Хватит прикидываться больной! Ты просто не хочешь помогать с внуками! – крикнула невестка и с такой силой хлопнула дверью, что с полки в коридоре упала вазочка с засохшим лавром.
Людмила Петровна, опираясь на косяк, поморщилась от боли в колене. Грохот эхом прокатился по её сознанию, вызвав не только физическую боль, но и обиду. Когда-то она сама воспитывала сына, Мишу, без лишних жалоб, недоедала, но берегла для него всё самое лучшее. Теперь вот он вырос, женился, и невестка, Марина, требовала, чтобы свекровь сидела с двумя маленькими детьми. Казалось бы, обычная история, если бы не постоянные упрёки и явное раздражение в каждом слове.
Она не притворялась, это было бы нелепо. Боль в суставах начала мучить её несколько лет назад, и врачи говорили, что дело движется к артрозу. Нужно лечиться, беречься от перенапряжения, но невестка считала, что это всего лишь предлог. Вздор, мол. Просто не хочет Людмила Петровна помогать по-настоящему, всё ищет повод отсиживаться. И сейчас, глядя на кусочки разбитого фарфора, женщина думала, что мир вокруг неё раскалывается так же, как эта вазочка.
Не успела она совладать с собой, как из спальни вышел Михаил, вид у него был растерянный. Сын чуть сгорбился, словно хотел стать меньше и не попасть под горячую руку жены.
– Мам, ну ты не переживай, – пробормотал он, словно ребёнок, забывший дома ключи. – Марина вспыльчивая, сейчас успокоится.
– Да уж, успокоится… – Людмила Петровна посмотрела на него с грустной улыбкой. – Я понимаю, что вам тяжело с детьми, но ведь моя боль не надуманная. И врачи есть, и анализы. Она же не слушает.
Миша ковырнул разбитую вазочку носком ботинка.
– Она просто устала, – выдохнул он. – Младший всю ночь плакал, старшая дочь капризничала, потом ещё этот проект на работе. И Марине показалось, что ты нашла отговорку, чтобы не тащить детей на прививку сегодня…
– Да я бы и рада, – тихо ответила Людмила Петровна. – Но я утром встать не могла, колено прям заклинило. Как бы я их довела до поликлиники? На такси денег нет лишних, а пешком… Миша, пойми ты хоть.
Сын сжал губы, не зная, что сказать. Он выглядел настолько виноватым, что у матери в груди защемило. Все её упрёки в адрес невестки бессильны: Миша мечется между женой и матерью, боится ранить одну или другую.
– Мам, может, ты врачей сменишь? – неуверенно предложил он. – Может, тебе другое лечение порекомендуют. Или процедуры какие, лечебная физкультура…
– Уже всё пробовала, – махнула рукой она. – Другая поликлиника тоже самое скажет. Нужен покой, регулярные упражнения в рамках нормы, а не таскание двух сорванцов по жаре.
Сын больше не стал спорить. Глянул в окно, где теплился недолгий осенний закат, и вдруг вышел из квартиры, закрыв за собой дверь осторожно, чтобы не разбить чего-нибудь ещё. Людмила Петровна понимала, что он пошёл следом за Мариной, но разговоры их ей не слышны.
Она высыпала осколки фарфора на газетку, выкинула, вздохнула, опустилась на диван. Боль чуть отпустила, но оставила после себя тугой комок страха: что если невестка так и будет считать её симулянткой, не давая покоя ни ей, ни Мише?
К вечеру все разошлись по своим комнатам, и в квартире воцарилась тишина. Когда-то эта трёхкомнатная квартира принадлежала Людмиле Петровне и её покойному мужу. В последние годы они стали думать о переезде в дачный домик, ближе к природе, но всё как-то не срослось, а потом мужа не стало. А ведь раньше этот дом был оплотом уюта, здесь всегда было тепло, пахло свежей выпечкой, а теперь коридоры будто вымерли. Миша с женой живут рядом, но будто в другом мире.
Людмила Петровна постояла возле комнаты, где спали дети, послушала приглушённые звуки из-за двери. Старшей, Ксюше, уже три года, младшему – всего полгода. Заодно услышала шорохи за стеной, туда втиснулись голоса Марины и Миши, спорили о чём-то негромко.
Она вышла на кухню, включила свет. На столе стоят брошенные кружки, недоеденный суп в кастрюле, пакет печенья. Давно ли она варила борщи, стряпала пироги, угощала Мишу и его друзей? Теперь с коленями тяжко, да и желания уже нет. Она налила себе немного чая, но залпом выпить не смогла – в душе всё царапало.
На улицу выползла темнота, а вместе с ней вернулись и тоскливые мысли.
Утро не принесло облегчения. Первым на кухне появился Миша, тихо шаркая тапочками, потом выскочила со старшей дочкой Марина. Младшего оставили в кроватке. Ксюша подбежала к бабушке, обняла за ногу.
– Баба, а пойдём гулять, – попросила она, смотря снизу вверх.
– Кисонька моя, – Людмила Петровна погладила внучку по макушке, – я бы с радостью, только надо хоть немного подождать, пока моё колено пройдёт.
Ксюша захныкала:
– А мама сказала, ты дуришь.
Неловкое молчание повисло в воздухе. Марина недовольно цыкнула на дочь:
– Ксюша, ты чего болтаешь? Никто такого не говорил.
– Говорила, – упрямо возразила девочка и спряталась за бабушкино платье.
Марина прикрыла глаза, словно стараясь не сорваться.
– Ладно, раз вы не собираетесь гулять, я сама свожу Ксюшу на улицу, – проговорила она, быстро засовывая в сумку детские игрушки. – Только не жалуйся потом, что тебя не посвящают в семейные дела.
Людмила Петровна и не думала жаловаться. Она вздохнула и проводила взглядом невестку с внучкой, которые вышли из квартиры в приподнятом, но напряжённом настроении. Сын после короткого взгляда на мать лишь развёл руками и поспешил за женой. Остался дома плачущий младенец, а вместе с ним вернулись мысли, что всё идёт наперекосяк.
Повернувшись, Людмила Петровна пошла к кроватке. Малыш плакал натужно, очевидно, после кормления. Она аккуратно взяла его на руки и стала укачивать, при этом почувствовала слабую простреливающую боль в пояснице. Но разве она может сейчас бросить ребёнка?
– Ну, тише, тише, – приговаривала она, – всё хорошо, котёнок. Сейчас мы успокоимся.
Слёзы капали у неё на щеки. Малыш всё-таки затих, прислонился к тёплому плечу.
– А говорят, я к вам равнодушна, – прошептала она, чувствуя, как наполняется сердце болью и нежностью одновременно.
К обеду Марина с Ксюшей вернулись. Девочка весело болтала о песочнице и горке, а мать уставилась на свекровь с выражением укоризны.
– Почему ты даже суп нормальный сварить не можешь? – спросила она с вызовом, увидев, что Людмила Петровна просто разогревает вчерашний борщ. – Тебе трудно порезать свежие овощи, или что?
Мать Миши опустила глаза:
– Я не могу долго стоять. Сегодня с утра ещё малыша успокаивала на руках.
– Понимаю, стоять не можешь, руки, наверное, тоже не можешь поднять, – резко заметила Марина. – Как только речь заходит о детях, ты немедленно чувствуешь себя плохо.
– Это не так, – тихо возразила Людмила Петровна. – Я стараюсь, как могу.
– Да я вижу, как ты стараешься, – невестка фыркнула, прошла к холодильнику. – Ладно, не трогай, я сама всё сделаю. Не хочу потом слушать, что тебя придавило в момент помешивания супа.
Слова жгли больнее, чем могла думать сама Марина. Людмила Петровна наклонила голову, стараясь не выдать, как ей обидно. Разве она виновата, что болезнь пришла именно сейчас, когда вроде бы нужно помогать, быть сильной?
В комнату вошёл Миша и застал напряжённую сцену: жена с пылающими глазами, мать с опущенной головой. Он сразу понял, что снова всё пошло по кругу.
– Девочки, может, без скандала? – тихо попросил он. – Лишь бы тишина была, умоляю.
Марина театрально вздохнула:
– Да какая тишина, когда твоя мать всё время болеет? Будь это правда, я бы сочувствовала, но её болезнь слишком удобна.
– Марина, прошу тебя, – сказал Миша с укором. – Хватит.
Людмила Петровна встала, чтобы выйти из кухни. Ей не хотелось раздражать невестку своим присутствием. Но когда она уже была на пороге, поскользнулась на пролитой воде и едва устояла на ногах, схватившись за стол. Боль в колене отозвалась яркой вспышкой.
– О, смотри, она и вправду качается, – продолжила Марина с неуместной насмешкой. – Вдруг это не спектакль.
Миша быстро подскочил к матери, чтобы поддержать её, но Марина отстранила его рукой.
– Пусть сама идёт, – бросила она. – Наверное, не так сильно и болит, если силы спорить находятся.
Миша на мгновение опешил, потом последовал за Людмилой Петровной, догнал в коридоре.
– Мам, прости, – произнёс он, помогая ей добраться до дивана. – Я ничего уже не понимаю, но прошу тебя, не делай резких движений. Я и сам не знаю, что с Мариной творится, она злая и подозрительная.
Людмила Петровна прикрыла глаза, откинулась на подушку.
– Она просто устала, – ответила она, стирая слёзы. – Но и я устала тоже…
Вечером, когда дети уснули, а Миша пошёл выбрасывать мусор, в комнате остались только две женщины. Марина сидела на диване, глядя в окно. Людмила Петровна вышла из своей комнаты и решила, что пора попытаться поговорить без криков.
– Марина, – начала она негромко, – давай обсудим всё как взрослые. Я хочу понимать, почему ты мне не веришь.
Невестка посмотрела на свекровь в упор:
– А что тут обсуждать? Я вижу, как ты притворяешься слабой, когда нужно сидеть с детьми или заниматься хозяйством. Зато как только дело доходит до похода в магазин за чем-нибудь вкусненьким, ты прекрасно можешь ходить.
– Да я в магазин максимум до ближайшего киоска! – не выдержала Людмила Петровна. – Если бы ты видела, как я потом страдаю после пятнадцати минут на ногах!
– Страдаешь, да? – Марина покачала головой. – Всё у тебя страдания… А я не страдаю, что ли? Мне работать надо, детям шмотки покупать, по ночам не сплю, утром вставать. А тут ещё свекровь-«больная», которой ничего поручить нельзя.
– Я понимаю, как тебе тяжело, – сказала та как можно мягче. – Но давай не спорить, а искать выход. Может, попросим твою мать приехать на время? У неё поменьше проблем со здоровьем, она могла бы помочь.
Марина вздрогнула, прищурилась:
– Моя мать не может приехать, она в другом городе ухаживает за больным дедушкой. И вообще, ты хочешь, чтобы все знали, какая свекровь у меня беспомощная? Друзья меня уже спрашивают: «Почему ты её к врачу не отведёшь, если она так страдает?» А я что скажу?
Людмила Петровна выдохнула:
– Я ходила к врачам, у меня есть заключение. Если хочешь, могу показать. Можешь сама сходить со мной на приём, если не доверяешь.
Невестка фыркнула:
– Да видел я эти бумажки. Разве мало сейчас липовых справок? Что мешает человеку договориться с кем-нибудь?
От таких слов у Людмилы Петровны потемнело в глазах. Неужели Марина всерьёз считает её способной на подлог? Она отвела взгляд, проглотила обиду и медленно проговорила:
– Ты слишком во мне разочаровалась. Я не знаю, за что мне всё это. Я, между прочим, рада, что у меня есть внуки, люблю их. Но если я упаду на улице вместе с ними, кому от этого будет лучше?
– Может, не надо падать, – язвительно отозвалась Марина. – Ладно, мне некогда препираться. Я пойду спать, надеюсь, завтра хотя бы мусор поможешь вынести. Это вроде бы не так сложно, если ты сможешь дойти до контейнера.
Невестка встала и вышла из комнаты, а Людмила Петровна осталась стоять, словно громом поражённая. Хотелось крикнуть, что она и мусор бы вынесла, и детей бы поводила, и на работу бы пошла, если бы тело слушалось так, как в молодости. Но слова застряли в горле, и лишь слёзы сдавили горло, грозя обрушиться в любой момент.
Наутро Людмила Петровна всё же решила вынести мусор, чтобы не давать новых поводов упрекать её в бездеятельности. Осторожно надела кроссовки, вышла в подъезд, где сквозняк сразу ударил в спину. Спустилась по лестнице, чувствуя, как каждая ступень отзывается болью в колене.
Возле контейнеров встретила тётю Тамару, соседку, которая давно жила этажом ниже. Та бросила взгляд на мешок в руках Людмилы Петровны и сочувственно вздохнула:
– Люсь, а чё это ты с мусором? У меня ж золовка тоже с артрозом мучилась, ей врач прописал покой. Кто тебя заставил?
Людмила Петровна горько усмехнулась:
– Да никто не заставлял. Я сама решила показать, что не боюсь работы.
Тётя Тамара прищурилась, понятно всё. Во всём доме ходили слухи, что свекровь с невесткой не могут поделить детей и обязанности.
– Ладно, держись, – сказала она на прощание. – Если что, ты заходи, чаем напою.
Людмила Петровна поблагодарила и потихоньку пошла обратно. Поднимаясь по лестнице, услышала шум в своей квартире. Малыш заревел, а за ним последовал резкий голос Марины:
– Да что ж за день! Где эта свекровь бродит? Хоть бы посидела сейчас, а я бы успела принять душ.
Как только Людмила Петровна отворила дверь, дочка Ксюша подскочила к ней, схватила за руку:
– Баба, ты куда ходила? А мама руглась.
– Я ненадолго, – улыбнулась бабушка. – Пойдём к братику, поможем ему успокоиться.
Но Марина уже стояла в коридоре с малышом на руках, волосы растрёпаны, взгляд усталый и злой.
– Ты куда пропала? – набросилась она. – Я тут под дождём не собиралась в ванну бежать, а ты гуляешь.
– Мусор вынесла, – ответила Людмила Петровна. – А потом соседи поймали, расспрашивали о здоровье.
– Ой, про здоровье, конечно, – Марина закатила глаза. – Сплетницы вечно лезут в чужие дела. Ладно, держи ребёнка, мне хоть 15 минут тишины надо.
Она почти бросила малыша на руки свекрови и пошла в ванную. Людмила Петровна осталась с плачущим мальчонкой, пытаясь укачать его, перенести в комнату.
Пока шла, колено как будто завязало в ржавых цепях. Но она терпела, бормотала убаюкивающие слова, надеялась, что малыш перестанет рыдать. Ксюша бегала вокруг, спрашивая то про куклу, то про мультики. Через некоторое время ребёнок успокоился, прижался к бабушкиной груди.
– Вот видишь, не так всё страшно, – прозвучал голос Марины со спины. Оказалось, она уже вышла из ванной, почти просияла от облегчения. – Сможешь же держать его на руках, если надо.
Людмила Петровна промолчала. Она понимала, что любые оправдания превращаются в пустой звук.
Неделю спустя из-за постоянных нагрузок колено разболелось ещё сильнее, а от частого ношения малыша стала ныть поясница. Людмила Петровна вызвала врача на дом. Терапевт пожилая, всё объяснила, сказала, что нужно пройти курс физиотерапии, возможно, уколы. Пока писала рекомендации, в комнату заглянула Марина.
– Здравствуйте, – пробормотала она, вид у неё был отчуждённый. – Ну что с ней, доктор?
Женщина-врач нахмурилась, но ответила спокойно:
– У вашей свекрови явные признаки хронического артроза, плюс, похоже, нервное перенапряжение. Нужен покой, уход. Если будет чрезмерно нагружать колени, может потребоваться операция.
– Да? – Марина еле заметно прищурилась. – А можно мне взглянуть на бумаги, которые вы выпишете?
– Конечно, – кивнула доктор, укладывая на стол бланки. – Можете зайти со свекровью ко мне после, возьмёте направление, оформим всё официально.
– Спасибо, – невестка развернулась и вышла.
Врач закончила осмотр, вздохнула:
– Вы же понимаете, Людмила Петровна, что болячка ваша серьёзная. Если будете продолжать так напрягаться, быстро загоните себя на больничную койку.
Людмила Петровна печально улыбнулась:
– Понимаю, но что делать. Молодым ведь помочь надо, а они не верят, что мне тяжело.
– Постарайтесь хотя бы поменьше таскать внучат, – посоветовала та. – И приложите все силы, чтобы родственники осознали вашу проблему.
Когда врач ушла, Марина снова появилась в комнате, села на стул напротив свекрови.
– Ну и что? – спросила она, уставившись на её лицо. – Как теперь? Опять будете жаловаться, что ходить не можете?
– Марина, ты же всё слышала, – Людмила Петровна устало закрыла глаза. – Я не вру, если не стану беречься, будет хуже.
– Ладно, – отрезала невестка. – Пойдём вместе в поликлинику, возьмём твои результаты, гляну, что там за врачи и уколы. Посмотрим, может, в итоге окажется, что всё гораздо проще.
В голосе оставалось недоверие, но хотя бы формально она согласилась дать шанс правде. Людмила Петровна кивнула:
– Хорошо, я не против.
На следующий день, несмотря на боль, они поехали в поликлинику. Миша за рулём молчаливо вел машину, всё время постукивая пальцами по рулю. Марина сидела сзади рядом со свекровью и малышом. Пока ехали, Ксюша забавно щебетала о том, как будет есть мороженое после докторов, младший сосал соску. Казалось, всей этой весёлой компании не место в очереди к ревматологу.
В коридоре поликлиники было шумно и душно. По талонам их вызвали спустя полчаса. В кабинете ревматолог, внимательная женщина средних лет, долго изучала анализы, снимки рентгена. Потом посмотрела на Людмилу Петровну, на её походку, помассировала колено.
– У вас вторая стадия артроза, – произнесла врач. – Надо очень аккуратно относиться к нагрузкам, чтобы не довести до третьей. В вашем возрасте это чревато операцией. Постарайтесь сейчас получить курс физиотерапии, таблетки, мази. И не поднимайте тяжёлое. Максиму килограмма два-три.
Марина сидела напротив, слушала, потом выдохнула:
– То есть вы считаете, что она не придумывает?
Врач удивлённо подняла брови:
– А с чего ей придумывать? У неё чёткие признаки прогрессирующего заболевания. Такой диагноз не появляется от симуляции.
Марина покраснела, отвела взгляд. Миша покосился на жену, и в глазах его мелькнула надежда, что теперь хоть что-то встанет на свои места.
Когда вышли из кабинета, Марина выглядела растерянной. Миша помог матери сесть на скамейку. Ксюша вертелась рядом, прося телефон.
– Ну что, – сказал Миша, глядя на жену, – убедилась?
Та кивнула, прикусила губу.
– Да… Слушай, я… – Она повернулась к Людмиле Петровне, но никак не могла выдавить слова. – Я не думала, что всё так серьёзно.
Внутри свекрови всколыхнулся новый заряд обиды, ведь она говорила об этом не раз. Но, глядя, как Марина сжимает кулаки и не может найти подходящих слов, Людмила Петровна поняла, что её невестке тоже нелегко.
– Да, серьёзно, – негромко проговорила она. – Но я готова помогать вам по мере сил, просто не могу брать на себя всё, как здоровый человек.
– Понятно, – пробормотала Марина. – Я… наверное, была неправа. Просто я устала, я ревную Мишу к детям, к тебе, к своей работе… Всё скопилось. Не знаю…
Людмила Петровна тронула руку невестки:
– Понимаю. Но надо говорить, а не ругаться. Надо иногда друг другу верить.
Марина кивнула, смотрела куда-то мимо. Ксюша тянула её за рукав, а Марина будто только теперь заметила, что дочь настаивает: «Мама, мороженое!»
– Да-да, сейчас пойдём, – сказала она и встала. – Может, и вам взять?
– Нет, спасибо, – улыбнулась свекровь, – пойду лучше на воздух.
Следующие дни показали, что к Марине понемногу приходит осознание. Она стала внимательнее спрашивать о самочувствии свекрови, меньше кричала. Однако напряжение ещё оставалось. Людмила Петровна всё так же пыталась помогать с детьми, но Марина чаще говорила, что сама справится. Вечерами Миша иногда заводил разговор:
– Марина, давай распределим, кто что делает с детьми, чтобы не завалить маму.
Она пожимала плечами:
– Давай. Попробуем график составить, чтобы у каждого был свой кусок забот.
Так и стали жить. График вышел внушительный, распланировали, когда Марина забирает старшую из садика, когда Миша возит младшего в поликлинику, где может помочь свекровь, но только если самочувствие позволяет.
– Ключевое слово «если», – прокомментировала Марина. – Но ладно, пусть будет. А то раньше я всё на неё кидала без разбора.
В разговоре чувствовалась вина, которую она не хотела выражать открыто. Людмила Петровна это понимала.
Как-то вечером в комнате Людмилы Петровны раздался осторожный стук. Вошла Марина, прижимая к себе упаковку мази.
– Я купила тебе вот это, – сказала она. – Врач говорила про согревающую мазь, спросила в аптеке, они посоветовали эту. Если не подойдёт, вернём.
Людмила Петровна развернула коробочку и стала читать инструкцию.
– Спасибо, – сказала она с искренним теплом. – Надеюсь, поможет.
Марина села на край кровати, вздохнула:
– Я хотела сказать… Прости, что кричала на тебя, что думала, будто ты притворяешься. Мне теперь совестно. Понимаю, что здоровье не вернёшь.
За окном сверкнул свет фонаря, тень качнулась на стене. Людмила Петровна почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но сдержала себя.
– Ничего, – проговорила она. – Все мы люди, я тоже совершала ошибки, когда была молодой. Ты просто хотела, чтобы было хорошо детям. Но нельзя забывать о здоровье.
– Да… – Марина пожала плечами. – Всё поняла, надеюсь, дальше будем с тобой без скандалов обходиться.
Она поднялась и уже собиралась выйти, когда Людмила Петровна робко предложила:
– Может, присядешь ещё на минутку? Расскажешь, как у тебя на работе? Мне интересно.
Марина удивлённо обернулась, посмотрела на свекровь, будто оценивала, не очередная ли это ловушка. Но не увидела подвоха, поэтому вернулась, села, заговорила о проектах и начальстве. Людмила Петровна слушала внимательно, иногда кивала, вспоминая, как сама когда-то работала бухгалтером, переживала отчётные периоды.
Постепенно разговор потёк мягко, непринуждённо. Под конец Марина улыбнулась:
– И чего я на тебя накидывалась, а? Ты же нормальная, просто тебе тяжело.
– Да и тебе тяжело, – мягко ответила свекровь. – Надо вместе жить, не растерять взаимопонимание.
Утром Марина встала пораньше, чтобы встать к младшему, и дала Людмиле Петровне поспать. Потом разбудила её, предложила вместе позавтракать.
– Я омлет сделала, – сказала она весело. – Сыр, помидоры. Будешь?
– Буду, – кивнула свекровь. – Спасибо.
Кухня наполнилась запахом свежего омлета. За столом собрались все, включая маленькую Ксюшу, которая радостно болтала ложкой по тарелке. Младший агукал в переноске, Миша разливал чай.
– Ну что, – сказал он, улыбаясь, – кажется, сегодня без криков.
Марина бросила на него лукавый взгляд.
– Смотря как пойдёт день. Но, надеюсь, без криков.
Людмила Петровна попробовала омлет, ощутила приятный вкус сыра. Глянула на семью. Может, не всё у них теперь гладко, но они понемногу учатся понимать друг друга. Ей надо будет пройти курс процедур, поберечь себя. А Марина старается смягчиться, перестать считать её симулянткой.
– Приятного аппетита всем, – произнесла она негромко. – И давайте вместе преодолевать наши проблемы, по-другому ведь никак.
В ответ прозвучали одобрительные возгласы. Дети шумели, Миша улыбался, а в глазах Марины вдруг мелькнуло что-то похожее на теплоту. Возможно, именно так зарождается новое взаимопонимание, когда уже невозможно жить по-старому и приходится учиться беречь друг друга.
За окном солнце пробивалось сквозь осенние тучи, и лучи света словно падали на кухонный стол, освещая тарелки и лица за ним. Под этим светом и колени, и сердце Людмилы Петровны ощущали, что надежда всё-таки есть.
Самые обсуждаемые рассказы: