Сегодня я хочу поговорить об одном из постоянных героев нашей литературы XIX-начала XX вв — Петербурге. Конечно, речь не просто об упоминании города как места действия, а об особом феномене, который получил название Петербургский текст. Примерно в 1830-е годы вокруг Петербурга сложился этот устойчивый комплекс мифов и образов, который просуществовал практически без изменений как минимум 100 лет.
Всё это не стоит на 100% соотносить с реальным городом, скорее это была художественная традиция, вымысел, основанный на смеси реальных фактов, слухов, городского фольклора и просто фантазии авторов. Каким же видела Петербург русская литература?
Начнём с географии. Петербург по представлениям того времени находился на краю света. Это Москва была окружена древними, насиженными городами (см карту Российской Империи), а здесь - место новое, неизвестное. Такое всегда вызывает опасения. Мало того, пограничность его положения усугублялась выходом к морю. Отсюда дальше уже некуда было идти. И это вызывало определённые опасения.
Изначально в фольклоре, а затем и в литературе любая граница наделялась мистическими свойствами: вспомните количество суеверий, связанных с любым порогом, а особенно пересечением границы домашнего и внешнего пространства. А наш город ещё и стоит на границе стихий: суши и воды. Буквально стоит на ней: граница проходит через большую его часть реками и каналами.
Пограничное пространство вызывало такую опаску потому, что считалось “серой зоной” между мирами: злым силам сюда легче проникнуть. И если всякие нехорошие вещи могут происходить на пороге обычного дома, то расположенная на таком пороге столица просто обречена на чертовщину. Не говоря уже о том, что благодаря регулярным наводнениям эта граница временами совсем стирается.
Дальше неустойчивость пространства только усиливается. Город расположен на болоте, белые ночи нарушают правильный ход времени (и границы), а переменчивый климат буквально стремится убить всё живое: согласно статистике, смертность в Петербурге была в несколько раз выше, чем в сопоставимых городах. Это было одно из немногих мест того времени, где смертность превышала рождаемость. Не говоря уже о кратно приумноженном слухами количестве умерших при строительстве.
Иногда городу было мало и этих жертв, и здесь на помощь ему приходили разрушительные наводнения (об этом позже). В общем, место гиблое.
Кстати о демографии. В Петербурге был сильный гендерный перекос: в 1837 году, к примеру, женщины составляли только 30% населения. Огромное число мужчин, особенно низкого и среднего достатка, оставались одинокими, что, в свою очередь, усиливало спрос на проституцию, которая ещё сильнее снижала количество “семейных” женщин. Всё там не как у людей.
Следующей претензией к Петербургу была его “намеренность”. “Нормальные” города, сёла появляются постепенно, растут со временем. Они достаются нам в наследство, воспринимаются как естественная часть мира. Их основание — полузабытая история, тема для разного рода легенд. В этом народное сознание видело логику правильного хода жизни.
Петербург, как мы знаем, появился по историческим меркам мгновенно — и сразу как столица. Его создание — бунт против правильного хода вещей. По личной воле одного человека появляется город там, где по природным условиям его быть не может. Он строится по единому плану, его улицы прямые, здания однотипны, здесь нет понятия “старое” и “новое”. С одной стороны, это торжество разума над хаосом природы, с другой — бунт против естественного течения жизни. Тема столкновения хаоса и космоса, разума и стихии — одна из главных черт Петербургского текста.
Как это обычно бывает, вскорости народное сознание пришло к выводу, что это всё стало возможно только в результате подписания договора с Дьяволом. Что заодно и усиливает инфернальность пространства.
Как столица, Петербург был также символом государственной идеи: общество иерархично, особенно актуальна тема чиновничества, отсюда — гипертрофированная жажда успешной карьеры и богатства. Сюда приезжают в поисках лёгкого успеха, а не чтобы жить. Отсюда те многочисленные образы бедных чиновников, художников, просто горожан, которые становятся жертвами города, символизирующего бюрократическую машину огромной империи.
В качестве заключения и просто любопытного факта отмечу, что единого понятия Московский текст в литературоведении нет. В XIX веке Москва как отдельный образ существовала в литературе только на контрасте с Петербургом: город тихий, провинциальный, семейный. Жизнь здесь течёт медленно, даже скучно. Интерес город представляет только как место поиска невест. А потом — сразу в Петербург. Строить карьеру и болеть чахоткой.
Вот примерно так в общих чертах выглядит Петербургский текст. Но это всё теория. Дальше посмотрим, что было на практике. А пока - примерная иллюстрация типичного Петербургского текста
