Заранее предупреждаю, что «любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми, а так же нынешними событиями абсолютно случайно и непреднамеренно».)))
Первой и самой главной проблемой после вхождения России в Континентальную систему стала конечно же галопирующая инфляция. Она была связана как с прекращением морской торговли, так и с постоянным вбросом в экономику бумажных денег, поскольку бюджет испытывал все больший и больший дефицит.
В 1807 году рубль ассигнациями стоил 67.11 копеек серебром. В марте 1808 года – уже 50,25 копеек. В марте 1809 года – 44,64 копейки. В 1810-м – 33.78 копеек. Ну и в 1811-м – 24,81 копейку. Таким образом, курс бумажного рубля рухнул в 2.7 раза. Что это значит? Это значит, что рост цен в ассигнациях произошел в эти самые 2.7 раза. Как вы думаете, это реально касалось только купцов и помещиков, или все-таки эти проблемы затронули все население России?
Далее, поскольку экономика России была экспортно ориентированной все XVIIIстолетие, довольно большое количество крестьян в сезон выезжали на различные промыслы. Например, значительная часть крестьян Заонежья в зимнее время занималась заготовкой леса. Заонежский лес использовался также при строительстве зданий, судов, каналов и т.д. В ХIХ века часть заготовленного леса поступала на лесопильные заводы, в частности, на «пильные фабрики» купца Захарьева, располагавшиеся в Повенецком уезде, и на Уницкий завод Сергея Беляева.
Заработки там были очень неплохие: в среднем на каждого рабочего с лошадью в течение зимы приходилось по 40–50 рублей, самое большее – 80 рублей, но при этом все продовольствие и корм для лошадей крестьяне обязаны были покупать у хозяев, чаще всего авансом. Чем дороже было продовольствие, тем меньше оставалось от заработка. Крестьянин с лошадью нанимался в возчики, безлошадный – в рубщики. Работа велась с ноября по март. Лес заготавливали в специально отведенных и хорошо охраняемых лесных дачах, которых в Заонежье было немало.
Лесорубы селились в лесных избушках, в которых складывалась печь по-черному, а пол устилался хвоей, соломой и старыми одеялами. В избушке постоянно горел огонь, было душно и дымно, спали не раздеваясь. Когда промерзали болота, заготовленную древесину вывозили на берег какой–либо реки или к Онежскому озеру, а с наступлением весны приступали к сплаву. На сплаве работа велась по 12 часов, в две смены. Плата составляла от 50 копеек до 1 рубля на хозяйском питании.
Кроме того, крестьяне почти по всей России занимались такими промыслами, как курение смолы и дегтя, ломка и обжиг извести, кожевенное производство, бондарное производство, заготовка пеньки и льна и т.д.
Что произошло после вступления России в Континентальную блокаду? Да обычный кризис перепроизводства. Были произведены товары, которые некуда было сбыть. Естественно цены на них начали падать, даже с учетом инфляции. Так, к примеру, лен, продававшийся в 1807 году по 65 рублей ассигнациями за берковец (10 пудов), в 1808 году продавался только лишь за 60 рублей ассигнациями за берковец. Пенька в 1807 году стоила по 51 рублю за берковец, а в 1808-м – только лишь по 42 рубля за берковец. С учетом инфляции цены упали на треть. Соответственно, заработки крестьян на промыслах упали на 30-50 процентов. Ранее заонежский лесоруб в приведенном нами примере зарабатывал 50 рублей за сезон, а теперь – лишь 25-30 рублей. Причем рублей обесценившихся. Из статьи Александра Подмазо «Континентальная блокада как экономическая причина войны 1812 года»: «После присоединения России к континентальной блокаде значительно сократился общий объем торговли. При этом цены на импортные товары, ввозимые в Россию, с началом континентальной блокады сильно возросли, а цены на российские товары, вывозимые из страны – значительно упали. Для примера рассмотрим соотношение цен 1804 г. с ценами 1809 г. на отдельные товары, вывозимые из России: сало (-45,8 %), пенька (-30,5 %), воск (-28,1 %), поташ (-56 %), железо (-46,7 %), лен (-36 %); а также на товары, ввозимые в Россию: сахар (+71,4 %), вино (+150 %), сукно (+92,6 %), красители (+147 %). Такой дисбаланс цен между отечественными и зарубежными товарами не мог не привести к финансовому кризису.»
Естественно, что режим блокады вызвал кризис неплатежей и череду банкротств. В 1809 году обанкротился Санкт-Петербургский частный банк, прибалтийская фирма «Цукербергер», сильно пострадал банкирский дом Клейна. Массово разорялись купцы (Горины, Суконины и т.д.), и как следствие – произошло свертывание деловой активности. Кроме того, инфляция в России обесценивала денежные накопления имущих слоев. Обесценение ассигнаций делало невыгодным предоставление кредитов. И все это вместе взятое сдерживало развитие производства, торговли, кредита, и это – на фоне трех войн, которые вела Российская империя (с Турцией, с Персией и со Швецией).
Ну и на закуску. Русское помещичье и промышленное дворянство начало терять деньги. Как мы с вами понимаем, когда богатые теряют деньги – они начинают добирать потерянное с бедных. В Лифляндской губернии, к примеру, согласно докладу министра коммерции Румянцева совокупные потери от падения экспорта оценивались в 13 миллионов рублей. Естественно, помещики хотели эти потери компенсировать. Крупные помещичьи хозяйства увидели выход в повышении цен на свою продукцию, и в переходе к более рациональной системе многопольного, плодопеременного хозяйства. Но для утверждения этой системы они нуждались в неограниченном праве пользоваться всей землею и в дешевых рабочих руках.
Чтобы хоть как-то остановить инфляцию и снизить печатание ассигнаций, русское правительство часть налогов решило принимать натурой. Так, согласно манифесту от 17 ноября 1811 г. «О сборе государственных податей в губерниях Лифляндской, Курляндской, обеих Литовских, Минской, Подольской, и области Белостокской, вместо денег, хлебом». Мотивировка была следующая: «Желая соединить пользы казны с выгодами обывателей в распорядке продовольствия войск, и облегчить по возможности способы ко взносу государственных податей». Хлеб как подать принимался за вторую половину 1811 года, за 1812 года и по недоимкам.
Так вот, потеря капиталов у помещиков привела к… увеличению барщины. В 1803 году Александр I издал «Манифест о трехдневной барщине», то есть их 6 рабочих дней в неделе крестьянин должен был половину тратить на себя, а половину – на помещика. В разгар Континентальной блокады помещики ради увеличения прибылей перестали выполнять данное постановление, чтобы компенсировать свои потери от свертывания торговли и инфляции. В той же Лифляндской губернии местные помещики с 1809 году увеличивают барщину с 3-4 до 5, а на некоторых мызах и до 6 дней в неделю. То же самое происходит и в Орловской губернии. В Казанской. В Новороссийской. И так далее.
В самом начале мы с вами рассмотрели по пунктам бюджет России на 1807 год. Давайте посмотрим, что стало с бюджетом на 1809-й. Итак, подушная подать принесла в казну 52,597 миллионов рублей, питейный сбор – 35,631 миллион рублей, соляной сбор – 8.1 миллион, таможенный сбор – 8,428 миллионов. Доходная часть бюджета составила 133,877 миллионов рублей в ассигнациях. Вроде бы неплохо, правда? Но если учесть инфляцию – это получится всего 60,245 миллионов серебром против 78,040 миллионов рублей в 1807 году! При этом военные расходы возросли с 44 миллионов серебром до 56 миллионов серебром. То есть в серебряном эквиваленте мы в 1809 году ухнули на оборону практически весь свой бюджет!
Русское правительство понимало, что в этой ситуации, надо что-то делать. И в 1809 году статс-секретарь императора Михаил Михайлович Сперанский подает государю проект реформ, который вошел в историю, как «План финансов».
По сути, Сперанский предлагал начать жить по средствам и перестать печать бумажные деньги, не обеспеченные серебром или товарами, плюс – начать уже развивать собственную промышленность, поскольку роль «европейской бензоколонки» волею обстоятельств оказалась утрачена. Это было бы правильно и хорошо, если бы не сопровождалось поднятием налогов (в 2 и более раз). Однако при всех минусах этого плана к 1811 году он привел к хоть какой-то стабильности.
Однако уже в 1810-м стало понятно, что без внешней торговли России не протянуть, и что ее промышленность начинает впадать в стагнацию.
Защитники теории «импортозамещения» любят приводить в пример производство в России свекольного сахара, которое после подписания акта о Континентальной блокаде, начало расти бешеными темпами: если в 1805 году у нас производилось 0.2 тысячи пудов свекольного сахара, то к 1809 году – уже 1 тысяча пудов. Однако проблема в том, что Россия потребляла гораздо большую цифру – 488 тысяч пудов сахара на 1804 год. Как вы прекрасно понимаете, 1 тысяча пудов на фоне почти полумиллиона пудов – это чайная ложка в море. От нее ни тепло, ни жарко.
Что касается хлопка-сырца и резкого роста хлопкоткачества к 1809 году (с 6 миллионов аршин до 26 миллионов аршин) – здесь спасибо стоит сказать…. Турции. Да, да, той самой Турции, с которой мы воевали с 1806 по 1811 год. Именно Турция обеспечила нас хлопком-сырцом в годы Континентальной блокады. Ибо, несмотря на то, что шла война, русские и турецкие купцы активно торговали.
Чтобы было понятно – в 1808 году в Россию пришли в общей сложности 1144 торговых корабля других стран. Из них 391 турецкий (самое большое количество по иностранным кораблям). В 1809 году – 1606 кораблей, из них 116 турецких.
Вторым поставщиком хлопка-сырца стали США, которые развили торговлю с Архангельском. Архангельск имел в 1806-1812 году привилегированное положение, поскольку там не действовали на английские, ни французские каперы, и торговать там можно было относительно свободно. В 1808 году в российские порты пришло 63 американских судна. Кстати, эти корабли выполнили и еще одну важную функцию – они закупили наши традиционные товары (пенька, лен, юфть, сало и т.д.) для перепродажи в английских и французских портах.
В 1809 году Россию посетило уже 95 американских кораблей. Вообще к 1811 году в Америку уходило примерно 10% нашего экспорта.
Таким образом, Континентальная блокада заставила нашу элиту и правительство хоть как-то начать шевелиться в экономической сфере, однако потери были очень велики.
Здесь стоит добавить, что в эти кризисные годы Россия производила реформу армии и реформу военно-промышленного комплекса. Было понятно, что новая война с Францией не за горами, дворянство было недовольно заключением мира с Наполеоном, над головой Александра сгущались тучи, и, предвидя судьбу отца, он решил отвлечь дворянство, начав новую войну, со Швецией.
Опять-таки, статистические данные для того, чтобы понять проблему. В 1805 году общее количество всех вооруженных сил России составило 489 тысяч человек (включая казачьи войска). А в 1811 г. российская армия насчитывала уже более 617 тысяч солдат и офицеров. То есть армия увеличилась примерно на 20 процентов в численности. Это увеличение было не только численным, но и качественным. По опыту войн с Францией 1805-1807 годов стало понятно, что мы уступаем французам в двух вещах – в артиллерии и в логистике. И именно на это были направлены все помыслы военного ведомства в 1809-1812 годах. Отсюда – увеличение производства вооружения.
Так, в 1806 году Тульскому оружейному заводу было выдано предписание на производство 56 616 ружей. Требование на 1810 год – уже 95 944 ружья. В 1812-м – 114 000 ружей. Дело дошло до смешного - едва заключив с Наполеоном мир в Тильзите, первое, что попросил царь у своего «союзника», – это продать ему 50 тысяч ружей для войны с турками. Ответив на словах согласием, Наполеон, однако, тут же распорядился – никаких ружей России не продавать.
Тогда русские дипломаты начали покупать оружие тайно, главным образом в Австрии. Там еще в 1806–1807 годах посольство России в Вене наладило массовую закупку и даже производство его (в Чехии) по русским контрактам. В январе – мае 1808 года под видом металлолома (в целях маскировки от французской военной разведки) из Австрии в Россию было переправлено 24 тысяч ружей, 15 тысяч сабель и много другого военного снаряжения.
Что касается контрабанды. Надо сказать, что часть наших портов вообще сначала не отреагировала на указ о Континентальной блокаде. В тот же Кронштадтский порт в 1807 году вошло 376 английских кораблей, причем часть из них – после заключения Тильзитского мира. В 1808 году правила торговли ужесточились, и внезапно в наших портах появились кучи кораблей «великих морских» держав: в 1808 году 20 любекских, 93 прусских, 24 гданьских, 36 мекленбургских, 34 папенбургских, 39 гамбургских, 33 книпгаузенских, 29 бременских, 12 ольденбургских, 2 висмарских, 1 стральзундский, 4 померанских, 3 волгастерских, 1 грейфсвальдский. Всего 331 корабль из экзотических стран. Это, конечно же, были нанятые англичанами корабли, торгующие под чужим флагом. Как мы уже говорили – Англия задыхалась без русского сырья. Примечательно, что Паппенбургу и Книпгаузену вдруг резко понадобились сало, лес, пенька, лен, железо, причем в значимых количествах. Конечно же, было понятно, что все традиционные предметы английского экспорта покупаются не для своих нужд, а для Англии.
В 1809 году в русские порты пришло 287 прусских, 58 любекских, 124 мекленбургских, 118 гамбургских, 66 гданьских, 74 бременских, 2 висмарских, 21 ростокских, 30 ганноверских, 39 ольденбургских, 216 папенбургских, 1 эмденское, 1 эверское, 18 книпгаузенских судов – всего 1055 судов сомнительной национальности.
До блокады общее число пришедших в Россию кораблей было следующим: в 1802 г. – 2769, в 1803 г. – 2863, в 1804 г. – 2371, в 1805 г. – 3818, в 1806 г. – 3574.
Уже к 1810 году российская экономика стала задыхаться без доходов от экспорта. И дело тут даже не в государстве, поскольку, как мы уже отметили выше, прямые убытки бюджета от введения системы Континентальной блокады составили всего лишь 5 миллионов рублей золотом, или 7 процентов от доходной части. Движение шло снизу – от помещиков и купечества, от ремесленников и крестьян. Опять давайте остановимся на скучной, но столь важной статистике.
В 1811 году население России составляло примерно 38 миллионов человек. Из них 225 тысяч человек – дворянство, 215 тысяч человек – духовенство, 119 тысяч человек – купечество. Примерно 1,953 миллиона человек были горожанами, занятыми в ремесленном и промышленном производстве, сюда же входят крестьяне, работавшие на откупе на промышленных предприятиях. За исключением инородцев и отдельно управляемых губерний (Прибалтика, Финляндия и т.д.) остальное население России было представлено крестьянством. На 1811 год государственных крестьян насчитывалось 19 миллионов человек. Они платили в казну ежегодный оброк (от 2.5 рублей серебром в 1804 до 3.53 рублей серебром в 1811 году), плюс – несли некие повинности. Примерно 2 миллиона человек были представлены удельными крестьянами, то есть принадлежали лично царю и его фамилии. Их положение было чуть лучше государственных крестьян. И 14-15 миллионов человек – это помещичьи крестьяне.
Оброк у помещичьих крестьян сильно разнился, в бедных нечерноземных областях он мог составлять 2-4 рубля, рядом с промышленно развитыми населенными городами – и 8-10 рублей. Давайте опять вспомним тех самых заонежских крестьян, про которых мы упоминали в начале. Мы уже писали, что на промысле они могли зарабатывать от 40 до 80 рублей ассигнациями за сезон. Оброчная часть составляла 10 рублей. Плюс подушная подать – 10 рублей (2.52 рубля в год серебром) с души, ее никто не отменял. Соответственно сам крестьянин получал от 20 до 60 рублей. Чтобы было понятно, какие это деньги – стоимость коровы в Архангельской области в 1808-1811 году колебалась от 1,5 до 3 рублей серебром или 6-12 рублей ассигнациями. Таким образом, у крестьянина оставалось достаточно денег на закупку необходимых продуктов и товаров и житье-бытье. Что произошло с введением блокады? Количество промыслов было резко сокращено, плюс – уменьшены выплаты и увеличен денежный оброк (до 3,81 рублей серебром). Естественно, что такое положение дел не устраивало и самую многочисленную часть русского населения, каким являлось крестьянство. Именно поэтому вся Россия без исключения была заинтересована в выходе из Континентальной блокады. К тому же под угрозу уже была поставлена даже обороноспособность страны. До 1807 года Россия преимущественно экспортировала свинец из Англии. С началом блокады начался так называемый «свинцовый голод». Уже в 1808 году начинается беспокойство, отголоски которого можно найти в отдельных пунктах «Положения об отпуске ежегодно пороха и свинца в полки и батальоны....», изданного 16 февраля 1808 года. За попытки получить на полк патронов, пороха и свинца сверх необходимого в «Положении...»«угрожалось «взыскивать вдвойне». Вводилась ограничительная норма на случай повторного в том же году запроса на свинец. На полк или батальон нельзя было требовать сверх нормы более десяти пудов свинца. Одновременно подавались различные проекты относительно замены свинцовых пуль чугунными, оставшиеся, впрочем, проектами или предлагались новейшие экономичные способы отливки пуль свинцовых.
Когда стало известно, что на придворных яхтах и других судах находятся в качестве балласта 10000 пудов свинца, то Куракин в письме к Морскому министру, маркизу Траверсе потребовал передачи этого количества в Артиллерийский департамент. В ответ Траверсе разъяснил, что весь свинец использован на нужды адмиралтейства и вскоре потребуется еще.
Было ли это действительно так, или тут говорили ведомственные интересы, стремление адмиралтейства сохранить свинец за собой, неизвестно, но Куракин и Аракчеев свинца там не получили. Далее все происходило при полной смене действующих лиц. Куракин уехал в Париж, его заменил О. П. Козодавлев. Аракчеева сменил в январе 1810 года М. Б. Баклай-де-Толли. Из отношения последнего от 19 апреля 1810 г. к Козодавлеву становится известным, что внутри страны свинец покупается по высокой цене от 20 до 36 рублей за пуд. Кроме того, в некоторых губерниях были куплены вместо свинца оберточные листы от чайных ящиков, продаваемые вместе с бумажной оберткой. Угар при переплавке их был гораздо выше, чем обычно. Военный министр сообщил о ходе закупок и о качестве закупаемого свинца Александру I и тот повелел «закупку внутри государства свинца по невыгодности для казны прекратить, позволяя оную в том только случае, когда цена за пуд не будет превышать 20 рублей, и то в свинках или рольной».
Соответственно, в 1809 году с датским правительством, тоже участником континентальной блокады, имелась договоренность о пропуске судов через проливы. Было объявлено, что корабли с грузом свинца осматриваться не будут, и их национальная принадлежность устанавливать не собираются.
Далее по нарастающей начались проблемы с серой (необходимым компонентом для производства пороха), и те же самые принципы были применены к судам с грузом серы.
И постепенно, при попустительстве правительства, торговля с Англией начинает возобновляться. Пока робко, через подставные фирмы и чужие флаги типа паппенбургских или ольденбургских. Естественно, что покупаются стратегические товары, а продаются традиционные для Англии товары на экспорт. В 1809 году, во время голода в Англии, треть потребного британцам зерна было продано из России.
Но и это еще не все. Дело в том, что англичане, выгнанные с российского рынка, в 1808-1809 годах почти полностью перекрыли морское сообщение России с остальным миром, и в 1809-м, в разгар русско-английской войны, с британским правительством ведутся секретные переговоры о допуске иностранных судов на российские рынки. И это дает свои меры. К примеру в Кронштадтский порт в 1808 году приходит всего 65 судов, в 1809-м – уже 376 судов, а в 1810-м – 496 судов.
На картинке - французские солдаты проверяют товары в Лейпциге на предмет контрабанды.
