Арина Петропавловская продолжает рассказ о своей тете Марусе, которая подалась после войны в Москву. Устроилась в хорошую семью домработницей, жилье свое на Арбате, в коммуналке, получила. И даже обставила - мебелью из комиссионки.
В квартире на улице Мясковского (Большой Афанасьевский переулок) тёте Мане выделили две комнаты: одну 11-метровую, с окном на подворотню и маленький кусочек внутреннего двора, а вторую при кухне, уж совсем маленькую, но такую светленькую - живи и любуйся.
Правда, с комнаткой при кухне получилась история. Кто ею владел до тёти Мани, и куда тот человек делся, не знаю. А кухонное коммунальное квартирное сообщество попросило нашу тётку отдать маленькую комнатку в общее пользование. Дверь в неё вела прямо из кухни. Говорили, что так всегда и было, комнаткой этой все пользовались, как столовая или буфет она была. И тётя комнату отдала всем жильцам, хотя записана она осталась за ней. Не хотелось Марии Ивановне сразу осложнять отношения с новыми соседями. Тётки пили там чай, быстро завтракали, чтобы в комнаты свои с утра еду не таскать, иногда просто сидели разговаривали, такая общая зона.
Мне казалось, что тёте Мане просто выкрутили руки. Как по мне, так неправильным это выглядело. Но не зря тётя мне говорила, что я очень "ндравная", "много воли взяла" и "шибко много о себе понимаю". Она была опытнее, мудрее, и эти отданные в общее пользование "пять метров с окошком", конечно, расположили к ней квартирный люд.
Квартира была стоящая, дом крепкий, лестничные пролёты просторные, коридоры в квартирах широченные, не надо к стенке жаться, когда мимо кто-то идёт. А высота потолков! Антресоли можно было жилые строить. Чтобы форточку открыть, надо было лезть на подоконник и становиться на цыпочки.
Первый этаж. С просторной площадки высокая дверь в квартиру. Звонки. За дверью два коридора под прямым углом, один вдоль комнат, широкий, другой в кухню, поуже.
Хозяев вроде бы было пять. Или шесть. Путаюсь немного. У некоторых семей - по две комнаты, у других - по одной.
Сразу, как дверь с площадки откроешь и войдёшь, справа жил Художник с женой. Две комнаты они занимали. Был тот художник сильно не в себе. Слышал "голоса". Маялся от мании преследования. В хорошее время очень много работал в одной из своих комнат, картины писал, и иногда, от болезни забывшись, выходил в общий коридор в костюме Адама. За ним птичкой выпархивала жена со словами:
- Лёва, Лёва! Ну, ты что! Пойдём, пойдём домой, - и уводила своего кудрявого, с длинными, как языки, залысинами над висками. Жена гения.
Слева от двери тянулся узкий и очень тёмный коридорчик в кухню. В нём была дверь к Одинокой даме. У дамы были плотные атласные халаты до пят, сухой стан, прямые плечи, тёмные волосы, собранные в декадентский пучок, и лет пятьдесят в паспорте. Это как раз она вела переговоры о кухонной комнате. Женщина была в себе очень уверенная, холодноватая, спокойная. То ли экономист, то ли бухгалтер.
Если по коридору идти, не сворачивая, к кухне, то следующая дверь слева как раз в комнату моей тётки, Марии Ивановны, а справа - комната маленькой худенькой женщины средних лет. Она жила с сыном подростком и сама одевалась как ребёнок, или просто так казалось от её миниатюрности. Часто через их дверь доносились голоса на повышенных тонах, то мать кричала, учила чему-то мальчика, то капризничал сын. Потом затихали.
Ещё дальше по крашеному тёмно-зелёной тяжёлой масляной краской коридору, конец которого терялся в вечно скудном свете слабой лампочки, находились две комнаты - друг против друга. Одну занимала Вечная красавица, была она совершенно без возраста, из тех, что вкусно пахнут, шелестят вьющимися у коленей шелками и собирают все мужские взгляды вокруг.
Во второй жила просто Тётка. Такая обычная, полноватая, немногословная, плохо запоминающаяся, в вечных платочках, коричневых юбках и серых кофточках, с коричневой дерматиновой хозяйственной сумкой в руках. Тихая. А что там за этим, кто знает.
Кухня длинная, унылая, окно какое-то тёмное, во двор, только и света, что из открытой двери той маленькой комнатушки, которой пожертвовала тётя Маня. Столы. Столы. Полки. Полки. Занавески. Занавесочки. Две газовых плиты, очень старых. У каждой по четыре конфорки. Жестяная битая раковина с латунным краном, старый такой кран, как пистолетик дулом вниз.
Ну и "удобства", то есть ванная комната и туалет. Они находились в главном коридоре, близко от комнатки тёти Маруси, что хорошо - рядом, далеко не бежать. Слив унитаза - громогласный, конец визита слышала вся коммуналка. Поскольку, когда человек дёргал за фаянсовый конус прикреплённый к толстой вертикальной цепочке, вода из чугунного бачка, висевшего почти под потолком, срывалась вниз с шумом Ниагарского водопада, а потом ещё долго рокотала и гудела, наполняя бачок. Ванная комната была рядом с туалетом. Ничем особенным не отличалась. Большая ванна, раковина, зеркало в черных пятнах.
Жили не то чтобы дружно, а просто без скандалов. То ли люди такие подобрались, то ли квартира была довольно просторная и народ не так раздражался, как в тесноте.
В следующей, последней "серии" - про мое одинокое житье в тети Марусиной комнате и про главную квартирную изюминку - черный ход!
А здесь начало: