«Гибкий и осторожный, сообразительный, умный ум, который знал свое место и время» Екатерины II сохранился в остроумных диалогах, дошедших до нас.
Царица и генерал
Генерал Федор Михайлович Шестаков за 40 лет службы ни разу не был при дворе и впервые оказался там, приехав за документами об отставке и пенсии. Секретарь императрицы представил ей Шестакова. Екатерина II была немного удивлена, поскольку полагала, что знает всех своих генералов.
— Как же так случилось, Фёдор Михайлович, что я до сих пор ни разу вас не видала? — спросила императрица.
Генерал Шестаков был человек военный, как должно вести беседы при дворе не знал и простодушно заметил:
— Да ведь и я, матушка-царица, тоже вас не знал!
Усмехнувшись, Екатерина ответила:
— Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! А вы, Фёдор Михайлович, всё же генерал!
Вопрос терминологии
Однажды императрице представили адмирала Василия Яковлевича Чичагова. Во время русско-шведской войны он сумел одержать несколько блестящих побед, которые принудили шведского короля Густава III к скорому заключению мира. Императрица попросила адмирала рассказать о своих сражениях. Поначалу Чичагов стеснялся, но чем больше он рассказывал, тем сильнее распалялся. И вот он настолько разгорячился, что уже кричал, размахивал руками и употреблял крепкие слова, которыми зачастую пользовались во флоте. Поняв, по лицам придворных, что зашел слишком далеко, адмирал пал ниц:
— Виноват, матушка, Ваше императорское Величество…
Но Екатерина милостиво ответила:
— Ничего, продолжайте, Василий Яковлевич, я всё равно в ваших военно-морских терминах не разбираюсь!
Пушки и колокола
Екатерина II не раз сама о себе замечала, что обладает более мужским умом, нежели женским. Как-то к ней с прошением пришли представители духовенства. Они сетовали, что Петр Первый в свое время переплавил церковные колокола на пушки и обещал их вернуть, но слова не сдержал. Духовенство надеялось, что императрица исполнит обещание Петра. Екатерина попросила взглянуть на петицию к царю, где Петр в грубой манере предлагал просителям в ответ свой половой орган. Прочитав это, императрица взяла перо и чернила и написала на документе: «А я же, как женщина, даже этого предложить не могу».
Утки нашептали
При дворе Екатерины жила одна мещанка — Матрена Даниловна. Она пользовалась особым расположением императрицы, рассказывала ей о городских слухах и сплетнях. Не редко ее мнение принимали в расчет. Они были так близки, что называли друг друга «сестрицами», а Матрена Даниловна могла в любое время войти к императрице. Как-то Матрену Даниловну обидел петербургский обер-полицмейстер Рылеев, и стала она при императрице наговаривать на него, обвиняя во всевозможных грехах. Екатерине это пришлось не по душе, и встретив Рылеева, она посоветовала ему послать Матрене Даниловне подарок: — Никита Иванович! Пошли-ка моей Матрене что-нибудь из съестных припасов. Только не говори, что я присоветовала. Обер-полицмейстер отправил «сестрице» несколько свиных туш, гусей, уток и других припасов. Вскоре тон Матрены сменился, а вот императрица наоборот высказала желание сменить Рылеева на посту. Но Матрена стала за него заступаться:
— Я пред ним виновата, ошиблась; все твердят, что он человек добрый и бескорыстный…
— Да, — заметила Екатерина Алексеевна.
— Это, должно быть, тебе его гуси и утки нашептали! Помни, что я не люблю, чтобы при мне порочили людей без основания.
Суровый критик
Екатерина II во время своих поездок по России любила сама награждать отличившихся военных и гражданских лиц. На эту привычку награждать подданных и обратил внимание бельгийский принц Шарль Жозеф де Линь. Однажды он отметил:
— Ваше Величество, мне кажется, что вы всегда довольны своими подданными!
На что Екатерина Великая парировала:
— Я далеко не всегда бываю ими довольна. Просто я хвалю всегда прилюдно, а браню с глазу на глаз!
