Жизнь в селе не приносила Розе особого удовольствия. Ирма стала капризной. Она рыдала ночами и днями. Отказывалась кормить своего ребёнка. Ей всё время мерещился муж и отец.
Роза сходила с ума оттого, что состояние Алексея ухудшалось вместе с состоянием Ирмы.
И тогда кричащий сын Ирмы, почти бездыханный Алексей и беснующаяся Ирма сводили Розу с ума.
Хозяйка, которая приютила Розу, сказала как-то, чтобы искали себе другое пристанище.
Одну неделю дала она Розе, чтобы та съехала вместе со своими «болезными».
Роза не злилась на женщину. Она понимала, что жить в постоянном беспокойстве неудобно.
По пути в город Розе тоже пришлось несладко. Комендантский час, военное положение, патрули — всё это задерживало.
Роза верила, что в доме Клуши всем станет хорошо. Но до этого дома ещё нужно было добраться.
Больше десяти дней длилось это путешествие. Идти приходилось в основном пешком, редко проезжали повозки, но взять готовы были только мать и ребёнка. Высаживали Ирму в условленном месте, а Роза с Алексеем шли туда пешком.
Кроме «мама» и «устал» Алексей ничего не говорил.
Он мог просто остановиться и сидеть на земле смотря в одну точку.
Сколько Роза не силилась, не могла вывести его из этого состояния.
Бывало к ним возвращалась Ирма с сыном.
Для Розы эти дни были длиннее прожитой жизни.
Калитка во двор Клуши была теперь отодвинута почти к самому крыльцу.
Освободившаяся территория была утрамбована. На ней ровными рядами стояли большие ящики, накрытые тёмно-зелёной тканью.
Роза дёрнула колокольчик.
Из дома никто не вышел. Роза позвонила ещё раз.
Наконец-то кто-то пробежал мимо двери, но опять никто не открыл.
Пришлось ждать. Роза озиралась по сторонам, ища глазами хотя бы какого-то человека.
Наконец-то дверь открылась. На порог вышла женщина в высоком чепчике, и вытирая руки о фартук громогласно произнесла:
— Извольте записаться на неделю вперёд. Всё занято. Простите. Но даже пол уже занят. Скажите, как вас величать?
Роза оторопела.
«Опять Клуша превратила дом в приют», — подумала она про себя.
Женщина в чепчике уже стояла рядом.
— Мать остаётся, или только дитя бросаете?
Ирма прижала к себе ребёнка и выпалила:
— Никого я не оставляю. Роза, скажи ей наконец-то к кому мы пришли.
Роза молчала, женщина вопросительно смотрела на неё.
Потом Роза произнесла:
— Мне бы Клушу повидать.
Женщина усмехнулась:
— Да повидать вы её все хотите, о сердобольности наслышаны, небось. Только вот она сама дала распоряжение о списках. Записывайтесь. Сама хозяйка уже и свою спальню уступила. Кажется мне, что все беспризорные в этой стране нужны только Клавдии Франсисовне.
— Мы не беспризорные, — ответила Роза. — Мы родственники.
Женщина в чепчике посмотрела на Розу с удивлением и переспросила:
— Родственники?! Ах, да! Вот там, — она указала рукой в сторону дома, — сто пятьдесят три родственника, из них девяносто племянников. И я вам скажу по секрету, что не только племянников, но и родных её детей.
Да-да, вы не ослышались. Помимо Алёшки, её и художника сына, там родные дети. Клавдия Франсисовна верит всем! Там её отец, мать, бабушки и даже дедушка, которые привёл осемнадцать внуков! Сын его на войне, жена от голода померла, невестка пропала месяц назад. А он их всех сюда притащил. Слава Богу мужик не лодырь.
Дом требует ухода и дисциплины. Всё это наша семья! Все в равных условиях.
Розе надоело слушать о том, как устроена жизнь, как кормят и сколько раз, как борются с вшами и клопами, как стирают по нескольку раз в день.
Алексей уже нервничал. Стоя на одном месте притопывал правой ногой, а левой рукой хлопал Розу по плечу.
— Где Клуша? — вдруг закричала Роза во всё горло. — Клуша!
Роза оттолкнула женщину и ворвалась в дом.
В нос ударил запах борща и людского пота. Внутри было шумно. Кричали, казалось, все дети, о которых говорила женщина в чепчике.
— Клуша! Клуша! — Роза пыталась перекричать шум. — Клуша, я тебе Алёшу привела.
— Ой, ну что же вы так врываетесь? — пробормотала подоспевшая женщина в чепчике. — Нет тут Клавдии Франсисовны.
В городской квартире она проживает. Там тесновато, но дом она решила уступить для нужд обездоленных.
— Где эта квартира? — выпалила Роза и уставилась на женщину.
— А прямо у левого поворота на мост. Третий дом с красными ставнями. В подземном этаже третья квартира справа.
Роза быстрыми шагами вышла из дома.
— Моих приюти ненадолго, покорми. В тесноте да не в обиде. Найду Клушу заберу их.
Женщина бежала за Розой и причитала:
— Ну уж нет, милочка. Привела — забирай. Мне рты лишние ох как не вовремя. Ты на меня посмотри, мне что, свой хлеб отдавать?
— А если бы и свой, — грубо ответила Роза. — Тебе не помешало бы и схуднуть!
— Схуднуть?! — зловеще прошептала женщина и вдруг стянула с себя юбку.
Роза закрыла лицо руками.
— Схуднуть?! — опять спросила женщина.
И когда Роза открыла глаза увидела перед собой обнажённое худощавое тело, обтянутое тоненькой бледной кожей.
Роза махнула рукой, отвернулась и пошла искать Клушу.
***
Когда мировая вoйнa переросла в pевoлюцию, Клуша отдала свой дом детскому приюту. Вначале она разрешила занимать только первый этаж, но когда желающих стало больше, выкупила в городе маленькую квартирку, а дом полностью сделала приютом.
Финансировался приют частично из доходов Клуши, частично из государственного бюджета, частично из церковных пожертвований.
На бесплатных харчах взрослым разрешалось жить две недели со своими детьми. Детей содержали бесплатно. Потом взрослые должны были найти работу и принести подтверждающую бумагу. В противном случае взрослых выставляли из дома, а детей выдавали по желанию.
Приют был настолько переполнен, что запись в него велась на неделю или две вперёд при наличии свободных мест.
Места освобождались нечасто. Но бывало, что родители, устроившись на работу и получив какую-то крышу над головой, забирали своих детей, а иногда прихватывали и чужих, тех, кто попал в приют без родителей.
Клуша строго следила за условиями проживания. Сама брила наголо мальчиков и девочек до восьми лет. После восьми лет волосы девочкам не трогала.
Жизнь с художником была для Клуши подарком небес.
Муж всячески её поддерживал и даже без вопросов и скандалов согласился переехать в квартиру.
Поначалу он мог поворчать. Его мастерскую теперь занимали беспризорники.
Но в городе как раз опустела галерея, которую спешно бросил и сбежал на родину её владелец — немецкий карикатурист.
Здание это и занял Матвей Андреевич Вишневский.
Продолжение тут
