Здесь не будет речи о Кайафасе Каине и прочих героях «Вархаммера 40 000». Образ комиссара в фантастической литературе намного древнее текстов по «Молоту войны» и даже истории взаимоотношений Фурманова с красным командиром Чапаевым. Но для русскоязычного читателя именно Фурманов в своём бессмертном произведении (к тому же отлично экранизированном) задал стандарт взаимоотношений комиссара с командиром. Комиссар сам в боях не участвует, в армейской работе не задействован, его задача сводится к одному — убеждать командира принимать правильные решения.
В древности фантастики в современном понимании этого слова не было, её роль исполнял эпос. Возьмём, к примеру, индийскую «Махабхарату». Идеальный кшатрий, прирождённый воин Арджуна с детства занимался воинскими искусствами и даже от богов хотел лишь одного: нового оружия и инструктажа по его боевому применению. В это время его приятель Кришна развлекался с девицами и бухал. Во время решающей битвы гражданской войны между пандавами и кауравами, в сражении при Курукшетре, Кришна был водителем БТРа Арджуны, то бишь его боевой колесницы.
Когда Арджуна дрогнул, поняв, что ему вот прямо сейчас предстоит устроить геноцид собственной родни, и хотел уже всё бросить и дезертировать, именно Кришна убедил его сражаться. Блистательная речь комиссара, убеждающего командира, что воевать необходимо, ибо (далее идёт длинный список причин), впоследствии стала отдельным литературным произведением, известным как «Бхагават-гита».
Комиссары, как об этом писал в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневский, бывают не только мужского пола. Взять хотя бы Шахерезаду. Султан по имени Шахрияр сперва захотел её юного прелестного тела, а поутру намеревался отрубить ей голову, как всем её не менее юным и не менее красивым предшественницам. Перед Шахерезадой стояла классическая комиссарская задача — переубедить своего подопечного. Уговорить всесильного правителя не убивать её хотя бы сегодня. В отличие от Фурманова, которому далеко не каждую ночь приходилось вести перед Чапаевым дозволенные речи, Шахерезаде пришлось использовать свою фантазию и красноречие целых тысячу и одну ночь. Однако деваться ей было некуда и со своей задачей она справилась просто великолепно.
Были ли какие-то аналоги подобных проявлений комиссарского красноречия в реальной истории? Да, разумеется. Роль комиссара при своём муже Юстиниане I блестяще сыграла византийская императрица Феодора, впоследствии признанная святой. Озверевшие болельщики (футбола тогда не было, его заменяли гонки колесниц на большом ипподроме в Константинополе) в количестве нескольких десятков тысяч человек двигались ко дворцу и все придворные уговаривали императора бежать, спасая свою жизнь. И тогда Феодора произнесла свою знаменитую речь о том, что лучше умереть правителем, чем прозябать беглецом. Юстиниан воспрял духом и подавил восстание, всех фанатов и прочий сброд зарезали верные законной власти войска.
Но вернёмся к литературе вообще и фантастике в частности. Во всей советской фантастике самый лучший образ идеального комиссара создан, конечно же, братьями Стругацкими. В мире Полдня таким комиссаром, не только предлагающим самое доброе (и вместе с тем эффективное) решение, но и убеждающим даже самых упёртых фанатиков «вертикального прогресса» его принять, стал Леонид Горбовский. А вот у Ефремова комиссаров нет. В его идеальном обществе будущего в них не нуждаются, поскольку каждый коммунар сам себе комиссар. Фай Родис, которой иногда приходится выполнять некоторые комиссарские функции, тем не менее в первую очередь была командиром, точнее капитаном боевого звездолёта. На планете Торманс она выполняла в основном дипломатические функции, что для капитана корабля вполне естественно, но в комиссарские обязанности обычно не входит.
Даже в диснеевских мультфильмах есть место комиссарам. Правда, как и положено в буржуазном масс-культе, их показывают не в самом лучшем свете. В этих мультиках комиссарами обычно бывают клевреты главных отрицательных персонажей, в частности так называемые фамилиары — например, попугай визиря Джафара в «Аладдине».
