«Эпилог» стал последней, итоговой книгой Каверина, законченной в 1988 году, за год до смерти писателя. Литературоведы считают это произведение практически эпилогом к жизни Вениамина Александровича, потому что в нём он попытался расставить все точки над i, с горечью договорив то, о чём вынужден был молчать на протяжении долгих десятилетий.
Я бы не стала оценивать это произведение как какой-то итог жизни, потому что в нём не так много о своей жизни, в основном о товарищах по перу, о событиях в литературной жизни страны, о своих книгах – как и почему писал, чего ожидал и что получилось на выходе.
В первой части книги много страниц посвящено Виктору Шкловскому – личности поистине легендарной, о котором Каверин написал ещё в 1928 году целый роман - «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове», да и не он один - в романе Булгакова «Белая гвардия» есть второстепенный персонаж – Михаил Семёнович Шполянский, которого Булгаков написал тоже с Виктора Шкловского, но пятью годами раньше, в 1923 году. Именно Виктор Шкловский ввёл Каверина в круг «серапионовых братьев», он был для начинающего писателя почти иконой. «Эпилог», собственно, и начинается с описанием «охоты» на Виктора Шкловского с засадой на квартире Тыняновых, и написаны эти страницы с добрым юмором. Но с точки зрения прожитых лет многое переосмысливается, и уже зрелый Каверин не столько с осуждением, сколько с сожалением пишет о том, как его бывший кумир менял свои убеждения, переходя от революционности к аполитичности, от отрицания Достоевского к его признанию.
Пронзительные страницы рассказывают о совершенно невероятной судьбе старшего брата Каверина - Льва Александровича Зильбера – выдающегося учёного-микробиолога, вирусолога, иммунолога, эпидемиолога, онколога, создателя cоветской школы медицинской вирусологии.
Первый раз его арестовали в 1930 году, когда он руководил подавлением вспышки чумы в Нагорном Карабахе – по подозрению в диверсии с целью заразить чумой население Азербайджана. А второй арест последовал, когда он изучал клещевой энцефалит, и арестовали его по подозрению в диверсии с целью заразить клещевым энцефалитом население Москвы. В 1940 году он был арестован в третий раз, приговорён к 10 годам и сослан на Печеру, в тундру. Там он, работая врачом в местной больнице, разработал концепцию происхождения раковых опухолей и работал над созданием лекарства против рака. Удивительная судьба: его арестовывали, отпускали, выйдя на волю он занимал ведущие посты в научных учреждениях, его снова арестовывали, после освобождения награждали Сталинской премией и орденами… где ещё такое возможно?
Ещё Каверин написал о том, как до неузнаваемости менялись люди, в том числе и «Серапионовы братья», превращаясь постепенно из талантливых писателей в чиновников от литературы.
«Уже еле волочат ноги ещё оставшиеся в живых семидесяти- и восьмидесятилетние „серапионы“, уже давным-давно они не братья, а враги или равнодушные знакомцы, а в редакциях и облитах всё еще притворяются, что нет и не было никогда ни Лунца, ни идеологически-порочной литературной группы.
Мертвые и живые, они отреклись от своей молодости, как Всеволод Иванов, который заявил на Первом съезде писателей, что „мы — за большевистскую тенденциозность в литературе“.
Когда в шестидесятых годах я стремился напечатать статью „Белые пятна“, где попытался выступить в защиту бывших „братьев“, А. Дементьев принес в редакцию и показал мне десять, а то и пятнадцать отречений, в которых все „серапионы“ (кроме Зощенко и меня) порочили свою вольнолюбивую юность».
Эпиграфом ко второй части «Эпилога» стало мандельштамовское горькое стихотворение: «Мы живем, под собою не чуя страны…». Эта часть рассказывает о писателе Леониде Добычине и его загадочном исчезновении после резкой критики его творчества. Каверин здесь даже не пытается оправдаться – он откровенно пишет, что не заступился на том собрании за Добычина. Хотя тот был его хорошим приятелем. Странная история, но и стиль письма Добычина тоже весьма необычен: прочитав один из его рассказов, у меня даже закралась мысль о психическом здоровье автора.
И здесь, во второй части, появляется, наконец, Юрий Тынянов – первый учитель, нравственный эталон и дважды родственник Каверина. Замечательный писатель и учёный, проживший, к сожалению, недолгую жизнь (Юрий Тынянов умер в 1943 году в возрасте 49 лет от рассеянного склероза).
«…если бы не Юрий… Он спас меня от душевного распада, от компромиссов, от возможности «легкой карьеры» в литературе».
В главах, рассказывающих о военных годах, Каверин с возмущением и недоумением (как так можно?) пишет о том, как его пытались завербовать НКВДшники, чтобы он рассказывал им, какие настроения в писательской среде, кто из литераторов склонен к пораженческим настроениям. Каверин отказался сотрудничать с органами, хотя мог поплатиться за это, тем более, если вспомнить, что его брата арестовывали трижды.
«…Теперь, через много лет, вспоминая свою защитительную речь, я вспоминаю и то, что была произнесена она торопливо, в лихорадке, — но направлена была к единственной, всем моим существом овладевшей цели — не соглашаться, отказаться, убедить, что я не могу, не могу, не могу… Если бы и захотел, не могу! Было ли в этом «не могу» мужество, присутствие духа, самообладание? Нет. Была только инстинктивная уверенность, что если я соглашусь — всё кончено, жизнь не сможет продолжаться. Безобразная искажённость, вывихнутость, предательство, ложь прикончили бы меня в два счёта. Я убегал от верной гибели на дрожащих, неуверенных ногах. Но убегал».
Спасло от давления органов новое назначение: его было решено переправить на «Большую землю», чтобы он продолжил свою работу корреспондентом там. «После моего неожиданного отъезда в Ленинграде распространились слухи, что я уехал самовольно, из трусости, без ведома и разрешения начальства. В письмах блокадных лет могли сохраниться отзвуки этих слухов. Винить тех, кто их распространял, я не стану. Ведь они не знали, что вместе с опасностью, которую мы могли встретить с оружием в руках, я убегал от другой опасности, против которой был безоружен».
О ком ещё написано в «Эпилоге»? Больше всего о Константине Федине: «Он владел тогда неисчислимыми преимуществами высокого общественного положения. Он был знаменит и богат. Он пользовался уважением в правительстве, как видный писатель, за которым никогда не было никаких провинностей, неосторожных поступков. Он был рассудителен, значителен, твёрд и представлял в глазах высших чиновников великую русскую литературу.
Но сохранить положение с помощью пера он уже не мог. Книги ещё писались и переиздавались, «Первые радости» и «Необыкновенное лето», но это были никуда не двигавшиеся, упёршиеся лбом в землю, вымученные, неподвижные книги» - это о послевоенном времени.
О Николае Тихонове: «Из человека, который говорит то, что он думает, Тихонов, так же как десятки и сотни других людей искусства (и не только искусства), превращался в человека, который думает одно, а говорит другое. Как ни странно, его жизненной задачей стала необходимость убедить себя в том, что он думает действительно то, что он говорит. С присущей ему энергией он сам принялся за сложное дело превращения себя из поэта в административного деятеля, исполнителя, функционера. Поэзия по самой своей природе сопротивлялась этому насильственному превращению. Но он не собирался, подобно Маяковскому, воспользоваться револьвером для решения этого спора».
О Николае Заболоцком (с которым, кстати говоря, Каверин позже породнился через детей).
О Евгении Шварце.
О Льве Лунце: «При жизни Лунца в него были влюблены все, кто его знал». «…полвека тому назад двадцатилетний мальчик писал о том, что самое важное в литературе — правда».
Об Александре Фадееве: «Небольшой писатель, имя которого едва ли останется в нашей литературе, он был вознесён на неслыханную административную высоту и занимал в литературе положение, близкое к тому, которое Сталин занимал в стране. Отличаясь таким образом от других писателей, он, в результате полной зависимости от Сталина, решительно ничем от них не отличался. Неестественную идею управления литературой он воплощал с ловкостью и изяществом».
О Михаиле Зощенко.
О Борисе Пастернаке (помимо прочих восторженных слов): «Что касается способности к перевоплощению, то можно сказать, что она выражена в «Детстве Люверс», написанном в 1918 году, с большей силой, чем, например, в романе «Доктор Живаго», над которым Борис Леонидович работал в пятидесятых годах. В своей ранней повести он каким-то чудом сам как бы становится тринадцатилетней девочкой, переживающей сложный и мучительный переход к отрочеству и к первым проблескам женского существования».
«В 1937 году, когда был процесс по делу Якира, Тухачевского и других, среди писателей собирали подписи, одобрявшие смертный приговор. Пастернак отказал.
— Видите ли, если я это сделаю, мне придется подписать, когда и вас будут расстреливать, — будто бы сказал он своему посетителю».
О Солженицыне.
О Твардовском.
О Шолохове немного, но едко: «Шолохов не пишет уже сорок лет, его вздорно-кровавые выступления не имеют ничего общего с литературой. Однако именно он возглавляет касту неприкосновенных, его Вешенское — это новая Ясная Поляна для тысяч читателей, от которых упорно, десятилетиями скрывают незавидную правду».
О Сергее Михалкове совсем мало, но очень хлёстко: «…он живое воплощение язвы продажности, разъедавшей и разъедающей нашу литературу…».
О Катаеве: «…широко известный своей лживостью и предательством писатель…»
Читая «Эпилог», нельзя не ощутить ту горечь, что пронизывает весь текст, горечь и сожаление о прошедших годах, когда все друзья были молоды, прямодушны и безрассудны, когда их нимало не заботило спокойствие и материальное благополучие.
В Приложении к «Эпилогу» содержится множество документов, значительную часть которых составляют стенограммы заседаний секретариата Союза писателей, а также выдержки из статей разных десятилетий, выступления Каверина по различным поводам.
К минусам книги я бы отнесла перескакивание от одного времени в другое: такое нелинейное повествование несколько затруднило понимание, приходилось возвращаться от главы к главе, чтобы понять, о каком периоде идёт речь. И, наверное, из-за этого же образовались в тексте и повторы.
Ранее этот материал был опубликован мною здесь: https://my.mail.ru/community/manuscripts/56ADFBCFC9FC6B86.html
#проза_русская
#каверин
