«Товарищи! Первая выступит поэт Цветаева!» – торопливо провозглашает со сцены Брюсов.
Дело в том, что до того произошла нелепая возня. Открывать вечер должна была совсем другая поэтесса, но она в испуге отказалась. Вторая тоже. Тогда растерянный Брюсов и вызвал Цветаеву.
Этот вечер женской поэзии случился 11 декабря 1920 года. Организовал его Брюсов, любимец женщин и любитель женщин. Который уже неплохо устроился при большевиках, назывался – внимание! – Председателем президиума Всероссийского союза поэтов. Среди прочего – организовывал вечера в Политехническом.
Наряд Цветаевой был вызывающим. Хотя она, напротив, утверждала, что пыталась выглядеть не нарочито (может, лукавила). Грубое, зеленое, мешковатое платье, схваченное юнкерским ремнем на талии. Эту талию многие из присутствующих оценили. На плече была кожаная сумка – военная, офицерская, для бинокля. Марина в то время носила ее постоянно и для сцены не сделала исключение. А на ногах были валенки. «Глядели столпами слона», – как выразилась она сама.
Важно заметить, что Цветаева оделась совершенно адекватно месту и времени. В зале было очень холодно, не топили. Остальные участницы нарядились как следует – платья, жемчуга и даже меха. Но Цветаева – на то и Цветаева. Ей не требовалось что-то доказывать и показывать. Она явилась на этот вечер явно лишь потому, что нужны были деньги.
Брюсов сказал вступительное слово, даже не слово – прочитал целую лекцию о женской поэзии. «Женщина. Любовь. Страсть. Женщина, с начала веков, умела петь только о любви и страсти» – так Цветаева тезисно передала всю речь Брюсова.
Но вышел трагикомический казус во время монолога Валерия Яковлевича. Он заговорил об «односторонности женского творчества» и сказал, что лучший образец такого творчества представляет собой поэтесса… Тут Брюсов, словно опытный актер, захотел получить реакцию зала: «Товарищи, вы все знаете. Поэтесса?».
В этот момент сидевшая позади Цветаева довольно громко произнесла «Львова?»
Брюсова передернуло.
Да, Цветаева выступила кратко, метко и зло. Дело в том, что у Брюсова и юной поэтессы Надежды Львовой был роман. Громкий роман. За семь лет до этого вечера. Для Брюсова, опытного и холодного, это был лишь еще один эксперимент, а Надя влюбилась безоглядно. Но мэтру быстро надоела. В ноябре 1913 года Надя умоляла Брюсова к ней приехать. Он не спешил. Она застрелилась. Из револьвера, который ей подарил Брюсов.
Так что реплика Цветаевой прозвучала убийственно. Но Брюсов, словно не обратив внимания, сам произнес имя: «Ахматова! Анна Ахматова!».
Благо никакой Ахматовой на этом вечере не было.
Итак, Цветаева читала со сцены первой. Ее принимали отлично, рукоплескали. Но последний стих, который она прочитала, звучал фактически контрреволюционно:
…Да, ура! — За царя! — Ура!
Восхитительные утра
Всех, с начала вселенной, въездов!
Выше башен летит чепец!
Но — минуя литой венец
На челе истукана — к звездам!
Не забудем, что муж Цветаевой – белый офицер Сергей Эфрон. На тот момент – в эмиграции. Так что Брюсов поспешно распорядился: «Госпожа Цветаева, достаточно!». И попросил выйти на сцену «товарища Адалис».
Двадцатилетняя Аделина Адалис – новая возлюбленная Брюсова. Которой он помогал не только с выступлениями – щедро снабжал морфием и даже устраивал на хлебные должности. На этот вечер Адалис пришла, можно сказать, не одна: она была беременна. От Брюсова, разумеется. После выступления перенервничавшая Адалис сообщила Цветаевой: «Кажется, начинается». Ей показалось, что она рожает. Просит, чтобы Цветаева позвала Брюсова. Тот нехотя является в каморку. Адалис просит его сходить за извозчиком. Брюсов резко отвечает, что его «место на эстраде». Уходит.
Вообще он был женат, и давно. Его жена Иоанна казалась тенью «великого мужа». Безмолвной и заботливой. Он заводил романы с кем хотел, Иоанна молчала, она же понимала: рядом с ней гений. Говорили, что Брюсов высушил ее как «цветок для гербария».
Итак, Цветаева готова вызвать извозчика, но она без денег. У Адалис тоже нет. Но «схватки» проходят и Цветаева с Адалис начинают обсуждать, сколько им заплатят за вечер, который даже Адалис назвала «позором». Хотя Цветаева очень не любила Брюсова и его стихи, с Адалис у нее были самые приязненные отношения.
(Ребенка Адалис вскоре потеряет, сама же проживет еще долгую увлекательную жизнь, уедет в Среднюю Азию, выйдет замуж за писателя-эсперантиста, будет отличной переводчицей и – по легенде – окажется чуть ли не единственной, кто воздержится при единогласном исключении Пастернака из Союза писателей в 1958 году.)
Финансовым вопросом того «женского вечера» занимался один шустрый тип. Он был очень недоволен сборами, ругался: «А черт бы ее взял — женскую поэзию! Никакого сбора! Одни курсанты да экскурсанты. Говорил я Валерию Яковлевичу, а он: «женская лырыка, женская лырыка»...»
Заплатили. Правда, намного меньше обещанного.
Через полтора года, в мае 1922-го Марина Цветаева уедет в эмиграцию. Брюсов, полный амбиций, умрет спустя четыре года, от воспаления легких. Зато его безропотная жена Иоанна переживет всех, умрет в 1965 году.
Алексей БЕЛЯКОВ
П.С. Это глава из моей новой книги «Твое величество, Политехнический», которая вышла в этом году.
