Культуру Дона ХVII-ХVIII веков невозможно представить без того, что ей дал мир старшинской (привилегированной группы казаков, обладавшей богатством и пользовавшейся большим влиянием в обществе) и дворянской усадьбы на Дону.1
Усадьба являлась тем местом, где собирались и сохранялись предметы, имеющие не только утилитарное предназначение, но и художественную ценность. Коллекции книг, картин характеризовали духовный мир их владельцев.
Посуда, мебель, одежда, предметы декоративно-прикладного искусства, давали представление о своеобразии сложившейся здесь бытовой атмосферы, рассказывали о верованиях, вкусах, философии их хозяев.
В ХVIII веке все знатные и известные роды на Дону жили в столице донских казаков – городе Черкасске (ныне станица Старочеркасская). Это представители таких фамилий как Платовы, Орловы, Фроловы, Ефремовы, Грековы, Мартыновы, Карповы, Луковкины, Сулины, Яновы, Машлыкины, Турчаниновы, Кирсановы, Поздеевы, Кутейниковы, Кумшацкие, Гордеевы, Краснощековы, Родионовы, Туроверовы, Поповы, Себряковы, Колпаковы и другие.
Одним из знатнейших старшин, а затем и войсковых атаманов, жившим во второй половине ХVII века, был Фрол Минаевич Минаев. Именно с него, по мнению донского историка В.Д. Сухорукова начинается новый период общежития донских казаков. Фрол Минаев на Дону стал “первым, кто переступил за пределы простой жизни”. (1Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУШ-Х!Х столетиях. Новочеркасск, 1891. С.145)
В 1680 году Фрол Минаев был избран войсковым атаманом, и занимал эту должность с перерывами двадцать лет. А пятьдесят лет деятельной военной жизни доставили ему значительные богатства и умение управлять людьми.
Дом Фрола Минаева в Черкасске стоял на прекрасном месте и был лучшим в столице донского казачества. Григорий Левицкий в своей работе “Черкасск и его достопримечательности” пишет о том, что недалеко от Воскресенского собора находились дома: атаманов К.Я. Яковлева, Ф.М. Минаева, В.П. Орлова и двух графов Ф.П. Денисова и М.И. Платова. Действительно, это было лучшее место в Черкасске, т.к. оно было самым высоким и не топилось во время наводнений, которые случались в Черкасске ежегодно.
Как же выглядел дом Фрола Минаева? В.Д. Сухоруков пишет: “Старинные дома являют замечательное отличие от нынешних (т. е. в ХIХ веке – Г.А.), и архитектура, и украшение их имеют какое-то старинное смешение азиатских черт с древнерусским вкусом”. (Сухоруков В.Д. Статистическое описание земли донских казаков, составленное в 1822-1832 гг. Новочеркасск, 1891. С.145). Строились дома на столбах или на высоких четырехугольных срубах, подобным русским клетям, и назывались амшанниками. Дом со всех сторон окружали крыльца с перилами и лестницы, идущие снаружи. Крыши были высокими и крутыми, их украшали деревянные или жестяные фигурки, которые не только украшали дом, но и выполняли роль оберега: должны были защищать от злых сил, чар и колдовства недобрых людей.
Дом Фрола Минаева был двухэтажным, деревянным и обширным. При доме был двор, где находились хозяйственные постройки: кухни, ледники, погреба, а также конюшня и псарня, о них упоминает В. Д. Сухоруков: “прислуга смотрела за конюшнею и за псовою охотою”. (1Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУШ-Х!Х столетиях. Новочеркасск, 1891. С. 39). Видимо Ф. Минаев завел себе псарню, после того как побывал в Москве в составе посольства казаков в 1672 году. Царь Алексей Михайлович “принял его милостиво, угощал обеденным столом, беседовал о делах Азовских и крымских”,(Фрол Минаев – донской войсковой атаман. // Журнал для чтения в военно-учебных заведениях. СПб, 1846), а затем пригласил его с собой “на Ваганьково, на травлю медведей”. (Фрол Минаев – донской войсковой атаман. // Журнал для чтения в военно-учебных заведениях. СПб, 1846.). Псовая и соколиная охота были любимыми развлечениями царского двора в ХУП веке.
Первый этаж дома, чаще всего, использовался как подсобное помещение, на втором этаже находились жилые апартаменты. Комната, где Ф. Минаев принимал гостей, была устлана персидскими коврами. Вдоль стен с одной стороны стояли лавки, а с другой раздвижные стулья, на которые клались золотом шитые подушки. Из другой мебели можно назвать стол, поставцы напольные, полки вислые, светцы, сундуки и ларцы с имуществом, которые хранились в погребах, в случае пожара имущество оставалось целым. Здесь стоит пояснить, что Черкасск очень часто горел. Это было связано с тем, что в основном вся застройка Черкасска была деревянной, и дома располагались на расстоянии вытянутой руки. Поэтому стоило загореться одному дому, как от возникшего пожара выгорала целая улица, а иногда и весь город. Казаки принимали чрезвычайные меры предосторожности, на лето все печи в домах опечатывались, и готовить можно было только в землянках. Виновников пожара выселяли из города.
Казаки любили украшать стены своих домов оружием. У богатых старшин коллекция оружия была более многочисленной и богатой, чем у рядовых казаков. Так известно, что стены минаевского куреня украшали “оружие и сбруя, среди них - пищаль с яблоневым станом, украшенная костью и перламутром, которая была пожалована ему в 1687 году”1 а также “ружья, фузеи, сабли, шашки, кинжалы, шебалташи (так назывался пояс из ремня с пряжкой, украшенный серебряными бляхами с чернию, на которой висел большой рог для пороха, также обложенный серебром), стальной мусат (огниво) с сотворкою и сафьяновый гаман (мешочек) для пуль, обшитый серебряным черкесским гайтаном (шнурком), рога, луки, колчан со стрелами, ронзики (у казаков так называлась конская сбруя: узда, нагрудник и пафы на турецкий манер, сделанные и украшенные серебром и шелковыми кистями, иногда с позолотой и каменьями”. (Постникова-Лосева М.М. Русские серебряные и золотые ковши. Москва, 1953. С.35). Это великолепное оружие, безусловно, украшало дом и вызывало воспоминания у казаков о былых походах и сражениях.
В этой богато убранной комнате атаман принимал “русских дворян, азовского агу, турецких пашей, горских князей, знатных татарских мурз”, (Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУП-ХУШ вв. С.42). с которыми он поддерживал дружеские отношения, и они специально приезжали в Черкасск, чтобы повидаться с ним.
Поскольку донские казаки были окружены кочевыми народами, то многие имели приятелей из татар и калмык, которые назывались кунаками. Они имели “совершенное право прибывать друг у друга с великим угощением, даря друг друга, да и кунак к кунаку без подарка не мог почти явиться”.3 (Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУП-ХУШ вв. С.42)).
Каждому гостю подносили мед из жалованных царских ковшей. За большими обедами, или, когда атаман угощал гостей, которым хотел показать особое уважение и внимание, ему служили, кроме пленных турок и татар, три его сына, не раз руководившие полками. Сам Фрол Минаев был одет “в бархатный кафтан на пупках собольих, ценою в сто рублев”, (Королев В. Н., Корягин С. В. Мартыновы, Бобриковы и другие. М.1999. С. 30) пожалованный царем за азовскую службу.
“За столом от стаканов до чаш и блюд – все было из серебра”.(Постникова-Лосева М.М. Русские серебряные и золотые ковши. Москва, 1953. С.35). Золотая и серебряная посуда считались роскошью в то время, ею пользовались только царский двор и ближайшее его окружение. Только к концу ХУШ века серебряная и фарфоровая посуда уже обычное явление в быту российских дворян. Как видим, серебряная посуда у Фрола Минаева бытовала уже в конце ХУП века.
Мы уже говорили, что часть своих богатств казаки привозили из походов. В связи с этим интересными являются сведения о персидском походе Степана Разина 1668-1669 гг., в котором принимал участие и Фрол Минаев, будучи тогда сподвижником Разина.
Казаками во время похода были взяты такие города как Дербент, Решт, Фарабат, Астрабат, разорены были посады вблизи города Баку. Возвращалось разинское войско назад с богатой добычей. В Астрахани, где разинцы провели десять дней, вернувшись из персидского похода, местные жители за несколько дней сколотили себе целые состояния, т.к. привезенное богатство казаки продавали за бесценок, например, фунт (409 гр.) шелка стоил 18 денег, очень дешево.
Один голландец, бывший на русской службе, в своих воспоминаниях писал, что “купил за сорок рублей огромную золотую цепь, величиною в сажень (2метра 13 см)”, (Костомаров Н.И. Бунт Стеньки Разина. (В книге “Исторические монографии и исследования”). СПБ, 1872.Т.2.С.258) пальцы казаков были украшены золотыми кольцами и “за каждым золотым кольцом было до пяти драгоценных камней. Все казаки были одеты в шелковые и бархатные одежды: жемчуг и драгоценные камни в виде венцов украшали их шапки. Разин щедро сыпал золотом и серебром”. (Костомаров Н.И. Бунт Стеньки Разина. (В книге “Исторические монографии и исследования”). СПБ, 1872.Т.2.С.258)
Говорили, что на атаманском струге веревки и канаты были свиты из шелка, а паруса сделаны из дорогих персидских тканей. Даже если это легенда, все равно она свидетельствует насколько богатой, была добыча казаков.
Интересным является и свидетельство путешественника по странам Востока Э. Кемфера, который в своем дневнике записал, что казаками был разграблен шахский дворец, “где хранилась сокровищница фарфора, китайских ваз, чаш из сердолика, агата, коралла, янтаря, посуды из горного хрусталя и других бесчисленных редкостей”. (Иностранные известия о восстании Степана Разина. Ленинград. 1975. С.178). Был разрушен бассейн, выложенный золотыми плитами. Все, что можно было унести, было унесено, погружено на лодки и увезено. Так что вполне возможно, что дом Фрола Минаева украшали и вазы из агата, сердолика, янтаря, кроме серебряной посуды, была фарфоровая и из горного хрусталя.
Украшением старшинского дома в ХУП веке были и серебряные жалованные ковши. Со второй четверти ХУП века появляется еще один вид пожалования, имевший особое значение и получение которого добивалась верхушка донского казачества. Этой особой наградой были серебряные ковши, с вырезанными на них надписями, содержащими кроме царского титула, имя награжденного и указания заслуг.
До конца ХУП века ковши жаловались только войсковым атаманам, исключением являлся Фрол Минаев, за преданность царскому правительству неоднократно получавший пожалования серебряными ковшами до избрания его войсковым атаманом.
Все известные ковши, пожалованные казакам, были сделаны московскими мастерами-серебряниками. Пожалование ковшом казаками расценивалось даже выше пожалования саблей. Это, видимо, было связано с желанием подчеркнуть привилегированное положение получавшего ковш. Так как сабли могли получить все приезжавшие в станицах (посольствах), ковши же давались атаманам и старшинам.
Казачьи станицы, отправлявшиеся в Москву и Петербург, обычно везли с собой подарки. В 1658 году Наум Васильев и все Войско Донское подарили царю “два чепрака золотых, шиты золотом пряденым и волоченым” (Постникова-Лосева М.М. Русские серебряные и золотые ковши. Москва, 1953. С.42). А в 1742 году в качестве подарка на семи подводах были доставлены рыба и икра.
В результате частых поездок в Москву и Петербург атаманов и их родственников, у одной семьи скапливались иногда свыше десяти жалованных ковшей и сабель, которые хранились как почетные знаки и передавались по наследству от отца к сыну. У атамана Фрола Минаева было около двадцати серебряных ковшей.
В начале царствования Петра I Фрол Минаев довольно часто бывал в Москве, присматривался к образу жизни тогдашних вельмож и заимствовав от них пышность и роскошь внедряет ее у себя. Но, вводя новое в свое общежитие, он старался сохранить и старые казачьи обычаи.
Одним из распространенных видов общения в ХУП веке были казачьи беседы. Старые воины собирались в доме атамана под навесом крыльца вести беседы, вспоминая о делах предков, рассказывали о своих походах. Здесь же были и молодые казаки. В присутствии стариков они не имели права садиться без их разрешения, поэтому стоя без шапок в стороне, они слушали отцовские рассказы. Наградой для молодого казака, отличившегося храбростью, была кружка меда из рук атамана. Казачьи беседы иногда продолжались до утра, и никто из участников не мог уйти один раньше другого, только все вместе.
Фрол Минаев был первым, у кого общество украсилось присутствием женщин. Конечно, хозяйка не могла находиться за столом вместе с мужчинами-гостями, но ей не запрещалось показываться им.
О простоте нравов, отсутствии чванства и снобизма, говорит тот факт, что пленные татары или турки, составлявшие прислугу Ф.Минаева, в обычное время были его собеседниками. Фрол обращался с ними по-братски. Без гостей они обедали и ужинали вместе с ним, при гостях служили ему за столом. В военное время сопровождали его в походах, любили старика и называли его “бачка”.
Всех преемников Ф. Минаева на посту войскового атамана в своих разговорах казаки называли просто Иван Семенов, Корнилий Яковлев. “Минаев был первым, к отчеству которого прибавляли “ич”, называя его Фрол Минаич. (Фрол Минаев – донской войсковой атаман. Журнал для чтения воспитанников военно-учебных заведений. СПБ, 1846).
Фрол Минаев был лично знаком с царем Петром I, сближение их произошло во время Азовских походов Петра 1695-1696 годов. Знакомство Минаева с царем поднимало его авторитет среди донского казачества.
Взятие Азова в июле 1696 года было торжественно отпраздновано в Черкасске. Впервые в России в честь военной победы россиян был дан салют и сожжен фейерверк. И сделано это было в Черкасске 18 августа 1696 года. Так что жители Черкасска знали о салютах не по наслышке, а видели их собственными глазами.
В конце жизни Фрол Минаев “принял схиму, уйдя в монастырь под именем схимонаха Филарета”. (Астапенко М.П. Донские казачьи атаманы. Ростов-на-Дону, 1996. С. 107). В первой половине 1700 года Фрол Минаевич Минаев скончался и был погребен на кладбище Преображенской церкви в Черкасске. Дело его продолжали сыновья и внуки, известные в донской истории под знатной фамилией Фроловых. Многие старшины Черкасска - Поздеевы, Кумшацкие, Себряковы, Кутейниковы -, подражая Фролу Минаеву, также стали вводить новшество в свой быт.
Таким образом, резюмируя все то, о чем мы писали выше, можно сказать, что уже в атаманство Ф.М. Минаева быт казачьих старшин Дона начинает меняться и отличаться от быта рядовых казаков. Дома себе они строят больших размеров, украшают их турецкими и персидскими коврами, дорогим оружием, серебряной посудой, ковшами. Среди прочих дворовых построек (погребов, ледников) у старшин появляются конюшни и псарни. У богатых атаманов и старшин появляется прислуга, чаще всего, из пленных татар и турок.
Происходят изменения и в семейных отношениях казаков. Если раньше браки казаков заключались на Круге, то со строительством храмов на Дону, браки стали освещаться по церковным уставам, хотя на Дону долго еще существовал обычай заключать брак в Кругу, после чего шли в церковь, где совершалось таинство брака.
Общественно-политическая жизнь на Дону, и особенно в столичном Черкасске, в это время достаточно активна. Демократические традиции еще были сильны. На Круге казаки решают все важные вопросы казачьей жизни, выбирают своих атаманов.
Еще большие изменения в казачьей жизни происходят в ХУШ веке. Особенно заметными они становятся в атаманство отца и сына Ефремовых.
В ряду лучших донских родов одно из первых мест, без сомнения, занимает род Ефремовых, представители которого играли выдающуюся роль в истории Дона ХУШ века.
Родоначальником Ефремовых был Ефрем Петров, сын московского купца, появившийся на Дону в конце ХУП в. В 1702 году Е.П. Петров в звании походного атамана ходил в поход в Лифляндию. В ноябре 1707 года легковая станица (посольство) во главе с ним доставила в Москву плененных в бою с Булавиным 10 казаков. В награду за это Петров получил серебряный ковш и две гривенки, и “за нынешнюю ево в походе на воров и бунтовщиков службу” ему была дана с царской конюшни лошадь с санями и хомутом”.
И быть бы ему войсковым атаманом, но в 1708 году, во время Булавинского восстания он был казнен по приговору войскового Круга, за то, что принял сторону царя. Свидетелем казни отца был его сын Данила.
Данила Ефремович Ефремов родился в 1690 году, участвовал в ряде военных кампаний, которая вела Россия. В 1707 году семнадцатилетний Данила принимал участие в нападении на штаб-квартиру шведского короля Карла ХП. Однако последнего спасли резвый конь да снежная мгла. Казакам досталась лишь шпага и шляпа короля.
Данила Ефремов проявил себя не только храбрым воином, умелым руководителем, но и искусным дипломатом. В 1734 году Данила Ефремов получает важное поручение: вести переговоры с калмыцким ханом Дондук-Омбо, желавшим перейти в подданство Турции. Данила Ефремов блестяще справился со своей задачей, проявив незаурядные дипломатические способности, сумел склонить калмыцкого правителя к союзу с Россией. За что указом императрицы Анны Иоанновны в 1738 году он был назначен донским войсковым атаманом.
Данила Ефремов стремился наладить дружественные отношения и с ближайшими соседями - кубанскими татарами. Он ведет с ними деятельную переписку, пытается “замирить” границы Земли Войска Донского.
В архивах сохранились письма Д. Ефремова кубанским мурзам, из которых мы узнаем, что атаман ведет переговоры “о размене пленными”, предлагает наладить “торговые отношения” с соседями. (Постникова-Лосева М.М. Указ. Соч. С.41).
Татарские мурзы приезжают в гости к Ефремову, он угощает их вином из серебряных чаш. Из последних позднее будет сделано паникадило (люстра) для Домовой церкви атамана.
Обмениваются мурзы и Данила Ефремов подарками. В письме Алей Гирей султану, датируемого декабрем 1738 года, атаман благодарит его “за присылку коня с седлом и уздою” (Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 117. Ед. хр. 116. Лл. 158 об. 1738) и “в гостинец посылает одну красную кожу”. (РГАДА. Ф. 117. Ед. хр. 116. Л. 157 об. 1738). В другом письме кубанскому мурзе Д.Е. Ефремов благодарит последнего за подарок (нож) и посылает ему “в гостинец сукна на кафтан”. (РГАДА. Ф. 117. Ед. хр. 116. Л. 157 об. 1738).
Популярным было дарение птиц. Данила Ефремов посылает кубанским Сатия-Мурзе и Касай-Мурзе соответственно “в гостинец сокола и одну трубку полотна” и “ястреба и трубку ивановского полотна”.(РГАДА. Ф. 117. Ед. хр. 116. Л. 161 об. 1738).
В 1753 году Данила Ефремов получил чин генерал-майора, что соответствовало IV классу в “Табеле о рангах” и, следовательно, получал также звание потомственного дворянина со всеми правами и привилегиями, которые передавались по наследству.
Донские атаманы и старшины часто бывали в Петербурге и Москве, видели, как живет царь и его окружение. Данила Ефремов, подражая петербургскому и московскому дворянству, начинает отстраивать атаманское подворье.
Многие московские дома крупных дворян ХУШ века напоминали усадебные ансамбли, которые строились за городом. Усадьбы занимали большие участки земли, позволявшие вместить полностью постройки всего ансамбля: дом-дворец, церковь, различные подсобные помещения и хозяйственные постройки.
Сохранившееся и дошедшее до нас подворье атаманов Ефремовых в станице Старочеркасской Ростовской области, является уникальным архитектурным комплексом атаманского жилья не только у нас на Дону, но и в России вообще.
Ефремовское подворье – это классическое родовое поместье, состоящее из жилых хором, церкви и хозяйственных построек: кухни, погребов и каретного сарая.
Первой постройкой на территории подворья был атаманский дворец. Трудно назвать точную дату его строительства. На плане Черкасска 1740 года дворец еще не обозначен, на плане 1759 года мы видим, что атаману Ефремову принадлежало два дома: под № 9 – “за городом дом ево господина тайного советника Ефремова”. (РГВИА. Ф.1399.Ех.431.Л.1). Дом находился в районе Преображенской церкви. Возможно, это был родовой дом Ефремовых, и основал его Ефрем Петров – отец Д. Ефремова. На плане дом обширен, на нем обозначено шесть строений. К нему подходит большой деревянный мост.
На этом же плане, под № 6, недалеко от Воскресенского собора, между Даниловским и Донским раскатами, обозначено “Дом вновь строящийся господина тайного советника Данилы Ефремовича Ефремова, в городе”.(РГВИА. Ф.1399.Ех.431.Л.1).
Сам Данила Ефремов продолжает жить за городом и одновременно строит дворец и церковь в городе. Строительство последних было окончено в 1761 году уже после смерти Данилы. О смерти атамана мы узнаем из донесения его сына Степана Ефремова императрице Елизавете Петровне, в котором он сообщает “о смерти 21 мая 1760 отца - атамана Д. Ефремова и о принятии им всех дел”( РГАДА. Ф. 16. Ед.хр. 129. Лл. 15 об.).
Заканчивал строительство его сын Степан Ефремов. В книге Средней станицы в графе прихода и расхода станичных денег есть такая запись: “На подношение хлеба, соли его высокородию С. Данилычу и госпоже генеральше М.И. (вдове Данилы Ефремова - Г.А..) по случаю перехода в новые палаты” (Кириллов А. Старочеркасский Ефремовский женский монастырь. Новочеркасск, 1897. С.5). Что касается архитектуры атаманского дворца, то в ней соединились, как и во всех постройках этого периода, новые традиции европейской архитектуры и принципы возведения русских домов ХУП века.
Само слово “дворец” в значении большого богатого дома появилось в России сравнительно поздно. Первоначально дворцами называли все дома, принадлежавшие только царской фамилии и лишь к середине Х1Х века слово “дворец” приобретает более широкое значение, хотя здания подобного рода были известны давно, но назывались они палатами или хоромами.
Дворцы ХУП века, чаще всего, были деревянными и строились на каменном цоколе. Внутренний объем дворца состоял из главного верхнего этажа, где размещались приемные палаты, и жилые комнаты нижнего помещения, которые были предназначены для жилья прислуги и хозяйственных надобностей.
Все помещения нижнего этажа были сводчатые, имели одинаковую высоту. Высота же парадных помещений второго этажа превышает высоту служебных помещений в полтора раза, достигая пяти метров.
Новшеством при строительстве домов ХУШ века было то, что связь между этажами и улицей осуществляется посредством лестницы, расположенной внутри основного объема, тогда как в ХУП веке обычно главная лестница вела прямо с улицы на второй этаж и никак не была связана с нижними помещениями. Внутренняя междуэтажная лестница была редкостью, и оба этажа оставались изолированными один от другого.
Внутреннее пространство домов-дворцов в первой половине ХУШ века обладает общим свойством – репрезентативностью. Одна большая печь уступает место нескольким меньшим по величине и симметричным печам.
Если раньше парадная комната располагалась в углу, то в ХУШ веке она перемещается в центр дворца. Такую же планировку мы можем видеть и в атаманском дворце второго этажа: в центре расположена парадная комната, а справа и слева к ней примыкает по три одинаковых комнаты, соединенных между собой круговой анфиладой.
Атаманский дворец Ефремовых имеет два ризалита: северный и южный, за счет которых увеличивается площадь парадной комнаты. До 1851 года второй этаж дворца был деревянным, но сгорел. И в том же году был восстановлен, обложен кирпичом и оштукатурен.
Как же выглядел дворец внутри? Судя по документам, дворец обживал, украшал, обставлял мебелью уже сын Данилы Ефремова Степан, поскольку Данила умирает в 1760 году, а строительство было завершено только в 1761 году. Но сделать ему это было нетрудно, так как после смерти отца Степан Ефремов унаследовал огромное богатство. Так из описи имущества Ефремовых, составленной при аресте С.Д. Ефремова в 1772 году, известно, что у них было: денег серебряной монетой – до 500000 рублей, 70000 червонцев, жемчуга 5 фунтов, сундуки с серебряной посудой, тканями, сафьянами, шубами, 10000 голов лошадей, 100 голов верблюдов, мельницы по рекам Тузлову и Медведице и т.д.
Начал копить богатства Ефремовым отец Данилы Ефрем Петров, бывший долгое время походным атаманом. Несомненно, он оставил хорошее состояние, которое Данила Ефремов, благодаря своей храбрости, уму, таланту, приумножил и сам.
Стены и пол дворца были устланы персидскими коврами, которые они обычно привозили из походов, “на окнах висели занавески» Комнаты ефремовских хором были обставлены европейской мебелью: стульями, креслами с мягкими сидениями, диванами и столами. На стенах висели большие зеркала. Традиционным украшением казачьих домов, как богатых, так и бедных, было оружие. Стены палат атаманов Ефремовых украшали сабли, ружья, кинжалы, конская сбруя, рога, колчаны со стрелами, луки. Все это было украшено золотом, серебром и драгоценными камнями. Гордостью хозяев были и серебряные жалованные ковши. У Степана Ефремова было “одиннадцать таких ковшей” (Постникова-Лосева М.М. Указ.соч.С.41).
В 1738 году Степан Ефремов за взятие в плен “татарских языков был награжден: денег – 200 рублей, на ковш – 15 рублей, и саблю – 40 рублей”. (Постникова-Лосева М.М. Указ.соч.С.41). Этот ковш был сделан московскими мастером-серебряником Илларионом Артемьевым и хранится в Государственном Историческом музее в Москве. На ковше вырезаны военные трофеи: пушки, знамена, барабан, ядра и надпись о пожаловании.
Украшением атаманского дворца были и гравюры с изображением Полтавского боя и сражения при Лесной, а также английскими гравюрами на сюжеты из “Вертепа” Гете. В каждой комнате был красный угол с иконами. В спальнях стояли кровати “с перинами и подушками из пера, крытыми штыком или парусиновою выбойкою, одеялами красной турецкой парчи с зелеными атласными каймами”. (Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф.398.Оп.1.Ех.203)
Освещались помещения свечами, которые ставились в подсвечники, шандалы и паникадила. Подтверждением того, что Ефремовы обставляли свои апартаменты пышно и богато, является свидетельство есаула Попко, который посетил Красный двор – дачу атаманов Ефремовых, “где мебель, картины, люстры, печи – все принадлежит к екатерининскому времени”1. (Есаул (Попко И.Д.) Старый Черкасск//Военный сборник. СПб, 1861.Т.12).
Отапливался дворец изразцовыми печами. Огромное количество изразцов было найдено при реставрации атаманского дворца. Сохранилось описание и даже фотографии изразцовых печей, датируемых ХУП-ХУШ вв. Печи были двух типов: сложной конструкции с колонками, карнизами, “зеркалом” и обычной укладки. Изразцы были различных рисунков. Наиболее распространенным был синий рисунок на белой кафле, встречаются также рисунки фиолетово-коричневого и зелено-желтого тона на белом фоне, изразцы с рисунками человека, птиц и цветов.
Пили и ели атаманы Ефремовы на серебряной, фарфоровой и хрустальной посуде. Из описи имущества, сделанной при аресте С. Ефремова, известно, что у Ефремовых было “три сундука с разною серебряною посудою… да еще в малом каменном погребе сундуков ореховых восемь, в них положена серебряная всякая посуда, сундуков дубовых – три с сервизом же серебряным” (ГАРО.Ф.360.Оп.1Д.7.Лл7-10). Пользовались Ефремовы и фарфоровой посудой. У них был “столовый фарфоровый сервизвиз английской работы с китайским рисунком, состоящий из пятидесяти девяти предметов: тарелки, блюдо, судок из пяти предметов, соусник, супник”(ГАРО.Ф.2557.Д.15).
Бытовала у донских старшин во второй половине ХУШ века и хрустальная посуда. Из документа, датируемого 1786 годом, известно, что ею торговали в Черкасске. Так, у купца Якова было украдено “тридцать четыре чашки фарфоровые, стаканы хрустальные немецкие, кружка немецкая, молочник хрустальный, молочники фаянсовые белые и цветные, масленки фаянсовые, чайники фаянсовые” (ГАРО.Ф.338.Оп.1.Д.1008.№72).
Помимо дорогой серебряной, фарфоровой и хрустальной посуды, бытовала в старшинских и дворянских усадьбах и медная, в которой готовили пищу: медные сковороды, кастрюли, горшки, ступы, казаны водоносные, ендовы, кумганы. Овощи, рыбу заготавливали впрок, делали это в дубовых и липовых кадушках.
При сервировке стола пользовались “скатертью и салфетками”.(ГАРО.Ф.338.Оп.1.Д.978.Лл. 18-19). Перед каждым обедающим ставили прибор с ножами и вилками.
Что же ела и пила старшинская знать? В.Д.Сухоруков подробно описывает праздничный обед донской знати в ХУШ веке.
«В дни семейных и иных торжеств, званный обед начинался с круглика (пирога) с рубленым мясом и перепелками. Затем подавали восемь-десять холодных блюд: студень, сек (разварная филейная или полуфилейная часть говядины), лизни (языки) с гарниром из соленых огурцов, полотки (лытки, ножки) поросенка, гуся, индейки, вареное мясо дикого кабана, мясо лебядя, соленое мясо журавля и другие.
После холодных блюд подавали горячее: щи, суп из курицы, приготовленный с сарацинским пшеном, т.е. с рисом и изюмом, суп из баранины, приправленный морковью, шурубарки (ушки), т.е. мясные варенички, пельмени и похлебка, борщ со свининой, дулму, которую готовили в разных вариантах – с капустой, огурцами или баклажанами, суп из дикой утки и другие. Все супы приправлялись луком, соусы на Дону тогда не употребляли.
В состав вторых блюд тогда входили: жаркое из гуся или индейки, фаршированный поросенок или целый ягненок с чесноком, мясо дикой козы, кушанья из дрофы, диких уток, куликов и другой дичи. Телятину не ели, считая это за грех. Затем подавали блинцы, лапшевник (запеченная лапша), молочную кашу, кашу из обычного пшена, приправленную кислым молоком (сюзьмой)». Конечно, донская знать вкушала и блюда из лучших сортов донской рыбы: белуги, осетра, стерляди. Существовало огромное количество рецептов ее приготовления, особенно любимыми были балыки и черная икра.
Обед заканчивался десертом, состоящим из свежих и сухих фруктов: персиков, абрикос, винограда, вишен и груш. Каждое кушанье запивалось крепкими медами.
Чтобы не обидеть хозяина, гости должны были пить до дна и отведать все блюда».
В 1756 году Данила Ефремов на своем подворье начинает строительство домовой церкви в честь Донской иконы Божьей Матери. Не каждый дворянин, особенно в провинции мог позволить построить себе церковь, тем более, каменную. Это требовало значительных средств и усилий. Но Данила Ефремов имел богатства, которые позволили ему построить личную церковь, торжественно освященную епископом Воронежским и Елецким 16 сентября 1761 года. (// Донские епархиальные ведомости.1870.№5.С.143).
И храм, и колокольня были построены в стиле барокко, для которого характерным является композиция “восьмерик на четверике”. Восьмерик венчает красивая главка с крестом на вытянутом барабане. Углы ярусов украшены колонами дорического стиля. На колокольне висело восемь колоколов, главный из которых весил около 2,5 тонн. (// Донские епархиальные ведомости.1870.№5.С.143). Первоначально церковь была побелена, а основная часть окрашена в изумрудный цвет.
Внутри церкви был небольшой иконостас, построенный на четырех колонах с позолоченными пилястрами. В иконостасе находилось сорок икон, многие из которых были в серебряных с позолотой окладах, украшенных драгоценными камнями. Перед иконостасом висело паникадило, выполненное из серебряных чаш, из которых в свое время Д. Ефремов угощал калмыцких ханов. Оно весило 120 килограмм.
Церковь была богата драгоценностями. К моменту образования монастыря в 1837 году, в Донской церкви было: 24 пуда серебра (около 400 кг), 2,5 кг золота, 409 алмазов, 333 бриллианта, 1,5 тысячи изумрудов и яхонтов. (Географическо-статистический словарь Российской империи. Составитель П.П. Семенов).
За алтарем Донской церкви было кладбище, где были похоронены представители рода Ефремовых – знаменитая атаманша Меланья Карповна, умершая в 1804 году, ее дети Даниил, Степан, Мария и Анна.
На плане Черкасска 1776 года впервые на территории атаманского подворья появляется изображение “построенной в три комнаты кухни”2 (РГВИА.Ф.ВУА. № 22805). Здание представляло собой “древний двойной дом со сводами, в котором была Ефремовская кухня”.(Донские епархиальные ведомости.1870.№5.С. 151). Двойной дом означает, что в доме два входа и, внутри помещение разделено на две изолированные части. Не позднее 1772 года на подворье были выстроены в северо-восточном и северо-западном углах небольшие одноэтажные каменные корпуса, в которых хранилась атаманская казна и дорогое оружие. (Донские епархиальные ведомости.1870.№5.С. 151).
За атаманской кухней находился «каретный сарай, стены были сложены из тесаного камня-ракушечника, крыты железной черепицей». (Технико-рабочий проект благоустройства Ефремовского подворья в станице Старочеркасской.М.1975). Появление каретного сарая на подворье было не случайным. Именно при атамане Д. Ефремове появляется первая карета на Дону. В старину казаки ездили всегда верхом и сесть в рыдван (карету) считалось неприличным. Женщины могли ездить на простых таратайках, и то при условии, что в эти повозки запрягали лошадей непригодных к верховой езде. Казаки считали, что достоинство лошади оскорбляется упряжью.
Первая карета была на ременных рессорах, усеянными медными гвоздями. Обычно экипаж запрягали турецкими лошаками или изувеченными лошадьми. Калмык занимал место кучера, дородная девушка или женщина на запятках вместо слуги. Казак ни за что на свете не согласился бы поехать вместе с женщинами. Это считалось бесчестьем, которое ничем нельзя было загладить. В такой карете ездила атаманша Меланья Карповна. Когда громыхая, карета проезжала по центральной улице Черкасска, горожане почтительно кланялись и говорили: “Сама едет, атаманша Меланья Карповна”. (Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУП – ХУШвв.С.65).
Затем у Ефремовых появилась коляска, потом зимний возок, расписанный яркими красками, обшитый войлоком, шелковой тканью и бархатом. Зимой вовнутрь ставилась жаровня с углями, и карета обогревалась.
В подражание Ефремовым, завели экипажи в домах Поздеева, Мартынова, Луковкина. Старшина П.Ф. Кирсанов уже во второй половине ХУШ века первый выехал на санях, на бегуне с пристяжными. Это изумило весь город. У Ефремовых была еще и “зеленая покоевая карета и четыре цуга лошадей: один разношерстный, другой буланный, два соловых”2. (Филонов А. Очерки Дона.Спб.1855.С.143).
При Даниле Ефремове территория подворья на севере, востоке и западе была обнесена каменной оградой. На юге каре каменной стены примыкало к белокаменной городской стене Черкасска. К моменту образования монастыря, стены вокруг подворья были полностью разрушены. Существующая ныне стена была построена игуменьей Иннокентией в 1881 году.
Кроме подворья в городе Черкасске Данила Ефремов, а затем и его сын Степан, строят по примеру столичной знати загородные дачи, получившие название Красный и Зеленый дворы.
Красный двор – загородная дача Д. Ефремова, находилась в пяти верстах выше Черкасска, на речке Васильевой. Место это не топилось водой. Красный двор занимал площадь приблизительно в 36 га. Здесь стоял дом “о десяти покоях”. Крыша была выкрашена в красный цвет, возможно, поэтому двор и получил название “Красный”.
При доме были конюшни, три погреба, три сада, один из них яблоневый, где стояло триста ульев. Украшением сада была роскошная беседка. На дворе стояло десять шатров и палаток, пять кибиток. Здесь жили дворовые люди Ефремовых – “Иван Татаркин, Алексей и Федор армянин с женами и детьми, Василий калмык и Анна калмычка”. (ГАРО. Ф. 360, оп. 1, д. 7, лл. 1-10)
Здесь же находилась полотняная походная церковь Данилы Ефремова, с богатым иконостасом. В 1751 году “Д. Ефремов, обращается к епископу Воронежскому и Елецкому Феофилакту с просьбой на благословение постройки в Красном дворе полотняной церкви во имя Божией Матери”. Следовательно, в 1751 году Красный двор уже существовал, и полотняная церковь была поставлена.
Именно здесь, на Красном дворе, в середине ХУШ века появляется первая картинная галерея Дона. Стремление казацкой знати утвердить свои привилегии выразилось в праве избранных на парадное изображение своей персоны. Кроме того, в понимании современников быть просвещенным человеком – это значит понимать искусство и самому быть способным к искусству. Видимо, эти причины и подвигли Данилу Ефремова заказать художнику свой портрет, на котором атаман был изображен “в полный рост, без бороды, в усах, в парчовом кафтане, с булавой в руке, на столе распятие”. (Есаул (Попко И. Д.) Старый Черкасск // Военный сборник. СПБ.1861.Т.12). Этот и другие фамильные портреты Ефремовых украшали стены “аудиенц-зала” дома на Красном дворе, где Ефремов принимал ногайских солтанов и калмыцких нойонов. (Есаул (Попко И. Д.) Старый Черкасск // Военный сборник. СПБ.1861.Т.12)
Весьма интересным является изображение Д. Ефремова. В наружности и одежде атамана большое сходство с изображением малороссийских гетманов. И это не случайно. Донская знать стремилась подражать днепровской, поскольку последняя находилась в соприкосновении с западноевропейской цивилизацией, тогда как донское казачество было отодвинуто несколько в глушь.
Донские старшины, чтобы походить на гетманов Украины брили даже бороду, хотя у казаков было священно-трепетное отношение к бороде. Известна челобитная казаков к царю Петру I, в которой они благодарят монарха за то, что не одел их в немецкое платье и разрешил носить бороды. Но желание выглядеть по-европейски и цивилизованно, заставила атаманскую знать отказаться от своего древнего обычая ношения бороды.
В родовой галереи Ефремовых были собраны не только фамильные изображения, но и портреты знаменитых донских воинов, среди них: портрет генерал-майора Алексея Федоровича Краснощекова, который относится к донской парсуне ХУШ века. Слово “парсуна” образовано от слова “персона”, и впервые появляется в ХУШ веке, когда появляются портреты с “живства”, т.е. с натуры. Парсуна является как бы переходным этапом от иконы к живописному портрету, в котором художник как можно точнее стремится отобразить реальные черты человека, хотя парсуна сохраняет торжественность и схематизм иконы, ее плоскостность и “узоречье”.
Алексей Краснощеков был уроженцем города Черкасска, участником русско-турецкой войны, воевал в Литве и Польше. Умер он в 1786 году в Черкасске во время сильного наводнения. Его долго не могли похоронить, и просмоленный гроб с телом генерала два месяца плавал в семейном склепе. Поэтому большую воду 1786 года назвали “Краснощековской”.
К донской парсуне принадлежит портрет Дмитрия Мартыновича Мартынова (хранящегося в фондах музея СИАМЗ), войскового судьи, занимавшего эту должность в войсковом правительстве в течение 20 лет. Старшинско-дворянский род Мартыновых принадлежал к известным казачьим родам и играл заметную роль в жизни казачества ХУШ-Х1Х веков. Основателем рода Мартыновых был некто Мартин, малолетним мальчиком взятым в плен во время Северной войны со шведами донским чиновником Калитвенской станицы Василием Ерохиным. Мальчик проживал недалеко от Ревеля. Ему было 12 лет, но он помнил, что у его отца была прислуга, “отец чинил его род суда и даже взыскания и наказания”. (Королев В. Н., Корягин С. В. Мартыновы, Бобриковы и другие. М., 1999. Вып. 5. С. 27)
Мальчик Мартин был крещен по православному обряду и по своему крестному отцу стал называться Мартыном Васильевичем Васильевым. Позже, видимо, М. Васильев переезжает в г. Черкасск и есть предположение, что именно он руководит строительством соборной колокольни.
Браком Мартына Васильева на дочери дьяка Кондратия Долганова Евдокии и основалась фамилия Мартыновых. Сказать, к какому этносу относился родоначальник рода Мартыновых, трудно, но он мог быть и эстонцем, и немцем, и латышом.
От брака Мартына Васильевича и Евдокии Долгановой родились три сына: Дмитрий, Никита и Гаврила. После смерти отца Дмитрий остался жить с матерью, а братья, женившись, отошли и стали жить своим хозяйством.
По свидетельству военного инженера Антонио де Романо, дом Дмитрия Мартынова был одним из лучших в Черкасске, возможно, строил его еще отец Д. Мартынова Мартын Васильев. Дом Мартыновых находился в Павловской станице, сразу за подворьем Ефремовых.
Дмитрий Мартынович Мартынов сначала служил “по канцелярии в чистописцах”, но по тогдашней традиции, человек, занимавший эту должность, обязан был “при пирах войсковых атаманов переменять тарелки и подавать кушанье”.(Королев В. Н., Корягин С. В. Мартыновы, Бобриковы и другие. М., 1999. Вып. 5. С. 28). Это было не по душе Дмитрию Мартыновичу, и он прекращает свою деятельность в канцелярии. В 1764 году, когда ему было 34 года, Мартынов начинает военную службу, которая продолжалась 10 лет. И в 1774 году уже в чине полковника Мартынов был отпущен на Дон по его прошению, а полк поручил своему сыну, казачьему полковнику Андрею Мартыновичу. С этого времени военная деятельность Дмитрия Мартыновича прекращается и начинается гражданская.
Он свыше 20 лет занимал должность непременного судьи в войсковом гражданском правительстве, и два раза в 1787, 1789 гг. состоял в должности войскового атамана. Д. Мартынов был женат на дочери донского старшины Гаврилы Грекова Марине Гавриловне. Сам Гаврила Гаврилович Греков был греком по национальности, знал татарский и персидский языки и избирался войсковым толмачем.
Венчался Дмитрий Мартынович с Мариной Гавриловной в 1752 году в Воскресенской церкви г. Черкасска, о чем свидетельствует запись в Метрической книге Воскресенской церкви. Супруги Мартыновы имели шестеро детей. (Королев В. Н., Корягин С. В. Мартыновы, Бобриковы и другие. М., 1999. Вып. 5. С. 28).
В связи с колонизацией и со строительством крепости Святого Димитрия Ростовского, Таганрога, Азова, Нахичевани-на-Дону возникли притязания на земли Войска Донского и даже захваты. На Дмитрия Мартыновича была возложена важная миссия, хлопотать перед правительством об ограждении высочайшей властью войсковых владений от дальнейших захватов. Свыше двух лет ему пришлось провести в Петербурге, пока ходатайство Войска было удовлетворено. Д. Мартынов возвратился на Дон с уведомлением князя Г.А. Потемкина от 28 января 1787 года о всемилостивейшем утверждении государыней императрицей Екатериной II “Карты земель владения Войскового и о назначении для утверждения границ по этой карте генерала Медера”. Видимо, на этом портрете Д.М.Мартынов и изображен с этим уведомлением в руках.
«К донской парсуне принадлежит и портрет Ивана Мокеевича Иловайского, полковника, походного атамана. В нем налицо иконописные приемы: подчинение фигуры и аксессуаров плоскости холста, четкие контуры, обилие золота. Портрет написан после его смерти. На портрете Иловайский изображен в зеленой черкеске с разрезанными рукавами и золотыми обшлагами, которая одета поверх золотом расшитого кафтана, подпоясанного восточным поясом. В правой руке он держит атаманскую насеку, а левая рука лежит на золоченом эфесе шашки». (Гуржиева И.,Соколенко М.Портреты донских героев. //Дон.1987.№ 9).
Сохранился также и портрет сына Ивана Мокеевича Иловайского – Алексея Ивановича Иловайского, который был донским наказным атаманом и правил на Дону 22 года. Декоративность, присущая этим портретам делает их очень нарядными.
«В период правления сына Данилы Ефремова Степана, принявшего пернач из рук отца, картинная галерея обогатилась полотнами столичных мастеров. Подлинные портреты Елизаветы I, Петра II, Петра III, Анны Карловны Воронцовой, кисти замечательного портретиста Антропова, появились на Дону в ту пору, когда Степан Ефремов с зимовой станицей жил в Петербурге» (Гуржиева И.,Соколенко М.Портреты донских героев. //Дон.1987.№ 9).
Сохранился и портрет самого Степана Даниловича Ефремова, на котором он изображен в полный рост с золотым перначом на фоне большого окна, одетого в богатую одежду.
Дети и внуки атаманов обогатили ансамбль галереи, заказывая у лучших иконописцев свои изображения. Традиция заказного парадного портрета, начатая Д. Ефремовым, была продолжена известными донскими родами: Иловайскими, Краснощековыми, Грековыми, Мартыновыми, Платовыми.
Созданная Данилой Ефремовым картинная галерея имела огромное художественное и историческое значение. Она формировала художественную среду и, видимо, не случайно, в 1790 году на Дону появляется первый профессиональный художник Андрей Жданов. Картинная галерея Ефремовых явилась тем ядром, вокруг которой сформировалась картинная галерея Дона, насчитывавшая около ста портретов.
Жизнь старшин в это время не была отгорожена непреступной стеной от жизни рядовых казаков. Их по-прежнему объединяют сословные интересы.
“Старшины обращались чрезвычайно просто и по-братски с казаками. Даже и тогда, когда звание войскового атамана сделалось не избирательным, и его власть в народе была весьма значительна, прежнее обхождение не изменилось”.1 “Данила Ефремов, будучи уже генерал-майором и позже тайным советником, никогда не чуждался бесед казачьих. Каждый мог прийти к нему запросто и говорил ему ты”. (Сухоруков В.Д. Общежитие донских казаков в ХУП-ХУШ вв.С.66).
Общественная жизнь в Черкасске была достаточно активной, и хотя войсковой атаман уже назначался, а не избирался на Круге, казаки сохранили за собой право выбирать станичных атаманов. Данила Ефремов, став атаманом, решил сделать столицу более безопасной от неприятельских набегов татар и ногайцев, а также укрепить от разлива воды. С этой целью он начинает строить каменную стену и два каменных бастиона со стороны Дона.
Правительство Елизаветы Петровны усмотрело в этом злой умысел: укрепить донскую столицу от правительственных войск и потребовало срочного объяснения. Данила Ефремов проигнорировал грозную грамоту самодержицы, но после второго указа едет в Петербург для отчета. Разумные объяснения не убедили царицу, и он должен был в камере Петропавловской крепости обдумать пагубность своего строптивого поведения. Отсидев почти два года в камере, Ефремов был отпущен. Ему разрешили достроить стену, но только с южной стороны города Черкасска.
Данила Ефремов понимал всю важность и значимость образования, поэтому, видимо, не случайно, именно при нем, в 1746 году открывается первое учебное заведение на Дону – войсковая латинская семинария. Есть предание, что некоторые донские старшины учились в Киевской академии – рассаднике образованных людей, в гетманском казачестве. Из документов известно, что «у донского атамана Д. Ефремова до 1753 года были учителями киевские студенты Аверко Андриевский и Тигм Сильванский. В апреле того же года на место Сильванского отправлен был М. Тимофеевым Як Симанович» (// Исторический вестник. Т. 8. Статьч о Ефремовых).
Начало обычаю приглашать русских и зарубежных учителей для домашнего обучения и воспитания детей донских старшин положил войсковой атаман В.Ф. Фролов в первой четверти ХУШ века. Он “выписал на Дон для обучения своих детей учителя иноземного языка, шляхтича И. Ольшанского”2 (Королев В.Н. Донские казаки в ХУП – ХУШ вв. Походы,кругозор,просвещение.//В кн. Проблемы источниковедения и отечественной истории» Ростов н/д.,1999.С.103)
В богатых офицерских семьях в ХУШ веке все чаще появлялись специально выписанные домашние учителя, обеспечивавшие разностороннюю подготовку своих учеников на достаточно высоком уровне. Донских старшинских детей довольно рано стали посылать для обучения за пределы донской земли. Некоторые донцы получали образование в других западных учебных заведениях, в том числе польских. Один из известных краеведов Дона А.А. Мартынов в конце ХУШ века учился в иезуитском колледже в польской Белоруссии. (Королев В.Н. Донские казаки в ХУП – ХУШ вв.Походы,кругозор,просвещение.//В кн. Проблемы источниковедения и отечественной истории» Ростов н/д.,1999.С.108). К 1670-1671 годам относятся сведения об обучении в Москве сыновей атамана М. Самаренина и П. Степанова. Воспитание, данное девицам Орловым, внучкам знаменитого графа Денисова, дочерям покойного атамана Василия Орлова, можно считать образцовым, писал военный инженер Антонио де Романо.
Увеселения и забавы донских старшин мало чем отличались в то время от увеселения народа. Тогда праздники, большей частью, проходили на улицах и площадях: это были скачки, джигитовка, стрельба по мишени, охота, кулачные бои, в последних принимали участие даже генералы.
Во время “кулачек” город делился на две части, и одна сторона шла на другую. Каждая имела своих предводителей и известных героев. Не одна физическая сила, ловкость и проворство доставляло победу, но и также благоразумные распоряжения, умение пользоваться местностью. Кулачные бои собирали всю черкасскую публику и являлись пищей для разговоров на долгое время.
«Иногда вместе с приятелями старшины заходили на “кружало”, т. е. в питейное заведение, где приказывали подавать с холодников меда, пили также вина, привозимые из Турции и Греции.
За медами крепкими пели казаки песни волоковые (протяжные), которые прославляли храбрые дела предков. Плясок общественных не было, танцевали во время пиров, причем, мужчина с мужчиной, а женщина одна. Движения в танцах были просты. Мужчины танцевали вприсядку, женщины, кружась, били в ладоши или, подбоченившись, делали “весьма не шибкие шаги и стук ногами» (Королев В. Н., Корягин С. В. Мартыновы, Бобриковы и другие. М., 1999. С. 30).
В Рождество разными кампаниями ходили из дома в дом Христа славить, начиная обыкновенно с войскового атамана. Сам атаман приставал к кампании старшин и вместе с ними ходил по всем жителям города. В каждом доме распевали “Христос рождается”. Собранные деньги отдавали на нужды соборной церкви или покупали на них меды.
Устраивали и семейные праздники: именины, крестины, свадьбы и т.д. Жены старшин собирались в своем круге, пили мед, который им подносили пленные турчанки, пели духовные псалмы и песни о подвигах своих мужей. Женщины должны были с большим уважением относиться к казакам, особенно если они были одеты в военную форму. Если казачки встречались на узких подмостках грязной улицы Черкасска, то, несмотря на грязь, они должны были уступить место казаку-воину.
Таковы были нравы на Земле донских казаков в ту эпоху.
Автор Галина Астапенко, краевед, член Союза журналистов России. Глава из книги Г.Д. Астапенко «Быт, обычаи, обряды и праздники донских казаков. ХVII-ХХ веков. Ростов-на-Дону, 2011. С. 182-206.
Редакторская обработка и подбор иллюстраций – Михаил Астапенко, историк, член Союза писателей России.
