Может быть, одна из самых красивых сцен в «Мастере и Маргарите» – сцена последнего полёта. Но мне снова кажется интересным сопоставить тексты машинописной редакции 1938 года и окончательной – ведь в редакции 1938 года не было, к примеру, явления Левия Матвея и судьба героев решалась несколько по-иному.
Начнём, я думаю, со сцены прихода Азазелло в подвальчик. Поначалу отличий не так уж много, разве что одежда гостя.
В первоначальном варианте было: «Перед ним сидел рыжеватый плечистый человек, с кривым глазом, одетый по-городскому, в пиджачке. Водку пил как все добрые люди, не закусывая, от тостов не отказывался». Напомню окончательный вариант: «Ничего страшного в рыжеватом маленького роста человеке не было, разве только вот глаз с бельмом, но ведь это бывает и без всякого колдовства, разве что одежда не совсем обыкновенная – какая-то ряса или плащ, – опять-таки, если строго вдуматься, и это попадается».
Однако затем в ранней редакции будет описан своего рода ритуал: «Выпив за здоровье хозяйки, за что Маргарита его поцеловала, гость повёл речь.
— Мессир передавал вам привет, — говорил Азазелло, поворачиваясь к Маргарите.
— Передайте ему великую мою благодарность!
Мастер поклонился ему, а Азазелло высоко поднял стопку, до краев полную водкой, негромко воскликнул:
— Мессир!
Маргарита поняла, что этот тост торжественный, так же как понял и мастер, и все сделали так же, как и Азазелло, — сплеснули несколько капель на кровавое мясо ростбифа, и оно от этого задымилось. Причём ловчее всех это сделала Наташа». И уже после этого – рассуждения Мастера, те же самые: «Нет, Маргарита права… Конечно, передо мною сидит посланец дьявола…»
Потом будет сцена с Наташей, о которой я уже писала в предыдущей статье. Затем – «Азазелло, отправив Наташу, занялся самим собой. Он рванул ворот своей рубашки, и тотчас с нею слетел его наряд. Он оказался в чёрном трико, в востроносых кожаных туфлях, с коротким кинжалом у пояса. Огненные волосы его скрылись под беретом. Преобразившись, он бросился к поверженным любовникам».
При этом описание изменений, происходящих с Маргаритой, в окончательном тексте лишь немного отредактировано, а вот внешность Мастера меняется уже здесь: «Маргарита всплеснула руками, всмотревшись в воскресшего мастера. Он был в длинных волосах, небрежно завязанных лентой в косичку, с белым лицом, как бело его жабо. На нём оказался тёмный кафтан, рейтузы, тяжёлые ботфорты со шпорами».
Интересно, что, совершая свои колдовские действия, Азазелло скажет: «Но прозревайте скорее!» И немного будет отличаться сцена начала полёта: «Кони понеслись над крышами. Скачущие рядом мастер и Маргарита в опьянении смеялись. За конём Маргариты нёсся в вихре чёрный шлейф. Вместе с невидимыми всадниками летела над Москвой туча, но ещё не брызгала дождём.
— Ты поняла, что он умертвил нас и воскресил для новой жизни? — крикнул мастер.
— Поняла! — прокричала Маргарита».
И хотя Мастер и скажет: «Хочу попрощаться с городом», — сцены с Иваном не будет…
Отлёт Воланда «со товарищи» описан совсем иначе. Все встречаются «на террасе самого красивого здания в Москве», где уже есть хорошо известное всем описание Воланда и его шпаги – «солнечных часов», но при этом «свита Воланда ещё была в городе, и одна Гелла в чёрном плаще почтительно стояла в некотором отдалении от Воланда, молчаливая, смотрящая на радугу.
Раздался голос Воланда:
— Что же они задерживаются? Где эта неразлучная пара — Коровьев и Бегемот?..
Гелла шевельнулась, прикрыла ладонью от солнца глаза, всмотрелась вдаль, ответила почтительно:
— Они будут тотчас, мессир. Я чую их. Да, вот они».
Затем идёт сцена явления Коровьева и Бегемота, совсем немного отличающаяся от окончательной, затем - «Тут в воздухе послышался шум, как от крыльев, прекратился внезапно, сменился звоном шпор и шагами, и на террасу вышли откуда-то Азазелло, а за ним амазонка Маргарита и мастер в плаще. Воланд сделал повелительный жест, и свита отошла.
— Ну что же, — спросил Воланд у мастера, — вы всё ещё продолжаете считать меня гипнотизёром, а себя жертвой галлюцинаций?
— О нет, — ответил мастер.
— Так в путь! — негромко сказал Воланд.
И тогда чёрные кони обрушились на террасу, ломая копытами плиты».
При этом «гипнотизёры» подвергаются обстрелу, который, конечно, их не задевает: «Тут Геллу обдало гипсовой пылью. Отскочил верх ручки у белой вазы. Другие пули стали хлестать по балюстраде… Семь чёрных лошадей взвились в воздух и понеслись над крышами города, которые заструились и понеслись назад».
А дальше будет сцена на Воробьёвых горах, прощание Мастера с Москвой: «Щемящая грусть на мгновение охватила сердце, но быстро сменилась сладостной тревогой, бродячим цыганским волнением. В мозгу мелькнуло слово “навсегда”… Волнение перешло в чувство обиды, но и она угасла и сменилась горделивым равнодушием, а оно — предчувствием вечного покоя. Небо было чисто, радуга исчезла.
В то время как мастер смотрел на город, группа всадников дожидалась его в молчании».
В ещё более ранних редакциях дальше была апокалиптическая картина гибели Москвы, сигнал к которой подадут свистнувшие члены свиты, однако уже в 1938 году Булгаков изменил судьбу города: единственной жертвой станет «убитая свистом Фагота галка», а «пристань и ресторанчик высадило в реку. Она вскипела, взметнулась, и её выплеснул на противоположный берег, на траву речной трамвай с невредимыми пассажирами».
В этой редакции Гелла не забыта: «Кони рванулись, и пятеро всадников и две всадницы поднялись вверх и поскакали».
Будет здесь и знаменитое, рвущее душу восклицание: «Боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами, как загадочны леса. Кто много страдал, кто летел над этой землей, кто бремя нес на себе, тот это знает!» - и описание изменившегося облика летящих…
Я не буду описывать разговор при виде прокуратора (он во многом просто отредактирован в окончательном тексте), но после того, как «человек кинулся по лунной ленте и исчез в ней вместе с верным и единственным спутником Бангой», будет иной финал:
«— Он пошел на соединение с ним, — сказал Воланд, — и, полагаю, найдёт наконец покой. Идите же и вы к нему! Вот дорога, скачите по ней вдвоём, с вашей верной подругой, и к утру воскресенья вы, романтический мастер, вы будете на своем месте. Там вы найдёте дом, увитый плющом, сады в цвету и тихую реку. Днём вы будете сидеть над своими ретортами и колбами, и, быть может, вам удастся создать гомункула. А ночью при свечах вы будете слушать, как играют квартеты кавалеры. Там вы найдёте покой! Прощайте! Я рад!»
И последние строки – когда уже «в чёрную бездну кинется Воланд, а за ним его свита», -«остался только мастер и подруга его на освещённом луною каменистом пике и один чёрный конь. Мастер подсадил спутницу на седло, вскочил сзади нее, и конь прыгнул, обрушив осколки пика в тьму, но конь не сорвался, он перелетел через опасную вечную бездну и попал на лунную дорогу, струящуюся ввысь. Мастер одной рукой прижал к себе подругу и погнал шпорами коня к луне, к которой только что улетел прощённый в ночь воскресенья пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
И дальше стоит только дата – «22—23 мая 38 г.». Роман завершён…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о романе здесь
