Найти тему
Чаинки

Вольные люди... "С любовью..."

Глава 62.

Время действия - лето 1942 года.

Василиса шла по дороге вдоль поля, красного от цветущих маков. И было их так много, что даже небо казалось красным, и солнце, и белый конь, которого вёл в поводу Семён, тоже отливал красным светом.

- Сёмушка…

- Что? - улыбнулся ласково он.

- Отчего это?

- Так ведь цветёт всё. Красиво же!

Семён взял её ладонь в руку, прижал к своей груди:

- Притомилась, небось? Погоди, скоро придём. Недолго осталось. А хочешь, так давай посидим здесь. Отдохнёшь немного, и дальше отправимся.

- Посидим…

Семён подвёл Василису к пушистому от травы и мягкому, будто подушка, взгорку.

- Вот тут… Отдыхай, лапушка… Водички выпей!

Он протянул резной деревянный ковш, полный чистой, холодной до боли в зубах воды.

Да ведь это матушкин ковш, который в деревне у мачехи остался!

- Откуда он у тебя? - Василиса жадно припала к воде.

Семён усмехнулся ласково:

- Из дома. Нарочно для тебя прихватил.

- А ты знаешь, Сёма, о чём я всегда горевала здесь, в Крыму? - улыбнулась Василиса, возвращая ковш мужу.

- О чём, лапушка?

- О снеге. Всё хотелось, чтобы было его много-много. И чтобы сверкал он на морозе, будто алмазы. Чтобы ёлки высокие вдоль дороги, до самой макушки инеем покрытые. Чтобы солнце от холода будто туманилось и двоилось. У нас говорили в такие дни, что солнышко в рукавички оделось.

- Скоро, заюшка, дойдём, тогда и снега вдоволь увидишь. Потерпи немножко! - ласково улыбнулся Семён.

Васёнка блаженно потянулась, откинулась на траву, закрыла глаза.

- И впрямь, полежи, понежься…

На крыльце загрохотало, загремело ведро.

Василиса открыла глаза. Под давно не крашеным потолком билась муха.

- Смотри-ка, маки из глаз не уходят…

- Что это ты ворчишь, Василисушка? - в избу втянулась Стешка.

- В глазах, говорю, чего-то красно всё, - Васёнка села на постели, потёрла веки, пытаясь привести себя в порядок.

- Это от жары. Точно тебе говорю, от жары, - Стешка устроилась на лавке.

- А тут зубы ломить взялись, будто воды студёной выпила.

- Зубы-то? Заговаривать надо. Это худо, когда зубы… Постой, а много ль у тебя зубов-то осталось?!

- Про то и говорю, что болят, а их нету вовсе.

- Что-то расклеилась, Василисушка. Ты вот лучше послушай, что я тебе расскажу.

- Ну, выкладывай.

- Румыны хвастались, что немцы царь-пушку свою испробовали в Севастополе. И называли они её… эта… Дора…

- С чего же эта Дура стала царь-пушкой?

- Большая она — страсть. Народу на неё работает — полторы тыщи человек. И снаряды для её не такие, как обычно. Большущие. Говорят, скоро опять город штурмовать будут. Вроде как сам Гитлер приказ дал. Вызвал он здешнего генерала главного к себе в Берлин, ругался на него. Долго, мол, возитесь. Пора бы уж. Теперь в третий раз на штурм пойдут. Для того эту Дору и притащили.

- А ты будто и рада… - сверкнула глазами Василиса.

- Ай, брось ты, не ворчи. Гул да грохот от Севастополя слышим, а что там делается, не знаем. А я тебе заместо радива рассказваю.

Ушла Стешка, а у Василисы на сердце тяжело. Что же будет теперь? За всех страшно, а за женщин да детишек — вдвойне. Как Ульянушка там, внученька родная? Вот ведь в далеком краю родилась, в Италии, а близкой стала, будто и в самом деле родная кровь… Детки с нею, четверых родила, мал мала меньше. И мужик ейный, Николушка, где-то там воюет. Храни их, Господи, всех...

***

Густой дым застилал ущелье, лез в горло, ел глаза.

- Воды бы сейчас напиться… холодненькой… - мечтательно сказал Петруша, молоденький рабочий-путеец, вытирая запачканной рукой лицо.

- Не трави душу, - хмуро ответил ему Николай, забивая в шпалу костыль. - Лучше поторопись.

- Тороплюсь… - Петруша покорно взялся за молоток. - С самого ноября тороплюсь…

- Вот и молодец, - Николай смахнул с лица пот. - Не торопились бы — нашим в городе стократ тяжелее было бы.

- Эх, Коля, Коля, друг дорогой… - Петруша подтянул очередную вывороченную взрывом шпалу. - Кабы сюда новый брус поставить, а то ведь не ровен час слетит Железняков с рельсов.

- Не должен слететь. Не имеем мы права допустить такого. Сами вместо шпал лечь обязаны, а бронепоезд пропустить в целости и сохранности.

- Снова летят… - Петруша поднял голову, прислушиваясь к звуку моторов. - Куда на этот раз отбомбятся!

Из-за скалы выскочил состав, нырнул в узкую выемку, прорезанную в известняке, где отвесные стены хорошо защищали его от взрывов и осколков. Разрисованные полосами и разводами камуфляжа платформы и паровозы слились с местностью, и самолеты, потеряв поезд из виду, беспорядочно сбрасывали бомбы туда, где по их предположениям находился теперь состав.

В таких выемках скрывался "Железняков"
В таких выемках скрывался "Железняков"

Бронепоезд «Железняков» Береговой обороны Главной базы Черноморского флота был введён в эксплуатацию 4 ноября 1941 года. На вагоны моряки нарастили толстые стальные листы, укрепили слоями армированного бетона, поставили вооружение, способное наносить урон не только наземной технике врага, но и авиации. Мощный локомотив и бронированный паровоз давали «Железнякову» хорошую скорость. Уже 7 ноября 1941 года бронепоезд выполнил своё первое боевое задание.

-3

- Ложись! - закричал Николай, когда совсем рядом просвистели осколки разорвавшегося недалеко снаряда. - Петруха, ложись, говорю!

- Ага, сам-то чего не падаешь? - парень торопливо вбивал в шпалу костыль.

- Дурак, я жизнь прожил, детей родил, а ты? Погибнешь ни за грош! - Николай сильным движением притянул на нужное место рельс, наложил крепежи.

- Как говорила моя бабка — кому что на роду написано, - отмахнулся Петруха, подтаскивая очередную шпалу. - Захочет убить, так и лежачего зацепит.

- Бережёного Бог бережёт! - прокричал Николай, надсадно кашляя от попавшей в горло каменной пыли.

- Боженька пускай наш паровоз бережёт, а мы ему поможем!

Снаряды разрывались рядом с каменной щелью, в которой укрылся поезд. Летели осколки, тарахтела зенитка, установленная на бронированной платформе состава, стелился по земле дым.

- Всё, Петруха, уходим! - сказал Николай, забив последний костыль отремонтированного участка.

Через минуту они, сложив инструмент на дрезину, катили вперед, в сторону Цыганского тоннеля.

-4

- Тяжело братишкам приходится… - Петруша оглянулся, не переставая качать рычаг дрезины.

- Тяжело, это верно. Только и немцам от него не сладко.

Николай с усилием качал свою сторону рычага.

- Вот ведь здорово наши придумали с «Железняковым». Появляется там, где его не ждут, исчезает в никуда. Шороху немцам наводит и поминай, как звали! - засмеялся Петруша. - Не зря его немцы «Зелёным призраком» называют.

- Да уж, урону наш бронепоезд наносит вражинам — будь здоров. Да ведь ты не забывай, что наобум он не катается. Всё разведано, все позиции пристреляны, телефонная линия работает, подключайся, вызывай хоть ремонтную бригаду, хоть помощь. Дорогу бригада наша вовремя чинит.

- И мы немного причастны к этому, друг мой Коля! Знаешь, если мне придется погибнуть, я нисколько не буду жалеть. За великое дело голову сложу.

- А ты не складывай. У тебя ещё вся жизнь впереди.

Дрезина вкатилась в тоннель.

- Всё, снимаем тележку, - с облегчением вздохнул Николай.

-5

- Послушай, а где сейчас Ульяна твоя? - Петруша сильным движением втолкнул дрезину в углубление в стенке тоннеля.

- Ульяна, жёнушка моя любимая, теперь в штольнях обитается. Гранаты делает в цеху. Хотела ведь она на «Железнякова» пойти машинистом. Я, мол, столько лет трамваи водила, опыт имею немалый. Заявление писала в штаб Черноморского флота. Да ведь бронепоезд не трамвай, отказывали ей, гнали, смеялись даже в лицо. Нет, упорная ведь, на своем стояла. А потом отступила, не женское, говорит, это дело, - Николай вышел из тоннеля, сел на выжженную солнцем траву склона, достал кисет.

- Сама догадалась или кто надоумил? - усмехнулся Петруха, устраиваясь рядом.

- Сама. Не оттого отступила, что трудностей побоялась. Просто поняла, что свяжет руки бойцам. Станут за жизнь её опасаться, а это плохо. Хуже некуда.

- Вот они, твари… - Петруха поднял глаза к серо-желтому от пыли и дыма небу. - Видно всё расстреляли, весь боезапас.

Самолёты уходили, становилось тише, только ухали вдали обстреливавшие город пушки.

- На Саки пошёл… - сказал Николай, провожая взглядом немца.

- Угу… Говорят, устроились они в Саках, будто на века. Брательник мой там служил когда-то, рассказывал, что аэродром сделан по последнему слову техники, взлётно-посадочная полоса плитами выложена, выдержит любой самолет, даже самый тяжелый, а облачности почти не бывает. Ученые говорят, это из-за испарений с соленых озер.

- Ничего, Петруша, настанет день, и на том аэродроме советские самолеты базироваться будут. Смотри, «Железняков» идет. Сегодня здесь у него стоянка.

Однако не успел бронепоезд влететь в полумрак тоннеля, как появившиеся как будто из ниоткуда самолеты стали сбрасывать тяжелые бомбы, корежа пути и обваливая куски горы на входах в убежище.

- Ах ты… - чертыхнулся Николай. - Замуровать хотят.

- Да ладно, не впервой! - засмеялся Петруха. - Откопаемся!

Моргнуло и погасло электрическое освещение, погрузив пространство во мрак. И только сквозь просветы между обвалившимися глыбами проникали лучики солнца.

- Ничего… Выберемся… Повоюем ещё...

***

Василиса проснулась среди ночи от тихого скрежета по расшатавшемуся в пазах стеклу.

- Кто там? - приоткрыла она створку окна.

- Я это, бабушка… - тихий голос, однако знакомый. - Ульяна.

- Ох! - всплеснула руками Василиса и кинулась к двери. - Внученька моя, золотко! Входи, входи…

Потом она кормила гостью печеной в золе рыбой — хлебушка-то нынче нету, прости уж, родная, а рыбкой соседский мальчонка угостил — и слушала горький рассказ о взятии немцами Севастополя.

- Коля мой пути для бронепоезда ремонтировал. Так немцы за тем бронепоездом настоящую охоту устроили. Обстрелять, разбомбить его не получилось — уходил «Железняков» каждый раз в скалы, скрывался. Семь тоннелей да узкие щели в камнях спасали его. Так фашисты стали входы в тоннели бомбить, чтобы замуровать его вместе с людьми, засыпать. И всякий раз моряки выводили его наружу и снова вступали в бой.

- Ах, детушки, детушки… - вздыхала тихонько Василиса, слушая внучку и вспоминая рассказы о первой обороне города. Нет, не посрамили нынешние моряки чести матросской. Жизней своих не пожалели, чтобы город отстоять. - Как же всё-таки одолеть их ироды сумели?

- Налёт был авиационный. Полсотни самолетов. Небо чёрное, гул страшный. Земля от бомб сотрясалась. Поезд в Троицком тоннеле тогда стоял. Обвалился вход, одна бронеплощадка вместе с горой под землю ушла. Так поезд с другой стороны тоннеля сутки ещё бой вел. Потом второй вход завалили. Те, кто выжил, сняли орудия с платформ и стреляли из них с земли.

Василиса заплакала:

- Сколь горя-то на вашу долю выпало…

- Когда немцы близко подошли, приказ пришел — эвакуироваться людям из штолен, а склады с боезапасом взорвать, чтобы врагу не достался*. Кто смог, тот ушел. Кто не успел — того немцы газами травили.

- Нелюди…

--------

* Пройдут годы, погибнет СССР, и подвиг моряков-севастопольцев будет оболган и полит грязью. Сытые люди, не видевшие войны, станут рассказывать о том, как большевики взорвали штольни вместе с ранеными и мирным населением, потому что «для большевиков идея была важнее жизней простых людей». Назовут даже фамилию человека, якобы лично повернувшего ручку взрывателя (хотя в архивах значатся другие имена). Однако сами севастопольцы, лично подростками обследовавшие обрушившиеся штольни, не нашли этому подтверждений. Кроме того, согласно архивным документам, госпиталь и жилые отсеки находились на противоположной от складов стороне оврага.

--------

- За город тяжелые были бои, страшные. Но он в конце концов пал. Не сдался, бабушка. Он пал. Десятки тысяч моряков попали в плен. Разве же с голыми руками навоюешь…

- Куда же их теперя?! - всплеснула руками Василиса.

- Кто же знает… Командиров, коммунистов, евреев расстреливали сразу. А были такие, которые называли себя командирами — не хотели в плену жить. А настоящих не выдали. Только не верю я, бабушка, что так просто будут наши моряки в плену находиться. Знаю, будет борьба. Подпольная, партизанская, но будет. Даже там, в лагерях, не сломают их.

- Коля-то твой… не знаешь, где он? Нет?

- Видели его в колонне, которую на Джанкой погнали. Значит, живой он. Живой.

- А с детками твоими-то что?

- И они живы, бабушка. Оставила их у подруги. Ничего, справятся. Старшие за младшими присмотрят. А сама я не смогу там жить. Не смогу в лица смотреть тем, кто наших ребят yби вал.

- Что же ты теперя делать думаешь?

- К партизанам пойду. Только ведь не зная, куда идти, в горы не сунешься. Бабушка… Слышала я, что… Что бывают у тебя знающие люди… которые могут провести меня к ним.

- Ох, Ульянушка… Опасное ведь это дело — в партизаны.

- Горит у меня внутри. Не смогу я сидеть спокойно и ждать… чего ждать? Если мы все будем ждать, когда кто-то придет и освободит нас, разве наступит этот день? Нет, вот я чуть-чуть сделаю, ты сделаешь, он сделает… - на глазах Ульяны появились слёзы, женщина судорожно сглотнула и, помолчав, продолжила, - Вот так, все вместе и одолеем.

- Что же, - вздохнула Василиса. - Оставайся. Придет человек, поговорю о тебе. А там уж видно будет. Только ждать тебе придется в тайнике. Не забыла ещё, как девчонкой от бандитов там пряталась?

- Не забыла, бабушка. Или боишься чего? Зачем в тайник-то?

- Стешка ко мне приходит иной раз. А язык у ей, не приведи, Господь! Увидит — выболтает сразу.

- А ты знаешь, что хорошего я тебе скажу? - вдруг улыбнулась Ульяна.

- Откуда же мне знать…

- Серёжка-то наш на Лизе женился!

- Женился?! - радостно вскрикнула Василиса.

- Да. Правда, негде было им расписываться. Так, на словах, порешили, что муж и жена они теперь.

- Вот счастье-то! Что бумаг нет — это ничего, Ульянушка. Бумаги что? Бумаги сгореть могут, размокнуть, потеряться. Самое главное — что перед Богом они клятву дали друг другу. Любви своей клятву дали. Это самое главное.

- Правда, бабушка… - Ульяна обняла старушку, прижалась лицом к её иссохшей груди. - Любовь… Любовь, она такая, она и победить силы даст, и выжить, не сломаться.

- Любовь или ненависть? - усмехнулась Василиса.

- И ненависть тоже. И она силы дает.

- Дает, это верно. Да только не те это силы. Не от Всевышнего они. Не должна в груди твоей ненависть гореть, понимаешь? Иссушает она, выжигает. Ты, внученька, с любовью живи. Землю свою люби. Моряков, красноармейцев, летчиков, которые город защищали, люби. Женщин с детишками, которые в городе остались, люби. Ради них и живи. Ради них и уничтожай фашистов под корень. Как зверя лютого истребляй.

- Мы с любовью, а они? Что творят они с нами? А ведь они, фашисты, такие же люди, как и мы — о двух ногах, двух руках, голова на плечах. Кто дал им право хозяйничать на земле нашей?

- Никто не давал. Искру Божию они потеряли, когда подняли оружие на безвинных людей. Потому у говорю — уничтожать их надо как зверя лютого.

- С любовью, говоришь… А если они завтра скажут, что их заставили? Что не хотели они идти в солдаты? Значит, простить их надо из любви?

- А что было бы, если бы они отказались идти в солдаты?

- Ну… не знаю… Может быть, тюрьма… А может быть, расстрел…

- Значит, они свою жизнь выше наших жизней поставили, придя на нашу землю. Значит, простить их — всё равно что предать своих. А если в тебе есть любовь, то ты не сможешь предать. И простить фашистов никак не сможешь. Понимаешь? Не из ненависти к ним ты не простишь, а из любви к народу своему.

- Вот как…

- Так, детушка. А ненависть… Она тебя в зверя превратить может. Ты ведь женщина, тебе этого никак нельзя.

- Эх, бабушка… Трудно принять это. Не знаю, смогу ли… После всего, что видела я.

- А ты подумай об этом. Время у тебя есть. Пока человек нужный наведается, пока скажет об тебе кому надо… Есть время… Смири душу свою, Бога впусти, помолись.

Ульяну забрали через неделю. Уходила она жаркой душной ночью. Монотонно тюкала сова, шумело море, где-то вдалеке весело перекликались часовые.

- Спасибо, бабушка, - она обняла старушку, поцеловала сморщенную щеку. - Много я думала о словах твоих. Может, не вовсе унялась моя ненависть, а всё же легче мне стало. Уничтожать я фашистов буду, но думая о том, что не сможет он теперь навредить людям нашим, не сделает им больше ничего плохого.

- Вот и правильно, внученька. Вот и правильно.

Василиса смотрела вслед ушедшей в неизвестность внучке и думала о том, что не раз ещё внукам и правнукам её придется идти на бой с врагом. И только с Богом в душе можно победить. Даже если вместо креста на груди спрятана красная корочка партбилета.

Продолжение следует... (главы выходят раз в неделю)

Предыдущие главы: 1) Барские причуды 61) "Жена моя..."

Навигация

#приключения #история #крым #рассказы #россия

Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!