«История неоднозначная,
но она показалась мне интересной,
предлагаю на суд читателю».
Шёл конец 1942 года, мне едва исполнилось семнадцать лет, худощавый от рождения, за время войны я превратился в ходячий скелет. В небольшом городе с питанием было трудно, на заводе выдавали маленькую пайку, а у меня на руках младшая сестра и мама. После ночной смены, я напрашивался в заводскую столовую, уставшие за ночь руки, с трудом поднимали толстенные деревянные чурки, их нужно было расколоть на четыре, пять частей, только тогда они входили в топку печи. О том, что за такую работу можно было раздобыть картофельных очисток, воду после варки овощей или крупы, я никому не говорил, это был мой приработок. Как-то, возле заводских ворот, меня взял за рукав старый знакомый Петька Воробьёв, не то чтобы мы дружили, просто хорошо и давно общались.
- Дело есть, - прошептал мне Петька чуть ли не в самое ухо.
- Что за дело? Устал я.
- Отойдём.
Петька отвёл меня к стене цеха, убедившись, что его никто не слышит, сказал:
- На склад валенки привезли. Можно на рынке сменять их на продукты.
- Ты чего, украсть предлагаешь?!
- Возьмём по паре, там много, никто не заметит, - он продолжал держать меня за рукав.
- Нет, Петька, я воровать не буду.
- Дурак. Сам говорил, что твои голодают, мне-то что, я один, а так сестрёнке сахару добудешь.
- Нет, - я высвободил руку.
Петька работал на складе, топил там печь, судя по его виду, в продуктах он сильно не нуждался, может и приворовывал, но сейчас зачем ему я? Ночью я почти не сомкнул глаз, слышал, как ворочается мама, сопит во сне сестрёнка. Интересно, а сколько картошки дадут за валенки? Про сахар я и не думал. В этот день на завод нужно было идти в ночь, промучившись ещё полдня, я пошёл к Петьке, застав его за работой. Заметив меня ещё издалека, он сделал знак к нему не подходить, я укрылся в подворотне. Минут через десять подошёл Петька:
- Ну что, надумал?
- Зачем тебе я? Мог бы и сам, делиться ни с кем не надо, - спросил я, стараясь держаться спокойно, хотя коленки предательски дрожали.
- Там проход узкий, я даже в исподнем не пролезу.
- И сколько за них можно выручить картошки?
- Думаю, что ведро, а может больше.
Перед моими глазами появилась чашка варёного картофеля.
- Хорошо, я согласен, как поступим?
Договорились встретиться вечером, перед моей сменой, Петька обещал ещё раз всё проверить.
Идя на завод, я окончательно решился, как ни странно, угрызений совести не испытывал. Петька позвал меня из тёмного угла, говорил быстро, всё время оглядываясь. Выходило так, что мне нужно было пролезть между двух столбов, на которых держалась крыша пристройки к складу, Петька будет присматривать со стороны, вдруг кто появится. По плану товарища, валенки нужно спрятать у меня, потому как, случись чего, у него первого искать будут. Ничего в словах Петьки меня не смутило, голод заглушал голос разума. Закончив смену, от волнения перед предстоящей ночью, я даже забыл про столовую, прямиком отправившись домой. Сестрёнка встретила меня весело, погрустнела, посмотрев на пустой бидон. Я ругал себя последними словами, но возвращаться было уже поздно. Сославшись на усталость, лёг на кровать. Проспав до обеда, подкрепился скудной едой. До назначенного Петькой часа оставалась ещё уйма времени, я не знал чем себя занять. Как только стемнело, я засобирался, мама удивлённо на меня посмотрела:
- Куда это ты?
- Петька просил помочь, сказал, хлеба дадут.
Выходя из дома, чувствовал на спине взгляд матери.
С Петькой встретились далеко от склада, дворами он провёл меня к нужному месту, молча кивнул на пристройку. Сняв старенькое пальто, я стал красться как настоящий вор. Лаз и правда был узким, даже мне с трудом удалось в него протиснуться, спускаясь в полной темноте, я искал внизу опору. Со слов Петьки тут должны были стоять деревянные бочки, так и есть, нашёл. Спустившись с них, я обернулся, в лаз пробивался слабый свет. Постояв несколько минут, пошёл в сторону, которую указал товарищ, руки почувствовали что-то мягкое. На ощупь развязал тесёмку, отсчитав из пачки четыре валенка, прокрался к бочкам. Петька говорил, что охранник склада стоит с другой стороны, сюда не ходит, но осторожность не помешает. Один за другим выбросил из лаза валенки, пролез сам, подобрав добычу, вернулся к Петьке. Взяв каждый по паре, мы, чуть не бегом, бросились от этого места, до меня только сейчас дошло, что я сделал. Возле одной из стен моего дома, был большой ящик, до войны мы хранили в нём уголь. Вынув из-за отворота своей куртки кусок материи, Петька бережно завернул в неё валенки, я приподнял крышку ящика, кажется, у нас всё получилось.
Закончилась дневная смена, занятый работой, я почти забыл про ночную вылазку. Идя домой, думал, как завтра принесу родным картошки, Петька сказал, что знает на рынке нужного человека. Войдя в ограду, потом в сени, ничего необычного не заметил, лишь когда открыл двери в дом, увидел трёх людей в форме. Мои колени подогнулись, кто-то с силой толкнул меня в спину. На моей кровати сидела заплаканная мама, спиной ко мне сестра, на столе лежали те самые валенки, я всё понял. Мне связали за спиной руки, вывели на улицу, возле дома уже стояла телега, как большой куль, меня бросили на её дно. Когда привезли в двухэтажное здание милиции, провели в подвал, за спиной захлопнулась дверь, поворачиваясь в замочной скважине, ключ издал такой громкий звук, что казалось я оглохну. Рано утром начались допросы, людей из камеры выводили по одному, наступила моя очередь, к своему удивлению Петьки я здесь не увидел. В небольшом кабинете сидел мужчина, на нём была форма, я такой раньше не видел, не милицейская. Он зачитал мне с бумажки текст, в котором было описано, что я совершил, лишь в конце я понял, что это слова Петра. Расписавшись на другом листе бумаги, я вернулся в камеру. Суд был быстрым. Уже совсем скоро я стоял перед тремя людьми, один из них зачитал приговор, последняя его фраза чуть не лишила меня чувств – пять лет заключения.
Вечером в камеру принесли воду и по куску хлеба каждому. Есть не хотелось, я долго держал в руках хлеб и кружку с водой, кто-то стал выпрашивать у меня еду, не желая отдавать, запихал всё в рот за раз, чуть не подавился. Со своей участью я смирился, было больно думать о родных, что они есть будут, что люди скажут?! После еды люди в камере оживились, послышались чуть слышные разговоры, я присмотрелся к присутствующим. Заметил, что все были молоды, может один, два чуть старше меня. Ночь я провёл сидя на каменном полу, о сне можно было и не думать. В маленькое окошко под потолком ещё не пробился свет, как нас всех вывели, строем провели на первый этаж здания, где построили вдоль стены, руки приказали держать за спиной. Ещё раз нам зачитали приговоры, объяснили как себя вести в дороге, что будет считаться попыткой побега. Вывели на улицу, там стояли два крытых грузовика, солдаты с собаками, которые подгоняли нас своим лаем. Стало страшно. Натолкали нас в кузов как селёдку в бочку, дышать стало трудно, сесть невозможно, ехали стоя, раскачиваясь из стороны в сторону. Железнодорожная теплушка, куда нас впихивали прикладами винтовок, была снаружи обвязанная колючей проволокой. Здесь хоть можно было сесть, правда для меня осталось место только на полу, кое-как сколоченные нары в три яруса уже были заняты, через час поезд тронулся.
Продолжение следует.
34
