Чисто по-житейски «мадонна» и «Психея» Натали была отнюдь не глупой молодой женщиной. Она недурственно разбиралась в денежных делах и была способна, когда надо, действовать быстро, настойчиво и толково. Вероятно, давали о себе знать наследственные качества деятельных и оборотистых промышленников Гончаровых. Можно предположить, что она была куда практичней своего супруга.
Вряд ли сам Пушкин был способен размышлять о том, кому можно было бы дать взятку, чтобы повлиять на решение в пользу Гончаровых очень важного для них процесса с арендатором их фабрик купцом И.Г. Усачёвым. Между тем, 23-летняя Натали, кто мог бы ожидать, писала брату:
«Второе, что я хотела бы знать: является ли правая рука Лонгинова*, т.е. человек, занимающийся нашим делом, честным человеком, или он из таких, которых надо подмазать? В этом случае надо соответственно действовать. Как только я это узнаю точно, я дам тебе знать об этом».
* Н.М. Лонгинов — статс-секретарь по принятию прошений на высочайшее имя, член Государственного совета.
В отсутствии мужа (тот в Михайловском), Натали с завидной хваткой провинциалки, покоряющей столицу, обхаживает сановников, от которых зависит решение по конфликтному делу. Пушкин намеревался хлопотать по этому поводу перед своим давнишним знакомым, министром юстиции Д.В. Дашковым. Но Пушкина получает совет сенатора Бутурлина обратиться непосредственно к царю, взяв обратно прошение, поданное её братом, Дмитрием Николаевичем. Натали решает последовать совету и пишет брату:
«Прости, но он (Бутурлин. — А. Р.) говорит, что моё имя и моя личность более известны Его Величеству, чем твои».
Лишь настоятельное письмо Лонгинова, указавшего на неуместность такого шага, заставляет жену Пушкина от него отказаться. Читая письма Пушкина жене, невольно задаёшься вопросом, чего в них больше: ласковых или сердитых ноток. Сегодня любят говорить, что это были «всегда почти задушевные письма». Но что-то заставляет усмотреть в них мягкую, но насмешку. Прислушайтесь:
«Какая ты умненькая, какая ты миленькая! Какое длинное письмо! как оно дельно! благодарствуй, жёнка! Продолжай, как начала, и я век за тебя буду бога молить».
«Ты, мне кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, ломаешь кареты, сверяешь счёты, доишь кормилицу. Ай-да хват баба! что хорошо то хорошо».
«Ты умна, ты здорова — ты детей кашей кормишь — ты под Москвой. — Всё это меня очень порадовало и успокоило; а то я был сам не свой».
Можно предположить, что иной раз ей доверялось исполнять обязанности, как сегодня сказали бы, секретаря редакции «Современника»: получить почту, переправить мужу корреспонденцию, вскрыть конверты, отложить в одну стопочку то, что сказано, пойдёт в печать, приобрести, был случай, через брата 85 стоп бумаги по образцу, переслать книгу. Но не более того. Накладки при этом случались, однако наказы она исполняла не спустя рукава. Когда читаешь её письмо брату, которое начинает со слов: «Мой муж поручает мне, дорогой Дмитрий, просить тебя оказать любезность…», понимаешь, что сегодня не каждый секретарь или младший редактор способен поддержать подобную культуру обращения, тем более не к чужому человеку, а собственному брату.
Впрочем, иногда она даже решалась брать на себя инициативу. Желая помочь в решении проблемы, могла проявить самую что ни на есть деловую хватку. Сохранился любопытный рассказ, записанный А.Я. Головачёвой-Панаевой со слов книгопродавца Смирдина:
«Я пришёл к А. С-чу за рукописью и принёс деньги-с: он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, п.<отому> ч.<то> их супруга, кроме золота, не желала брать других денег в руки. Вот А. С. мне и говорит, когда я вошёл в кабинет: «рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть», и повёл меня; постучались в дверь; она ответила: «входите». А. С. отворил двери, а сам ушёл… — «Я вас для того призвала к себе, — сказала она, — чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесёте мне сто золотых вместо пятидесяти. Мой муж дёшево продал вам свои стихи. В шесть часов принесите деньги, тогда получите рукопись… Прощайте»… Я поклонился, пошёл в кабинет к А. С-чу и застал его сидящим у письменного стола с карандашом в одной руке, которым он проводил черту по листу бумаги, а другой рукой подпирал голову, и они сказали мне: «Что? С женщиной труднее поладить, чем с самим автором? Нечего делать, надо вам ублажить мою жену; ей понадобилось заказать новое бальное платье, где хочешь, подай денег… Я с вами потом сочтусь».
— Что же, принесли деньги в шесть часов? — спросил Панаев.
— Как же было не принести такой даме?»
Существует предположение, что торг был затеян Натали из-за стихотворения «Гусар». Платье ей срочно понадобилось по случаю траура при дворе. В нём на вечере у Одоевского 25 ноября 1833 года её увидел правовед Вильгельм Ленц. И был поражён красотой Натальи Николаевны:
«Входит дама, стройная, как пальма, в платье из чёрного атласа, доходящем до горла. Это была жена Пушкина, первая красавица того времени. Такого роста, такой осанки я никогда не видывал — incessu dea patebat*… Благородные… черты её лица напоминали… Евтерпу Луврского музея**».
* Поступь истинной богини (лат.).
** Евтерпа Луврского музея — статуя музы лирической поэзии и музыки в Лувре; в греческой мифологии Евтерпа (др.-греч. Εὐτέρπη «увеселяющая») — одна из девяти муз, дочерей Зевса и титаниды Мнемосины.
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 54) повествования «Как наше сердце своенравно!» Нажав на выделенные ниже названия статей, можно прочитать:
Эссе 2. Пушкин: «Я желал бы оставить русскому языку некоторую библейскую похабность»
Эссе 3. Хочется быть чудаком и последовать за пушкинской мыслью
Эссе 4. Любая легенда всегда приближена к правде
