ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ.
В театре произошло важное событие: выздоровевшего А. Лобанова пригласили поставить спектакль! Он выбрал английскую пьесу «Вода с луны», где большинство персонажей были пожилого возраста, и назначил на роли актрис, очень мало занятых в репертуаре. В главной роли появилась супруга постановщика Мария Волкова, давно ничего не игравшая. Режиссером к себе Андрей Михайлович пригласил меня. Это мне польстило, не скрою.
Для обсуждения будущего спектакля Лобанов пару раз приглашал меня к себе, в знаменитый дом на улице Немировича-Данченко, ныне Глинищевском переулке. Там Лобанов вводил меня в свой замысел. Точнее, должен был вводить. Но наши встречи свелись к монологам Андрея Михайловича, выразительным, афористичным, с мрачным юмором, в адрес «интриганов и злопыхателей». Имен он, впрочем, не называл.
Репетировал Лобанов блестяще. Его замечания актерам были точны и образны. Я даже кое-что записывал. Вот, на вскидку: (Эдде Урусовой) – Вы так говорите: «Мне нужна ванна!», что скорее вам нужна скребница! ...
После новогодних каникул репетиции возобновились, но меня отозвали: к гастролям театра в Ленинграде нужен был детский спектакль и его поручили мне, причем обязательно по новой пьесе! Создать эту пьесу и поставить спектакль требовалось к 20 марта, т.к. 25-го, к весенним каникулам, должна быть премьера в Ленинграде, где уже продавались билеты…
Времени на размышления не было, и я обратился к драматургу Илье Рубинштейну; я познакомился с ним, когда ставил в Краснодаре «Принцессу цирка» (по велению того времени он скрылся под псевдонимом «Зарубин») Зная Илью как искусного инсценировщика (сам Шолохов разрешал к исполнению только его пьесу по «Тихому Дону»), я предложил ему сделать инсценировку … «Всадника без головы» по Майну Риду!
Замысел был смелый и рискованный: прерии, скачки, лошади, мексиканские страсти, множество действующих лиц, схлестнувшихся в смертельном конфликте, как это все показать на сцене, да еще школьникам?! В общем, пока что, - занялись пьесой. Каждую картину, каждую сцену Илюша обговаривал со мной, спорили, выдвигали варианты, утверждали. Сразу я решил, что будет много музыки. Зав.музыкальной частью театра Яков Борисович Кирснер, с которым я быстро подружился, предлагал несколько кандидатур композиторов, но я решил взять своего доброго знакомого по Музыкальному театру им. Станиславского и Немировича-Данченко Антонио Спадавеккиа.
Антонио немедленно согласился, и даже написал какой-то кусочек интермедии, но потом стал тянуть, а когда я припер его к стенке, признался, что заключил договор с «Мультфильмом» и очень занят… Он предложил мне другого композитора – молодого Владимира Рубина, тогда мало известного, но талантливого. Времени уже не было, я согласился и вышло, что очень выиграл: Володя оказался очень обязательным человеком и быстро написал несколько замечательных музыкальных кусков «южно-американского» характера.
Тут же встал вопрос о стихах для вокальных номеров, т.к. я хотел, чтобы основные персонажи пели. Нужны были тексты для 8-9 номеров. Когда я поделился своей заботой с нашим актером и режиссером Семеном Ханаановичем Гушанским, он совершенно неожиданно предложил пригласить знаменитого поэта Михаила Светлова! - Он не согласится, - засомневался я. Согласится! - безапелляционно сказал Гушанский. - Светлов мой друг, он сейчас сидит без денег и с радостью поработает с вами. Но есть обязательное условие: каждый вечер – полбутылки выпивки. Это его стимулирует…
Я, конечно, принял все условия, и на завтра Семен Ханаанович привел в театр Светлова. С ним заключили договор на хороших условиях, я вручил ему первый вариант пьесы и – по его просьбе – роман Майн-Рида. На следующий день он позвонил и сказал, что готов к работе. Вечером мы торжественно провели его в однокомнатную квартиру Володи в знаменитом Доме Композиторов на улице Неждановой, оставили на столе пол-литра водки с закуской, и тихо ушли.
Когда около полуночи мы вернулись, пол был усеян обрывками бумаги, а веселый Михаил Аркадьевич вручил нам листок с текстом песни. Мы с Володей в недоумении переглянулись: этот текст не лез ни в какие ворота, ни о том, ни о чем, абстрактная лирика, да и не стройно как-то… - Завтра напишу вам еще одну песню, - бодро сказал Светлов и пошел домой (он жил напротив, через улицу Горького, на углу проезда Художественного театра) …
На завтра весь ритуал полностью повторился, и с таким же конечным результатом.
С этим мы с Рубиным пришли к Гушанскому и показали плоды трудов поэта. Семен Ханаанович задумался. - А вы полбутылки ставили? - спросил он. – Ставили, каждый вечер пол-литра водки, хором ответили мы. – Водки? - изумился Гушанский, надо было шампанского!.. Мы последовали его совету и купили в магазине «Вина», что тогда помещался в том же доме, где жил Светлов, поллитровочные бутылочки шампанского, они только там и продавались. И дело пошло на лад! Каждый вечер мы получали прекрасные стихи, на которые Рубин писал не менее хорошую музыку. То, что у нас в итоге получилось, сейчас с полным основанием назвали бы мюзиклом. Но тогда, в 1957 году, этого понятия у нас еще не было.
Так как на сцене шли репетиции Лобанова, а в другом помещении готовили еще какой-то спектакль, работать мне было негде. Но дирекция нашла хороший выход: на втором этаже освободили склад декораций, задрапировали стены материей, сделали выгородку, и у меня образовалось просторное и удобное место для репетиций. Работа спорилась.
Тем временем Лобанов закончил постановку «Воды с луны». Состоялась генеральная репетиция, после которой Зимницкий созвал Худсовет театра. Настроение у всех было подавленное: спектакль не получился. В нем было много тонких режиссерских красок, но актеры «не тянули», особенно актрисы, и особенно – М. Волкова в главной роли. Спектакль на публику не выпустили, либо он прошел один-два раза, теперь не помню. Бедный Андрей Михайлович, замечательно талантливый режиссер, был окончательно сломлен, он так и не оправился от этого провала, который можно было предвидеть: его супруга М. Волкова, назначенная им на главную роль, давно уже потеряла актерскую форму, что не мешало ей перечить режиссеру и давать «ценные советы» ему и партнерам по сцене. Мне было очень жаль Лобанова, но, разумеется, все мои помыслы и переживания были связаны с «Всадником без головы».
Перед назначением исполнителей по приказу, ко мне подошли Дина Бамдасова, Вероника Полонская и Эдда Урусова и, смущаясь, попросили меня занять их в спектакле; я знал, что они почти выпали из репертуара, новых ролей не давали, а актрисы они были отличные. Недолго думая, мы с Ильей придумали бытовую сцену, где участвовали две торговки бананами и курами.
Эти роли я отдал замечательным «возрастным» актрисам, они играли свой эпизод с увлечением и самоотдачей, и обогатили спектакль новыми комедийными красками.
Работа с актерами шла очень даже успешно, чему я был по-настоящему рад, т.к. очень волновался перед началом репетиций. Но по-прежнему не была решена задача – как показать сцены скачек по прерии, погони, и всё то, без чего Майн-Рид – не Майн-Рид. На помощь пришел Илья.
Как-то в разгар вечерней репетиции ко мне подошла билетерша и сказала, что меня внизу в фойе ждет некий Петушков, которого прислал Рубинштейн. Я, в раже работы, отмахнулся (подумаешь, Петушков…) и вспомнил о посетителе, наверно, через час, в перерыве. Спустился и увидел почтенного пожилого человека, очень недовольного и явно собравшегося уйти. Я, конечно, извинился и спросил, чем могу служить товарищу Петушкову. Человек очень удивился и ответил, что, во-первых, его фамилия не Петушков, а Птушко, он кинорежиссер, а Рубинштейн просил его помочь мне в технике «конских» сцен…
Я так и сел. Птушко! Знаменитый кинорежиссер! Народный артист! Пришел помочь мне! А я его заставил ждать меня более часа… Я еще раз искренне извинился, и рассказал мастеру кукольных киносказок о нашей проблеме. После паузы, Птушко вынул блокнот и стал рисовать возможную конструкцию макета лошади. Он предложил гениально простую штуку:
Два плоских макета лошадей, в полный рост, с седлами и стременами, от которых идут тросики к ногам лошадей. Когда артист, сидящий в седле, нажимает на правое стремя, то поднимутся правые ноги лошади, когда левое, то соответственно, левые. Голова «скакуна» управляется поводьями. А движется он на тележке, которую тянут рабочие. Все это происходит за тюлем, освещённом контровым светом.
Преисполненный благодарности, я обнял Птушко, проводил его до выхода, и бросился звонить художнику Игорю Зеленскому. На следующий день он сдал в мастерские чертежи и вскоре были готовы три «лошади», пошит тюль, к низу которого пришили имитацию травы прерии, чтобы скрыть колесики тележки. Актеры эту технику освоили очень быстро, и когда на отдельной репетиции мы все вместе соединили, то эффект получился прекрасный: по прерии скакали таинственные силуэты лошадей со всадниками, один из которых был без головы!.. Забегая вперед, скажу, что не было спектакля, чтобы первое появление скакунов не вызывало аплодисментов. Я сделал перед каждой картиной музыкальную интермедию с проездом персонажей, создавалась динамика действия, и звука от проезда тележек не было слышно.
На одну репетицию пришел присланный директором режиссер Комиссаржевский. Я думал, что он что-нибудь подскажет, но Виктор несколько минут посмотрел, а потом с вдохновением стал рассказывать, что такое Мексика, мексиканки, их знойные страсти среди тропической природы, и все три часа в том же плане, вдохновляясь собственным красноречием. Драгоценный день репетиции пошел прахом, а он еще обрадовал нас, что придет и завтра… Я пришел домой в полном отчаянии, подумал, и поздно вечером позвонил директору Зимницкому. Я сказал, что Комиссаржевский, конечно, все говорил интересно, но к назначенному времени мы спектакль не выпустим. Семен Казимирович молча меня выслушал, и вежливо попрощался.
На другой день Комиссаржевский явился точно к началу репетиции и жизнерадостно сказал что-то вроде - «работайте, ребята, у вас все идет в правильном направлении, дуйте сами дальше…». И удалился, спасибо опытному Зимницкому, решившего проблему так, как требовало дело.
Мы все успели, спектакль был не слеплен, а поставлен, с хорошими актерскими работами, с интересными мизансценами, лихо закрученным сюжетом, красивыми декорациями и музыкой. На генеральной репетиции «Всадник» прошел на-ура, все были довольны, а больше всех дирекция, - тем, что гастрольные спектакли в Ленинграде состоятся в срок и на уровне. Мы с Ильей Рубинштейном чувствовали себя именинниками. На следующий день декорации и костюмы выехали в северную столицу трайлерами, а вслед за ними и актеры.
Гастроли Ермоловского театра проходили в громадном зале Дворца культуры Промкооперации. Утром и днем шел двумя представлениями «Всадник», а вечером – один из ударных спектаклей с участием наших ведущих артистов, - «Пушкин», «Преступление и наказание», «Чудак» и другие. Все дни двухтысячный зал Дворца был заполнен, а на «Всадника» приходилось ставить дополнительные стулья. Акустика была неважная, микрофонов тогда и близко не существовало, актеры напрягали голосовые связки. И в один далеко не прекрасный день, случилось то, чего я опасался, а именно – болезнь одного из артистов. Причем, выбыл исполнитель одной из центральных ролей Кассия Кольхауна - Николай Бриллинг. Дублеров у него не было…
Отменять спектакль ни в коем случае было нельзя; вернуть деньги за тысячи проданных билетов театр был не в состоянии. Выход дирекция нашла простой: сыграть Кассия Кольхауна предложили мне… Текст и мизансцены роли, как и всех других в своем спектакле я, конечно, знал. Но моя фактура, вопросы костюма, грима, другие технические вопросы, волновали до дрожи в коленках. Однако делать было нечего. Я подставил лицо гримерам, которые сделали меня смуглым красавцем, напялил офицерский мундир и ботфорты на высоких каблуках, и вышел на сцену…
В Краснодаре я играл довольно часто, и по схожим поводам, но в Ленинграде!.. В спектакле столичного театра!.. Но волнение исчезло, как только я вышел и произнес первые слова роли. Сыграл первый спектакль, потом второй. Все прошло, как сейчас говорят в космонавтике, - в «штатном режиме». Я плохо помню подробности этих моих спектаклей. Меня как будто несла какая-то сила от сцены к сцене. Помню только, как я старался говорить погромче, почти кричал, тем более, что роль Кассия Кольхауна – крикливая. Еще помню, как смотрел на себя в зеркало, поражаясь, какой я красивый в парике.
После второго дневного спектакля я вызвал артиста Ивана Ивановича Беспалова и вручил ему роль Кольхауна. Он вспылил, но зав. труппой Серафим Зайцев ему популярно объяснил ситуацию, и Иван, поскрежетав зубами, пошел со мной репетировать. Ночью он учил роль, а на следующее утро уже играл...
