("Муха", The Fly, 1986, США)
Если какой-нибудь начинающий режиссер, надумавший поработать в жанре хоррор, вдруг спросит: "Слышь-те, но как вообще напугать зрителя, не прибегая к дежурному эффекту "Бу!"?", его всегда можно послать. С чистой совестью и куда подальше.
В смысле - послать подальше культурно. В 1986-й, к легендарному хоррору Дэвида Кроненберга "Муха". Чьи создатели именно так нас и пугают - безо всяких дешевых "Бу!".
И получается это у них виртуозно.
Помню свое первое знакомство с "Мухой": году в 88-89-м, на цветном выпуклом экране "Рубина", в видеосалоне нашего РДК. И хоть за плечами у меня уже был некоторый зрительский хоррор-опыт - "Чужой/Чужие", "Нечто", "Кошмары на улице Вязов", "Пятница, 13-е", "Зловещие мертвецы", "Челюсти", кое-что еще, - все равно, "Муха" оставила после себя совершенно новые "пугательные" впечатления.
Прежде всего - тем фактом, что в ней мы волей-неволей сочувствовали главному монстру. Просто по-человечески, а в финале чуть ли не до слез. При этом он был столь тошнотворно мерзок, что даже пришелец из "Нечто" казался рядом с ним обаяшкой, а Чужой - и вовсе фотомодельным красавцем. Однако поди ж ты! Победе Рипли над ксеноморфом мы рукоплескали, а Муху искренне жалели: эх-ма, какой самоотверженный ученый сгинул не за болт собачий, а ведь мог бы еще жить да жить!
Собственно, за превращение человека в неведомую фигню страхолюдину мы и наблюдаем в "Мухе" Кроненберга. И именно этим процессом неумолимой мутации он станет нас пугать. Ведь мы понятия не имеем, что произойдет в следующей сцене, но абсолютно уверены - чем дальше, тем всё будет лишь хуже и хуже. А страх вперемешку с безнадегой - один из идеальных рецептов нагнетания саспенса в кино. При грамотной дозировке, разумеется, как в нашем случае.
А "помнишь, как всё начиналось" в "Мухе"? Тоже почти как в песне "Машины времени". Только ее герой, ученый-одиночка Сет (Джефф Голдблюм) строил не лодки, а хай-текнутые установки для телепортации. Пока лишь на десяток шагов туда-сюда, но и их Сету всё еще не удалось преодолеть, не говоря о более серьезных расстояниях.
Но мужик продолжал неустанно работать. Правда, неизвестно, с каких шишей платил за электричество, а ведь жег он его на своих установках явно побольше сегодняшних криптомайнеров.
И вот однажды судьба свела его с журналисткой Вероникой, заинтересовавшейся сначала его исследованиями, а затем и им самим. А Сет в свою очередь - Вероникой, и не только как журналисткой, но и как женщиной. Благо он был не окончательный лабораторный "ботан", а мужик хоть и с прибабахом, но женщин от мужиков отличал. И первые его очень даже возбуждали - чай кино 80-х, а не сегодняшнее.
Короче, после вводной лекции в азы телепортационных технологий, ряда опытов и шашней с Вероникой решился наконец-то Сет провести эксперимент на себе.
И всё-то он сделал по инструкции, да только на одном сэкономил - на "дихлофосе". Благодаря отсутствию которого вместе с Сетом в телепорт пробралась толстая коварная муха. И как нарочно, зараза, даже не пикнула... в смысле не жужнула, поэтому Сет ее и не заметил. И, дернув за рубильник, телепортировался из точки А не один, а на пару с мухой...
Ну а в точку Б наш Сетушка прибыл уже без мухи. Которую он по дороге... да черт возьми, лучше бы проглотил - всё легче бы отделался!
Увы, но из-за сложных процессов по мгновенному переносу тел в пространстве, Сет и насекомое стали одним телом, а их гены смешались. И вот человек стал мало-помалу ощущать в себе "мушиные" перемены: и брюхо у него становится позолоченным, и по полю ему ходить охота, и денюжку находить, а потом самовары на базаре покупать... Короче - синдром Цокотухи. Только в более жёстком и монструозном проявлении, про что Корней Чуковский уже не писал.
И всё это - на глазах бедной Вероники, которая еще даже не представляла, что ей вскоре предстоит испытать.
***
В общем, пересмотрел я тут зачем-то намедни сие нетленное творение. И с удовлетворением отметил, что "Муха" не устарела ни морально, ни технологически. Наоборот, на фоне нынешних цифровых хоррор-спецэффектов, аналоговые "зверства" Кроненберга выглядят гораздо натуралистичней и брутальней. Примерно как в "Нечто" Карпентера или в "Чужом" Скотта - то есть делались все они на совесть и надолго.
Как и сама эта история не растеряла свою философскую глубину, драматизм и лиризм - качества, которыми подавляющее большинство современных ужастиков, увы, не могут похвастаться, сколь ни пыжатся.
Короче говоря, шедевр жанра? Да как знать - вопрос, конечно, спорный. Но даже если нет, то - почти.
