А теперь посмотрим, как Петербургский текст выглядит, собственно, в тексте. Принято считать, что первым собрал в целое основные его образы Пушкин (кто же ещё). Конечно, это не случилось на пустом месте: его элементы входили в литературу постепенно, многие были основаны на городских легендах почти столетней давности. Но в Болдинскую осень 1833 года действительно были написаны два текста, где Петербург уже выступил в качестве самостоятельного героя. Это “Медный всадник” и “Пиковая дама”.
Справедливости ради нужно сказать, что в том же 1833 году Гоголь как минимум начал писать повесть ”Невский проспект” — текст, значимый для темы наравне с “Медным всадником”. А сам “Медный всадник” был опубликован Жуковским уже после смерти Пушкина, то есть не мог служить источником ещё 4 года. Так иногда бывает в литературе: просто для какой-то темы пришло время.
Поэтому будем считать, что эти два текста равноправно первые.
“Медный всадник” — лучшая иллюстрация эволюции образа Петербурга за 100 лет. Предисловие — дань одической традиции XVIII века, парадный портрет новой столицы и хвала гению Петра. Всё как положено. Если бы не последняя строфа — резкая перебивка настроения: переход от восторгов и гармонии к “ужасная пора” и “печальный рассказ”. Эта строфа была вычеркнута Николаем I при прочтении (затем вычёркивать ему надоело и поэму просто не допустили к печати, за исключением предисловия).
Вот с этой перебивки и наступает в нашей литературе век Петербурга трагического, мистического, сводящего особо впечатлительных с ума.
Живёт себе Евгений — человек молодой, небогатый, но работящий. Представитель типично петербургского класса “где-то служит”. По намёкам мы понимаем, что происходит он из древнего и когда-то знатного рода, многие из которых пришли в упадок после петровских реформ. Так что наш герой со всех сторон — результат нового времени.
Мечтает он жениться на своей возлюбленной (как я писала в прошлой части, статистически это большой успех), завести детей, получить повышение и спокойно быть похороненным внуками. Но не тут-то было.
Как мы помним, большинство проблем Петербурга происходят от его “намеренности”. Пётр пошёл против природы, отвоевав у неё место для города, за что природа периодически мстит наводнениями и регулярно-климатом. Рациональный космос здесь регулярно сталкивается с природным хаосом.
Мстит она Петру, но до него не дотянутся. Поэтому достаётся только несчастному простому человеку. И особенно его невесте, которая умудрилась поселиться “почти у самого залива”, на пороге — в самом опасном пространстве и без того опасного города.
В качестве олицетворения мстящей природы у нас отдельным героем выступает Нева. Она дышит, думает, гневится. Вода традиционно ближе к идее стихии, плюс у неё с Петром свои счёты: он её “в гранит одел”, как говорится в предисловии, и призывал покориться.
Напомню, что поэма основана на реально случившемся недавно (в 1824 году) страшном наводнении в Петербурге. Естественно, Пушкин имел возможность опираться на воспоминания очевидцев. Реальные картины разрушений он переводит в космический масштаб, и картина выходит по-настоящему апокалиптической.
Обломки хижин, бревны, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!
Народ
Зрит божий гнев и казни ждет.
Представьте: вместо города — бушующее море, плывут обломки домов, гробы (это, кстати, взято Пушкиным из воспоминаний), трупы, а над всем этим возвышается скала и Медный всадник. И это всё видят люди, которые уже 100 лет живут в атмосфере легенд о подписании Петром договора с Дьяволом, царе-Антихристе, череды предсказаний “Месту сему быть пусту”. Как тут не поверить.
Тем более, что современные цари уже не те. Александр только вздыхает и говорит, что "С божией стихией// Царям не совладеть". На помощь городу может прийти только сам Пётр. Большинство легенд о разрушении Петербурга имели одно условие: город будет стоять до тех пор, пока стоит Медный всадник. Поэтому памятник занимает центральное положение во многих произведениях, связанных с Петербургским текстом.
И, обращен к нему спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
Именно этому демоническому божеству и пытается угрожать наш несчастный Евгений. Ему не очень интересна борьба человеческой воли и стихии со всеми масштабными реформами вместе взятыми. Его личная маленькая жизнь оказалась сломана волей одного человека. Здесь отлично видна произошедшая в культуре смена фокуса.
Классицизм в XVIII веке обращал внимание только на всеобщее, государственное благо, в картину которого прекрасно укладывалась деятельность Петра. Отсюда традиция исключительного его воспевания. Но уже в пушкинское время (даже раньше) с его интересом к частному, личному, внимание авторов привлекает обычный человек, часто оказывающийся случайной жертвой глобальных процессов.
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
В “Медном всаднике” Пушкин объединяет как одическое воспевание величия Петербурга и Петра, так и личную катастрофу обычного человека, к которой они иногда приводят. Вся суть Петербургского текста в этой антиномии: красота, богатство, имперское величие всегда соединяются с разрушенными судьбами, бедностью и трагедией.
Осталось только обратить внимание на два важных элемента образа героя: безумие (Петербургский текст вообще любит зыбкие пограничные состояния сознания) и одиночество (нам сказано, что его никто не искал). Вы встретите их не раз. И особенно у Гоголя.
Третья часть:
"Пиковая дама" и петербургский текст: