Уважаемый читатель, Вашему вниманию предлагается продолжение статьи, опубликованной ранее.
Один воскресный день в конце июля запомнился художнику особенно хорошо. Он пришел к Волчаниновым утром, когда мать с дочерью были еще в церкви, и ходил по парку, отыскивая белые грибы и ставя метки, чтобы потом собрать их вместе с Женей. Он видел, как Женя и ее мать, обе в светлых праздничных платьях, прошли из церкви домой, и Женя придерживала от ветра шляпу. Потом пришла в парк Женя с корзинкой, будто знала, что встретит художника здесь, и они вместе подбирали грибы.
Для художника, человека беззаботного, ищущего оправдания для своей постоянной праздности, эти летние воскресные утра всегда были необыкновенно привлекательны. «Когда зеленый сад, еще влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым (!), когда около дома пахнет резедой и олеандром, молодежь только что вернулась из церкви и пьет чай в саду, и когда все так мило одеты и веселы, и когда знаешь, что все эти здоровые, сытые, красивые люди весь длинный летний день ничего не будут делать, то хочется, чтобы вся жизнь была такою».
Этот день все тянулся и тянулся, как резиновый. После обеда Женя читала, лежа в глубоком кресле, художник сидел на «своей» нижней ступени террасы, накрапывал мелкий дождик, было тепло и безветренно.
Появилась Екатерина Павловна, заспанная, с веером. Поговорили о Лиде, благо она отсутствовала. Мать благоговела перед старшей дочерью. «Лида жила своею особенной жизнью и для матери и для сестры была такою же священной, немного загадочной особой, как для матросов адмирал, который все сидит у себя в каюте». При этом мать отлично понимала, что книжки и аптечки дело хорошее, но ведь и замуж пора…
Младшую дочь Екатерина Павловна обожала, дочь платила ей взаимностью. Они были похожи и друг без друга не могли прожить и минуты.
Вечером, когда спала жара, играли в крокет и теннис, потом, уже в сумерках, долго ужинали. «Уходя в этот вечер от Волчаниновых, я уносил впечатление длинного-длинного праздничного дня, с грустным сознанием, что все кончается на этом свете, как бы ни было длинно. Нас провожала Женя, и оттого, быть может, что она провела со мной весь день от утра до вечера, я почувствовал, что без нее мне как будто скучно и что вся эта милая семья близка мне». Художник почувствовал тихое волнение, точно влюбленный. Хотелось говорить об этой семье и о Жене.
В один из визитов художник не удержался и сильно поспорил с Лидой, причем оба не смогли скрыть взаимной неприязни и едва не наговорили грубостей друг другу. Художник почувствовал, что его присутствие неприятно хозяевам, то есть Лиде и матери, так как Женя в разгар спора была выслана сестрой с веранды, чтобы не слышать его крамольных высказываний, простился и пошел домой. У ворот его встретила Женя, чтобы немного проводить. «Была грустная августовская ночь – грустная, потому что уже пахло осенью; покрытая багровым облаком, восходила луна и еле-еле освещала дорогу и по сторонам ее темные озимые поля».
Во время этих проводов, тихой и прохладной ночью, на темной проселочной дороге, при тусклом свете луны, почти без слов, произошло объяснение в любви. После чего продрогшая Женя убежала домой, а влюбленный художник долго еще бродил около дома, наблюдая за светом в окне мезонина, где жила Женя. Прошло около часа, свет в окне погас, стало совсем холодно, и художник не спеша побрел домой.
Когда на другой день он пришел к Волчаниновым, дом был пуст и только из одной комнаты, через затворенную дверь раздавался голос Лидии, диктующей кому-то отрывок из басни Крылова. Она же сообщила влюбленному художнику, что Екатерина Павловна и Женя уехали к тете, в Пензенскую губернию, а зимой собираются за границу.
Волчаниновых художник больше не видел. Но иногда, в минуты грусти и одиночества, он вспоминает то лето, Женю, и ему почему-то начинает казаться, что о нем тоже вспоминают, его ждут и что они встретятся.
Не самая грустная чеховская история, но оптимизма все-таки маловато.
Хочу вернуться ненадолго к капитальному вопросу о счастье. Замечательно, конечно, быть «вечно молодым, вечно пьяным», что в переводе с поэтического на русский означает: быть праздным и счастливым одновременно и, по возможности, подольше. И до Чехова, и во времена Чехова, и после Чехова, люди искали, ищут, и будут искать волшебную формулу счастья, в которой, по их мнению, обязательно должны присутствовать эти два ингредиента: молодость и праздность. Остальное добавить по вкусу.
Уважаемый читатель! Если Вас заинтересовало это произведение, Вы можете найти его в бумажном, либо электронном виде или в форме аудиокниги.
