень содержательной и интересной. Поразительно, что на все хватало времени. И учились мы (псковичи) хорошо, и много занимались студенческой общественной работой». (При этом не пропускали участия в студенческих волнениях.) «Всю последующую жизнь, кроме лет, проведенных в тюрьме и лагере, я страдал от недостатка времени. Только постоянно не хватало денег на самое необходимое». Тогда закладывали золотую медаль Летавета. Льву даже приходилось играть в рулетку и быть нянькой при душевнобольном.
После трех лет учебы в Петербурге, сдав за четыре курса, Л.А. перевелся на медицинский факультет Московского университета. Там в 1917 году он выдержал государственные экзамены за полный курс как биолог, а в 1918-м окончил еще и бактериологические курсы. Удивительна жажда знаний в эти труднейшие голодные годы! Получив диплом врача в 1919 году, Л.А. назначен санитарным врачом в Звенигород. А в июне 1919 года он уже доброволец на Южном фронте (не в Добровольческой — белой, а в Красной армии). Начав врачом, дослужился в 1921 году до начсанчасти дивизии. На его счету борьба с тифом, удачный выход из плена у белых вместе с персоналом, участие в 18 боях и репутация «преданного и самоотверженного работника».
Гражданская война окончена, и Л.А. добивается перевода в Ростов-на-Дону на менее «хлебную» должность и, наконец, в лабораторию — медсанчасти фронта. Здесь он начинает научную работу с попытки создать вакцину против сыпного тифа. «Вакцина», полученная прогревом сыворотки больных, действительно помогала. Зильбер с воодушевлением докладывает работу на комиссии санчасти фронта и слышит суровую критику известного микробиолога и иммунолога Владимира Александровича Барыкина, главы кафедры микробиологии Ростовского университета. Именно с ним молодому врачу хотелось бы работать. Л.А. вспоминал: «Подкожное введение любого белка вызывает некоторое повышение защитных сил организма, и именно это и наблюдалось, в лучшем случае, в наших опытах». Но Барыкину понравился горячий молодой военврач, он приглашает его к себе. Сообщение о возможности лечения сыпнотифозных больных с помощью аутосеротерапии станет первой печатной работой Л.А. Зильбера. К Барыкину он попал лишь через полтора года. На эти месяцы пришлись тяжелейший сыпняк, сваливший Л.А., его демобилизация и затем успешное обуздание надвигавшейся с Юга холеры. Научная судьба Зильбера ив дальнейшем будет связана с особо опасными инфекциями.
В конце 1921 года Лев Александрович вернулся в Москву и стал сотрудником Микробиологического института, который входил в сеть Государственного института народного здравоохранения (ГИНЗ). Это было замечательным начинанием наркома здравоохранения Н.А. Семашко. Под влиянием Н.К. Кольцова он сумел сохранить, «протащив через революцию», несколько научных учреждений, созданных еще до 1917 года на деньги купечества. Директором института назначили Барыкина.
1921–1929 годы оказались очень важны для становления Зильбера-ученого. Директор собрал сильную команду. В институте трудились видные микробиологи: друг студенческих лет А.А. Захаров, П.Ф. Здродовский и другие. Барыкин держался неспецифической, физико-химической теории в иммунологии. Сотрудники изощрялись в тонкостях постановки опытов, изучая, например, свойства коллоидов металлов как возможных иммуногенов. Л.А. возглавил иммунологический отдел. Он приобрел опыт, эрудицию, мастерство в эксперименте и имя в науке.
Болезнь российского общественного сознания — наша склонность умалять свои достижения и способности, ложная вера, что все «самое-самое» приходит из-за границы. В 1923 году 29-летний Лев Зильбер сделал крупное открытие. Это, как показало развитие науки, — один из краеугольных камней новой биологии XX века наряду с матричной гипотезой Н.К. Кольцова, предвиденным и осуществленным Кольцовым и его сотрудниками радиационным и химическим мутагенезом, близкими по теме работами школы микробиолога Г.А. Надсона. Лев Александрович открыл трансформацию бактерий — горизонтальный перенос наследственных признаков от одного вида бактерий к другому. Ему удалось превратить Proteus vulgaris (при контакте с возбудителями сыпного тифа) в новый вид — Proteus X. Штамм Зильбера подтвердил свою подлинность сотнями пересевов в течение 18 лет. Его утратили во время войны, после ареста автора. Данные Зильбера подтвердили другие исследователи за рубежом и в СССР. Однако спустя пять лет после первой статьи Л.А., через год после второй публикации (на немецком языке) и его доклада на Международном конгрессе микробиологов в Вене, появилась работа Ф. Гриффита, посвященная той же проблеме. У английского ученого трансформировался пневмококк, а меняющимся признаком была не антигенная структура клеток, а их слизистая капсула.
В 1944 году Эвери, Мак-Леод и МакКарти, опираясь на данные Гриффита, показали, что такие превращения можно вызвать с помощью ДНК одного из пневмококков. Была выявлена роль ДНК в передаче наследственных свойств организма, а их авторы стали нобелевскими лауреатами. Поразительно, что не только зарубежные, но и наши источники хранят молчание по поводу приоритета Зильбера.
Кроме работы в лаборатории Лев Александрович постоянно бывал «в поле» как эпидемиолог. В ноябре 1929 года нарком Н.А. Семашко командировал Л.А. в Дзержинск на подавление вспышки брюшного тифа. Зильбер действовал решительно. Он потребовал предоставить ему закрытые карты городского водопровода и канализации и сопоставил их с данными по заболеваемости. У него возникла догадка — при недавнем ремонте трубопроводов канализацию соединили с водоснабжением. Местные власти получили приказ копать и были вынуждены его исполнить. Все оказалось так, как предполагал московский ученый. Со вспышкой заболевания было покончено. А через несколько месяцев нашего героя ждала битва пострашней — чума, бич средневековья, косивший целые провинции.
В 1930 году Л.А. Зильбера по рекомендации знаменитого Н.Ф. Гамалеи пригласили в Баку возглавить республиканский Институт микробиологии и кафедру в мединституте. Л.А. писал: «Идей было много, а возможностей мало... Разладились и хорошие дружеские отношения с В.А. Барыкиным. Его теория иммунитета получала чувствительные удары со всех сторон. В моих экспериментах, которые вначале подтверждали ее, появлялось все больше опровергающих ее данных. Но В.А. не соглашался с ними, и они не печатались».
Лев Александрович, по сути, был вне научных школ. Обычно бывает по-другому: нобелевские лауреаты — это ученики нобелевских лауреатов. Его школой было отечественное и мировое естествознание, а заочными учителями — Пастер, Мечников, Ивановский. С Дмитрием Иосифовичем Ивановским, открывшим вирусы в 1892 году, их связал общий сотрудник Е.И. Туревич, работавший у Зильбера в 30-е годы.
Приняли Л.А. в республике хорошо. И вот январской ночью 1931 года в просторной квартире кандидата в республиканский ЦИК (Верховный Совет) профессора Зильбера раздался звонок. Нарком здравоохранения просил тайно и срочно выехать в Нагорный Карабах. Подозревалась чума! Ранним утром группа отправилась в Гадрут. Условия работы были тяжелыми: ледяные дожди, горное бездорожье, секретность, близость границы, незнание русского населением, языческие предрассудки. Малейшая ошибка означала смерть. Погибли два местных врача. Зильбер тоже побывал в чумном карантине, к счастью, с другой инфекцией. Среди прибывших с ним потерь не было. Местные власти ошибочно считали, что у них природных очагов чумы нет, а болезнь занесли диверсанты. Но профессионалы «чумологи» приняли стратегию Зильбера. После рекордно быстрой расправы с чумой ученого представили к ордену и... арестовали.
Освобождение пришло из Москвы через три месяца. Возможно, его добился Каверин с помощью ценившего его М. Горького. Каверин, Тынянов и видный микробиолог, автор советского пенициллина, стрептомицина и интерферона, лауреат Сталинской премии, прообраз каверинской героини в романе «Открытая книга», — Зинаида Виссарионовна Ермольева будут самоотверженно и успешно биться за освобождение Л.А. при каждом его аресте.
В Москве Зильбера ждали новые назначения. В 1932 году его направляют руководить ликвидацией оспы в Казахстане. Оспа — вирусное заболевание, и интересы Льва Александровича перемещаются в эту область. Он добивается создания в СССР вирусного центра. В декабре 1935 года Зильбер провел подготовленное им Первое всесоюзное вирусное совещание, где была широко представлена роль вирусов в биологии, медицине и сельском хозяйстве. Вирусологические центры возникли и в Наркомздраве, и в недавно созданном Институте микробиологии АН СССР. Зильбер стал центром притяжения для молодых исследователей. Начались поиски своего направления. Многое решила ставшая легендой Дальневосточная экспедиция 1937 года, о которой позднее будет снят фильм Д. Храбровицкого. Была поставлена задача: изучить таинственный весенний энцефалит. Он давал высокую смертность и параличи, мешал хозяйственному освоению края и подрывал обороноспособность страны. Зильбер тщательно и быстро подготовил экспедицию, настояв на том, что он лично будет подбирать участников. Всего за сезон был найден возбудитель — новый вирус, и установлен его переносчик — таежный клещ. Как и в Карабахе, было доказано, что болезнь — местного происхождения, а диверсанты (с якобы японским энцефалитом, переносимым комарами) здесь ни при чем.
Победители получили Сталинскую премию, а их руководителя как «врага народа» арестовали. В эти годы «снаряды» падали особенно плотно. Революция пожирала своих детей. Поощрялись пытки. Левая рука губила созданное с большим трудом правой. Микробиология несла невосполнимые потери. Были арестованы и погибли главный консультант-эпидемиолог Красной армии В.А. Барыкин, завотделом микробиологии Всесоюзного института экспериментальной медицины О.О. Гартох, главный санитарный инспектор СССР А.А. Захаров, директор Института микробиологии Г.А. Надсон, заведующий кафедрой микробиологии МГУ Е.Е. Успенский и многие другие. Несмотря на сломанные ребра, Лев Зильбер признательных показаний не дал. Мне известен еще только один такой пример — будущий генерал армии А.В. Горбатов. В 1939 году Л.А. освободили.
…Жизнь не была заполнена одной лишь работой на свободе и в заключении. Добродушная и веселая девушка Валерия Киселева оставила искусствоведение и перешла работать в Мечниковский институт. В 1935 году Лев Александрович стал семьянином, а в следующем появился сын Лев. История их семьи — это ожившая «теория невероятностей»…
Палачей-наркомов, ведающих безопасностью, расстреливали, а аресты продолжались. Нечастый случай тех лет — за Захарова и Зильбера коллеги вступались, пренебрегая опасностью. При последнем аресте, в 1940 году, Л.А. обнял сына и оттолкнул от себя. Позднее Валерия Петровна признается уже взрослым детям: арест — самое страшное. Она переживет два ареста мужа и угон в Германию в 1941 году вместе с детьми и сестрой Анастасией. Феде был год, и отец его не видел. Детей и сестер в плену спас великолепный немецкий язык «фрау Валерии», известный ей с детства.
А Льву Александровичу в лагере на Печоре помогли выжить здоровье, оптимизм, профессии врача и биолога. Но до последнего этапа он едва дошел, чуть не замерз вместе с конвоиром. Придя в себя, Л.А. начал менять жизнь больницы, разработал способ выращивания дрожжей на полисахаридах оленьего мха. Он старался поддержать не только больных, но и отторгнутых страной врачей, сумел провести небывалый съезд врачей-зэков за Полярным кругом. Затем власти перевели его в московскую химическую «шарашку».
Здесь Зильбера посещает одна из блестящих, «безумных» (по Нильсу Бору) идей — о вирусно-генетической природе рака. Новую страницу научной жизни он начал, не зная, уцелеет ли. Как и другие выжившие зэки-ученые, например академики А. Баландин, С. Королев, И. Обреимов, астроном Н. Козырев, он спешил передать открытое. В заключении Л.А. получил нужное оборудование, литературу и первые результаты. При свидании он тайно передал свою статью о раке и вирусах, предупредив: «Рукопись нужно печатать независимо от моей участи». Революционные представления о происхождении рака были изложены предельно кратко, но впоследствии они породят бесчисленные новые работы. Это была новая биология второй половины XX века, и вообразить без нее современную онкологию невозможно. Странная теория противоречила всему известному о раке. Разобрав записи, даже З.В. Ермольева не смогла понять и оценить их.
Под последним письмом о невиновности Зильбера первым стояло имя главного хирурга Красной армии Н.Н. Бурденко. Оно пошло через голову Берии прямо Верховному главнокомандующему. Бурденко хорошо знал и ценил Ермольеву. Советский пенициллин спас множество раненых, погибавших от послеоперационных осложнений (союзники не спешили делиться с нами своими технологиями), поэтому с ней считались. В тот же день, 21 марта 1944 года, Лев Александрович был на свободе. Но что с семьей, исчезнувшей в ноябре 1941-го?
Летом 1945 года Зильбер получает сведения, что родные живы. Он добивается мандата с визой Сталина и на военном самолете вылетает в Германию. И вот — чудо встречи с семьей в пересыльном лагере в Бреслау. У тех позади тяжкий труд на заводе в Хемнице, счастливые спасения при бомбежках и под дулами автоматов. А впереди, 30 июля 1945 года, очередное рождение семьи, всех пятерых. Им повезло: не удалось вылететь на первом же самолете — а тот разбился, попав в грозу. И вот они дома, в Москве, на Щукинской, напротив Серебряного Бора.
После пережитых потрясений, в тревожные по-прежнему годы, домашний круг и друзья хранили и исцеляли. Друг друга называли домашними именами: Левушка, Юша, Веня, Валеся, Федун. В доме любили гостей. Хозяин собирал живопись, умел слесарить, водить машину, петь и сочинять стихи. Не отставали и друзья. Обычными были шутки, пародии, мишенью которых бывал и хозяин. Женщины угощали вкусными обедами. На Щукинскую и сегодня приезжают в гости правнуки Льва Александровича.
Возвращение к прежней жизни вызвало у Л.А. огромный прилив сил. Он не походил на запуганного, по-прежнему был резок в дискуссиях. Зильбера сразу избрали академиком медицины, и вскоре он получил Сталинскую премию за книгу об энцефалитах. Его путь в 1944–1953 годах сегодня видится так: через вирусологию и иммунологию — к онкологии. Свои школы ученый стал создавать еще до войны. Хорошо известны его ученики разных лет, академики и лауреаты: М.П. Чумаков, В.Д. Тимаков, Г.И. Абелев и другие. Всю жизнь работавший как экспериментатор, Лев Александрович успел написать девять книг. Из них у восьми — один автор. Зильбер — создатель первого отечественного учебника вирусологии. А огромный том «Основ иммунологии» был настольной книгой иммунологов на протяжении трех десятилетий! Знаменитый французский иммунолог Петр Николаевич Грабар был убежден, что одной лишь этой книгой Л.А. навсегда вписал свое имя в науку.
Главным делом была онковирусология. Мысль о вирусе — инициаторе перерождения клеток была для 40-х годов совершенно новой. Передавая клетке генетический материал, вирус изменяет ее, выводя из-под контроля системы. Ясно, что ученый отталкивался от своей работы 20-х годов по трансформации. Л.А. рассматривал вирус как способ изменения наследственных свойств клетки, но увидеть это мог только дерзкий теоретик, а доказать — лишь виртуоз-экспериментатор, мастер в иммунологии, способный выявить тонкие отличия опухолевых клеток от здоровых.
Зильбер умел заражать своей убежденностью. Чтобы получить признание дома и за рубежом, потребовался многолетний труд нескольких коллективов. Возможность международных публикаций снова появилась только в 1957 году. Вплоть до смерти Сталина приходилось жить, опасаясь ареста. Надо помнить: в биологии тех лет господствовал Т. Лысенко, которого поддерживали карательные органы государства. Не столь уж странно, скорее, закономерно, что в сталинские времена «принудительного патриотизма» и пустой трескотни о первенстве русских ученых Л.А. с горечью обнаружил, что жизнь его предтечи Д.И. Ивановского — почти загадка. И тогда Л.А. начал поиски в архивах, вернув отечеству и миру отца вирусологии.
Чтобы уцелеть как страна и народ, мы обязаны знать своих героев, ценить их, видеть блеск и глубину их трудов.
Кандидат химических наук
Е.В. Раменский
Читайте также интервью с сыном Л.А. Зильбера академиком Л.Л. Киселевым «Уроки Зильбера»
Купить номер или оформить подписку на «Химию и жизнь»: https://hij.ru/kiosk2024/
Благодарим за ваши «лайки», комментарии и подписку на наш канал
– Редакция «Химии и жизни»
