"Настя замолчала. Николай тоже задумчиво молчал и слушал, как в уже почти ночной тишине, где-то вдалеке протяжно и тоскливо выла собака, от этого сердце наполнялось усталостью и грустью..."
Глава 37.
- Деда! Как же мы рады, что ты жив! – ребятишки бросились к лежавшему на больничной койке деду, когда наконец доктор разрешил семье посетить пациента.
- Вы мои дорогие, как же я соскучился! – Геннадий Анатольевич встретил внуков и Николая с Настей в больничной палате, куда его поместили по настоянию руководителя оперативной группы, спасшей всех в лесу.
- Как вы себя чувствуете? – обеспокоенная, похудевшая от переживаний последних дней Настя, присела на краешек кровати, - Вы угомонитесь, озорники, здесь нельзя баловаться, дедушке вредно беспокойство такое! – это она говорила уже Серёжке с Анюткой.
- Настюш, ты не волнуйся, всё хорошо у меня, и такое «беспокойство» жизнерадостное мне только на пользу, - Геннадий Анатольевич взял Настю за руку, - Это Михаил настоял, что обязательно нужно в стационар, потому что нужно осмотреть и составить бумаги, что вообще произошло и какой вред мне нанесён. А так – я бы хоть сейчас встал и пошёл. Отлично себя чувствую.
- Дядь Гена, мы с доктором беседовали, он сказал, что у тебя переохлаждение, а так и до воспаления лёгких можно доиграться, - сказал Николай, - Поэтому, лучше все указания докторов выполнять.
- Дедуль, а мы в милицию ходили, помогать, - Серёжка выпятил грудь, где на рубашке у него был прицеплен значок, - Анюте карандаши подарили, а мне значки, и мы друг с другом поделились!
- А мы с мамой тебе пирожков напекли, - осторожно присев рядом с дедом на кровать, сказала Анютка, - С мясом, как ты любишь. Поправляйся скорее, всё нам расскажешь, как в лесу был. Деда, а там волки были?
- Так, всё! – Настя строго посмотрела на детишек, - Про волков можно и дома поговорить, когда дедушку выпишут. А сейчас – повидались, и хватит, пойдёмте на улицу, папе с дедушкой нужно поговорить.
Настя увела ребятишек в небольшой скверик, разбитый вокруг стационара больницы, и села на скамейку. Она уже знала вкратце, что же произошло, кто, собственно, был зачинщиком исчезновения Геннадия Анатольевича, а кто – исполнителями. И от этого было ей горько и грустно. Было жаль пожилого человека, и без того прожившего не очень счастливую жизнь, а теперь еще и получившего вот такой «сюрприз» от собственного сына. Много дум одновременно приходило в её голову, и то, как тяжело теперь Геннадию Анатольевичу, и то, что когда-то Серёжке и Анютке придётся узнать всю нелицеприятную правду о родном отце, и то, что же теперь ждёт самого Семёна…
А в Теремках бурно обсуждали всё случившееся! Особенно после того, как возле опорного пункта милиции остановилась машина с зарешечёнными окнами, и из пункта вывели их… совсем молодого парнишку с синяками под обоими глазами, угрюмого бородатого мужика со сломанным носом и совершенно потерянного, близкого к умопомешательству Семёна.
- Гляди, гляди, это же агроном наш бывший, - шептались в толпе теремчане, указывая пальцем на Семёна, - Родного отца хотел убить, это только подумать! А ведь какой приличный раньше был, и не скажешь по нему, что на убийство способен! А говорят, что всё это из-за машины устроил, что его отец Николаю подарить хотел! Продал отца уголовникам, иуда!
- Не зря его Настасья выставила, да обратно пускать не хотела! – сказала стоявшая в толпе Настина коллега, счетовод Тамара, - Сразу разглядела, какой он человек! Мудрая женщина!
Стихли разговоры, когда следом за прятавшими глаза преступниками, вынесли из пункта накрытое тканью бездыханное тело Фары. Никто из теремчан не знал ни имени этого человека, ни даже как он выглядел, но многие крестились, шептали молитву за упокой. После того, как машины милиции и скорой помощи уехали, долго еще стояли люди возле общежития, обсуждая происшествие и рассказывая его подробности, якобы услышанные от «знающего знакомого из органов».
Вечером Настя и Николай по своему обыкновению сидели за столом у летней кухни. Ребятишки давно спали, вечер был уже прохладным, где-то там, за лесом и рекой уже дышала дождливой свежестью осень, август заканчивался, а с ним уходило и лето…
- Настюш, ты что пригорюнилась, устала? Время то какое выдалось, неспокойное, - Николай взял Настю за руку.
- Коль… я вот думаю, может нам и в самом деле уехать отсюда, - вдруг сказала Настя.
- Это почему же, с чего вдруг такие мысли у тебя? Ты не бойся, Михаил уверил, что ни нам, ни детям, ни дяде Гене, да и никому в Теремках ничего уже не грозит – всех поймали, кто воду тут мутил! Григория вот только жаль, Лучинкина-то. Говорят, состояние тяжёлое, в Москву повезут оперировать, как только будет возможно транспортировать.
- Иван Панкратьевич надеется, что Григорий – человек крепкий, старой закалки. Он еще совсем юным в войну в разведке служил, многое повидал! А я …Да нет, не потому что боюсь. Плохие люди везде есть, не только у нас здесь вдруг банда такая образовалась, - покачала головой Настя, - Я за Серёжку с Анюткой переживаю… Подрастут, кто-то да скажет им – а вот, папаша то ваш родной…кем был. Та же вон Оксана у меня на работе раз про это заикнулась, ладно – мне, я стерплю, да и что ответить найду. А дети? Что мы им скажем, что вообще они должны знать про это всё? Конечно, когда вырастут – то только правду, но ведь некоторые здесь кумушки не станут ждать, пока ребята вырастут! Вон, весной Агафонова Галка Анютке что-то про мать пыталась плохое-то сказать, хорошо тётка Вера услыхала, задала той нагоняя…
- Я думаю, что у нас умные дети, и вполне способны всё понять, - ответил Николай, - Объясним, без пугающих подробностей, конечно…
- Сказать Серёжке и Ане, что их отец хотел убить деда?! Нет, для такого они еще точно недостаточно выросли!
- Ну, сказать, что попал в плохую компанию. Вообще, Михаил так и сказал, что по глупости Сёмка попался этим… а у таких хватка железная – если попался, то уже не отпустят. Зубы свои в него глубоко вонзили, не вырвешься, вот он и не смог…
- Поскорее бы Геннадия Анатольевича выписали, - вздохнула Настя, - Сядем все, посоветуемся. Я, конечно, не могу за всех это решать, нужно всем подумать, как будет лучше и для нас, взрослых, и для детей. Коль, а может быть и в самом деле, продадим здесь дом, да и махнём к морю? Любаша с Алексеем подскажут, с чего начать, устроимся…
- А ты, разве не будешь скучать по Теремкам? – Николай поцеловал положившую свою голову на его плечо жену, - Мне кажется, что ты сейчас под впечатлением от случившегося, да и устала, столько переживаний – за деда, за ребятишек… Давай, мы пока не станем ничего решать? Подождём, пока все эмоции улягутся, все успокоимся. Дед тоже разве сможет сейчас спокойно что-то обсуждать – такое пережил. А вот потом уже все и поговорим.
- Да… Геннадию Анатольевичу сейчас тяжелее всего… Родной сын такое натворил, страшно представить. Но еще страшнее думать о том, что же будет Семёну за это. Какой бы ни был, а ведь он сын… Ох, Сёмка, Сёмка, горе-агроном, только и делает, что горе да беду вокруг себя щедро сеет… А что, ты Ирине звонил, что отец в больнице и с ним всё хорошо?
- Звонил, - ответил Николай, и даже в сумеречной летней синеве было видно, как потемнело его лицо, - Орала, как ненормальная в трубку! Сказала, что это мы во всём виноваты, что отца у себя чуть не силой держали, «в глухомани», как она сказала, а вот живи он в городе, ничего такого не произошло бы. Еще сказала, что напишет на нас за это, куда следует, пусть разбираются, может это мы всё и организовали… А, и еще, говорит судиться с нами будет, за имущество…
- Ох, Господи, что же им всем это имущество прямо вот жизни не даёт! Ну вот как тут не помянуть Тамару Власовну, Царствие ей Небесное, а ведь тоже только про это и думала. Будто с собой богатство всё забрать собиралась, а как бабушка моя Анна Кузьминична говаривала – в гробу карманов нет, в чём пришёл в эту жизнь, в том и уйдёшь… Ирка тоже туда же – нет, чтобы к отцу в больницу приехать, проведать, так и та судом грозится. Не дай Бог таких вырастить!
Настя замолчала. Николай тоже задумчиво молчал и слушал, как в уже почти ночной тишине, где-то вдалеке протяжно и тоскливо выла собака, от этого сердце наполнялось усталостью и грустью. Все предыдущие дни, пока искали Геннадия Анатольевича, Николай вместе с теремковскими мужиками, кого отпустил с работы председатель, прочёсывали лес возле болота, потому что Анисья Важенина, бабулька лет восьмидесяти с небольшим, сказала, что вроде бы видала, как нездешний мужик в очках шёл как-то поутру именно в сторону болот. Хоть доверия слова слабоватой зрением женщины и не вызывали, но всё же не мог Николай оставить их без внимания, а вдруг да правда! Мужики, особенно кто работал с Николаем и хорошо его знал, понимали его, и не оставили одного, поделившись на команды по пять-шесть человек и по очереди отправлялись с ним в лес.
Теперь же, когда всё разрешилось, Николай чувствовал всю накопившуюся усталость, и в голове его не было тех мыслей, что у Насти, он попросту слушал ночные звуки и бездумно смотрел в темнеющее небо.
- Коль, а что теперь с ними будет? Ну, со всеми этими…
- Не знаю, суд решит – каждому по справедливости дадут, я считаю.
- Там же вот с ними парень молодой, совсем еще мальчишка… а туда же – на скользкую дорожку. Вот родителям то горе…
Посидев еще немного, они устало поднялись и отправились в дом. Наконец-то можно было спокойно выспаться, зная, что всё благополучно закончилось.
Продолжение здесь.
От Автора:
Друзья, рассказ будет выходить по одной главе, в семь часов утра по времени города Екатеринбурга. Ссылки на продолжение, как вы знаете, я делаю вечером, поэтому новую главу вы можете всегда найти утром на Канале.
