А раз в год я возвращаюсь сюда.
Где в июльскую жару старый деревенский дом сохраняет прохладу.
В нем, как и в детстве, пахнет свежей побелкой и сухими травами.
Дверь в сенках, как в холодильнике, закрывается с глухим причмокиванием.
Гулкий удар железного засова.
Двойные рамы. Сетка на маленькой - только руку просунуть - форточке.
Банька уже который год врастает в землю, слегка накренившись - маленькую меня там мыла бабушка, окатывала теплой водой из ковшика: "С гуся вода - с Ксюшеньки хвороба!"
Кусты смородины. Старая липа. Черемуха.
За оградой - лес.
Лето в Сибири короткое.
Все кругом спешит набрать цвет до холодов. Иван-чай, душица, тысячелистник, кашка и дикие лилии в рыжих веснушках.
Проселочная дорога петляет меж березовых колков, вдоль полей гречихи и люцерны. Пахнет медом. Сюда, на совхозные поля, к избушке сторожа у озера, меня на мотоцикле возил дедушка. Я сидела в коляске, закрывшись пологом и подпрыгивая на ухабах, в лицо бил ветер, дорожная мягкая пыль оседала на высохших губах, комары и мошкара разбивались о стекло.
Небо там высокое-высокое: близко от земли, под кучевыми облаками воронье и галки, а наверху, где ни тучки, а только бледно-голубая прозрачная высь - орлы. И воздух такой, что дышишь и не замечаешь, как делаешь вдох и выдох.
Дымок в вечерних сумерках, ночная сырость с запахом свежей березовой листвы, смородиновый чай на скамейке во дворе.
До боли знакомый гвоздь в заборе, со сплющенной шляпкой - дедушка шарахнул молотком со всей силы, после того, как я в три года на него напоролась. А у меня на коленке шрам так и остался.
И даже любимая чашка в синий горох, из которой меня поили парным молоком, каким-то чудом уцелела.
И дедушки уже нет. И няня моя, что жила в этом деревянном доме с голубыми наличниками, давно переехала за околицу, на деревенское кладбище.
А я все приезжаю сюда, каждое лето, набраться сил на год вперед.
Просто дышать.
Радостно узнавать вещи, которые помнят меня - маленькую, бойкую, полную сил и надежд.
Счастливую.
