Чем больше погружалась в мир писателей, начинавших свою жизненную карьеру на медицинском поприще, тем больше убеждалась: почти все — гении. Что ни биография, то открытие. Казалось, Луи Буссенар, француз, автор авантюрных приключенческих романов, из которых большинству известен лишь один "Капитан Сорви-голова", окажется фигурой попроще...
Как я ошибалась!
Рискну процитировать одно произведение француза. Не подумайте, что это чья-то самодеятельность. Или современная пародия. Чистый Буссенар!
"Сорви-голова смотрит вперед, на силуэт Малахова кургана. Это – крепость с тремястами пушками, защищаемая шестью тысячами человек. У Сорви-головы около шестидесяти человек.
Со своими головорезами он может попытаться выполнить невозможное.
Указывая на Малахов курган, Сорви-голова говорит:
— Идем туда!
— Ладно, — отвечает Понтис. — Если бы отдохнуть полминутки? Выпить?
— Хорошо. Выпейте для храбрости!
Котелки открываются. Соленый Клюв вмиг опустошает свой котелок.
— Готово? — говорит он с комической важностью. — Полковник велел трубить только на приступ! — Он подносит трубу к губам и трубит.
— Вперед! На Малахов!"
Сама ахнула.
Казалось - где Буссенар и где Малахов курган? Однако, если вчитаться в список произведений француза, вряд ли отыщешь точку на карте, где бы он не побывал. Мы уже убедились в ярком преимуществе писателей-врачей — их профессия подчас открывала дорогу во все неизведанные уголки мира.
Не побывай Луи в Африке — откуда бы взялся роман об англо-бурской войне, не посети он французскую Гвиану — не написал бы роман о тамошних робинзонах. И вообще не смог бы стать любимым постоянным автором «Жюрналь де Вояж»— французского аналога нашего «Вокруг света». Да и в России его собрание сочинений в сорока томах (а сколько знаете вы?!) вышло в 1911 году в качестве приложения к журналу "Природа и люди".
Незадолго до смерти Буссенар написал письмо редактору этого издания, из которого следует, какие тесные связи он поддерживал с нашей страной. Писатель искренне рассказывает о своей беде (умерла его любимая жена) и подробно объясняет, почему задерживает обещанную заметку:
"Высокочтимый мой собрат! Я понёс тяжёлую утрату, траурные дни были для меня такими жестокими, нестерпимыми, что я серьёзно заболел. Я уже две недели в постели и сегодня поднялся первый раз. Пользуясь таким моментом, спешу послать Вам это письмецо с благодарностью за любезность — посылку с Вашими публикациями. В данный момент я ещё очень болен и слишком слаб, чтобы составить для Вас автобиографическую заметку и написать статью о моих путешествиях и приключениях. Извините за краткость. Хочу выразить Вам моё самое глубокое почтение".
Неудивительно, что французского писателя с упоением читала русская публика. Для многих наших классиков он был настоящим кумиром. По его следам путешествовал Николай Гумилев. После поездки в Эфиопию он написал и посвятил своему сыну поэму "Мик", в которой немало вдохновенных строк - о любимом писателе:
Как ангел мил, как демон горд,
Луи стоял один средь морд
Клыкастых и мохнатых рук,
К нему протянутых вокруг.
Для счастья полного его
Недоставало одного:
Чтобы сестра, отец и мать
Его могли здесь увидать
Хоть силою волшебных чар,
И в "Вокруг Света" обо всем
Поведал мальчикам потом
Его любимый Буссенар.
Вернемся же к началу пути писателя.
Луи потерял отца, когда ему было восемь лет. Однако вдова сумела дать мальчику отличное образование. Несмотря на свой гордый и строптивый нрав, он сумел успешно окончить гуманитарный пансион и поступить на медицинский факультет Парижского университета. Через всю свою жизнь он пронесет любовь к родной земле, лесам и лугам. И бесконечно скучая по дому, будет во время учебы в столице приезжать в родную деревню Экренн в провинции Бос, чтобы побродить в раздумьях с ружьем и собакой по ее живописным окрестностям.
Биограф Тьери Шеврие назовет главу об учебе писателя "Неправильный выбор". Здесь мне очень трудно с ним согласиться. Тем более, что сам Тьери замечает: ему мало что известно об этом периоде жизни Луи.
"Мы практически ничего не знаем о первых годах его пребывания на факультете; нам известно только следующее: тогда он приобрел внушительныe медицинские познания, широко использованныe в дальнейшем в его книгах; его преподавателем и другом был замечательный профессор Берже, некоторое время Буссенар учился в Страсбурге, через два года эта его деятельность прервалась в связи с началом войны. Как студент Буссенар не подлежал мобилизации. Но как пламенный патриот он решил, несмотря ни на что, пойти служить в армию. Он был зачислен военным фельдшером в действующую часть и вскоре оказался на Восточном фронте, где присутствовал — сознавая свое бессилие — при разгpоме французских войск под Висамбургом и Рейшофенном".
Во время отступления юноша преодолевает колоссальные лишения вместе со своей армией. Участвует в героической попытке прорыва блокады, получает пулевое ранение, о характере которой тоже ничего не известно. Но, вероятно, последствия все же были, если он вспоминает о ране в статье, написанной 8 лет спустя. Но его мало волнует собственная беда. Франко-прусская война глубоко поразила молодого человека. И свое отношение к ней он выразит как раз в самом знаменитом своем произведении.
Считается, что свои черты Буссенар придал доктору Тромпу из "Капитана Сорви-головы". Если это так, то на войне он выглядел совсем не тривиальным человеком.
Вот военврач делает обход и комментирует раны поступивших с поля боя пациентов:
— Великолепная рана, милорд! Можно подумать, что я сам нанес ее вам, чтобы мне легче было ее залечить. Нет, вы только взгляните! Третье правое ребро точно резцом проточено. Ни перелома, ни осколка! Одно только маленькое отверстие диаметром в пулю. Затем пуля прошла по прямой через легкое и должна была выйти с другой стороны. Нет?.. Куда же она, в таком случае, девалась? Странная история… Ба! Да она застряла в середине лопатки. Сейчас я извлеку ее… Потерпите, милорд. Это не больнее, чем когда вырывают зуб. Раз… два… Готово!
После этого отрывка вы, пожалуй, начнете понимать, к чему клонит Буссенар:
— Ну, что вы на это скажете, молодые люди? — с гордостью воскликнул доктор. — В былые времена, при старинном оружии, головы этих молодцов разлетелись бы, как тыквы. А деликатная, гуманная маузеровская пулька сумела нежно проскочить сквозь кости и мозговую ткань, причинив моим раненым только одну неприятность: временно лишив их способности нести боевую службу.
А клонит он к тому, что следует найти другие средства выведения противника из строя. И объясняет свою мысль потрясенному его монологами Фанфану, другому герою книги.
— Но какой же тогда смысл воевать, если мертвые воскресают, а убитые, восстав, получают возможность биться с новой силой? — изумился Жан.
— Напротив, раз уж наша идиотская и звериная цивилизация не в силах избавиться от такого бича, как война, надо, по крайней мере, сделать это бедствие как можно менее убийственным. В чем, в конце концов, цель войны? На мой взгляд — в том, чтобы вывести из строя возможно большее количество воюющих, а не в том, чтобы уничтожить их. Значит, вовсе не надо уничтожить всё и всех, чтобы одержать победу. Достаточно помешать в течение некоторого времени противнику драться, остановить его наступление, уменьшив количество его солдат.
Как считают современные аналитики, Буссенар здесь призывает к созданию высокоточного оружия. Впрочем, чего только не писали о несчастном французе. Например, сейчас он практически вычеркнут из литературы своими соотечественниками, поскольку они сочли, что он пропагандирует националистические, расистские, колониалистские взгляды.
Вот здесь уж совсем не могу согласиться. Ведь в книге Буссенара доктор Тромп — бур. На чьей стороне воюет Жан Грандье, молодой миллионер по прозвищу Сорви-голова? На стороне буров, а вовсе не англичан, которых ненавидит и презирает всей душой.
Англичане нападают на буров, которых считают тупыми, невежественными дикарями, варварами.
Так кто тут, в конечном счете, расист и колониалист? В наши дни англосаксы лишь подтверждают свою устоявшуюся веками репутацию.
Доктор Тромп ведет лечение одному ему понятными средствами. Читать эти строки романа — одно удовольствие:
— Смотрите-ка! — восхищенно воскликнул он. — Пуля пробила себе дорогу через легкие, брюшину, кишки, через таз и, наконец, через подвздошную кость. Таким образом, этот бравый горец прошит ею сверху донизу, сзади и спереди. Тут уж нам и вовсе нечего делать…
— Значит, он обречен? — печально спросил Сорви-голова.
— Напротив! Встанет на ноги без малейшего хирургического вмешательства, которое только повредило бы ему Постельный режим. Диета: супы, сырые яйца, сода-виски и, разумеется, трубка, раз уж он такой курильщик. Продолжайте в том же духе, мой мальчик, и поправляйтесь Следующий!
У этого поражена была печень.
— Тут нам тоже нечего делать. Иначе говоря, вмешательство излишне. Постельный режим, антисептика и поначалу легкая пища… Рана в пояснице? Такое же лечение. Ранение желудка? И в этом случае ничего другого рекомендовать не могу.
И при этом доктор каждый раз неизменно добавлял;
— Отлично. Все идет как по маслу. Быстрое и верное излечение.
Я позволяю себе так изобильно цитировать Буссенара, потому что даже на своих битком забитых книжных полках я не сумела отыскать "Капитана Сорви-голову". Наверное, валяется где-нибудь на даче. Сомневаюсь, что она сохранилась и у кого-либо из наших уважаемых читателей. А жаль…
Надеюсь, вам захочется прочесть его потрясающие книги о дальних путешествиях, которые написаны не без влияния любимых им Александра Дюма и Жюля Верна. Поэтому перейду к последним главам его собственной жизни.
Куда мог отправиться француз на склоне лет? Конечно, в любимую сельскую местность, к лугам и полям, обожаемым собакам. Его соседи пребывали в полном восторге от того, что рядом с ними поселился такой человек. И вовсе не потому, что он был знаменитым писателем.
Буссенара было всегда видно издалека. Представьте себе, он был чрезвычайно высокого роста по тем временам — 1 метр 92 сантиметра. Луи спокойно пил вино в компании простых крестьян в деревенском кабачке, с удовольствием принимал приглашение на традиционного "кролика в собственном соку". Вообще, как истинный француз, был любителем поесть, но предпочитал простую пищу. В частности, говорят, очень жаловал фруктовые торты.
Продолжая работать сельским врачом, никогда не брал плату. Разве что — стаканчик вина и дружеское рукопожатие.
Рассказывают, что однажды его вызвали в сельский дом, где не нашлось ни одного клочка бумаги, на котором он мог бы выписать рецепт. Тогда он написал его мелом на ставне, которую пришлось снять с окна и торжественно отнести аптекарю, чтоб он смог дать нужное лекарство.
В личной жизни Буссенар был бесконечно счастлив. Его часто видели с любимой Альбертиной во время прогулок на двухместном велосипеде. Они прожили вместе 27 прекрасных лет. Однако в июне 1910 года верная спутница оставила Луи в результате скоротечной болезни.
Вот тут и начался современный детектив.
Буссенар ненадолго пережил любимую, что дало повод — в недавних публикациях — причислить его к клубу самоубийц. Мол, уморил себя голодом, да еще и сам написал свой собственный некролог.
Объявление о собственных похоронах он, и правда, написал.
Почему так получилось, разобралась крайне возмущенная несправедливыми обвинениями писательница Елена Трепетова. Она справедливо заметила, что, будучи врачом, Буссенар прекрасно знал действительное состояние своего здоровья. Сразу после смерти Альбертины он пишет:
"Несмотря на мою энергию и выдержку, я совсем пал духом. Тем более что я также болен и держусь на ногах лишь чудовищным усилием воли. Этой ночью у меня были судороги и схватывало сердце, и в течение двух часов я жестоко страдал".
Писатель настолько плох, что не смог даже присутствовать на похоронах любимой. Однако, даже сознавая тяжесть собственного недуга, он продолжает бороться: "Судьба совсем ожесточилась. Вчера был рецидив. Новое кровотечение. Консилиум четырёх врачей. Единодушие: нужна операция. Вещь серьёзная, но срочная. Меня оперируют в четверг утром в клинике доктора Байе на улице Кульмье. Я мужественно готовлюсь, но без особой надежды… потому что так надо!"
В клинике, теряя силы, он и составляет пресловутое извещение о смерти, опустив только дату, которую потом добавят служащие похоронного бюро:
«Луи Буссенар, писатель, имеет честь пригласить вас на свои гражданские похороны, которые состоятся в Экренне (департамент Луаре) в понедельник, 12 сентября 1910 года, в 13.15. Безутешный после смерти своей жены, он уходит на шестьдесят третьем году жизни, в скорби, которую ничто не смогло смягчить. Он посылает своим многочисленным друзьям и преданным читателям последнее напоминание о себе. Сбор у дома покойного (75, бульвар де Шатодён в Орлеане) в понедельник, 12 сентября 1910 года, строго в 10.30, чтобы сопровождать траурный кортеж до вокзала на поезд, отправляющийся в 12.01 (на Малерб, до станции Экренн)».
Интересна деталь по поводу понедельника, которая подчеркивает немыслимое человеколюбие писателя. Медсестру в клинике он предупреждает: "Постарайтесь, чтобы меня не хоронили в воскресенье! – говорит он медсестре, которая ему помогает. — В воскресенье открытие охотничьего сезона, и мои друзья, чтобы прийти на похороны, пропустят его и не получат удовольствия…"
В этом — весь великодушный Буссенар!
Как справедливо отмечает Трепетова, супружеская чета поселилась в Орлеане лишь за год до трагических событий. Друзья далеко, детей у пары не было, старушке-матери 83 года. Луи беспокоился, как бы на нее не обрушились все хлопоты. Поэтому оставил подробные распоряжения: мебель — продать с торгов, личные бумаги и рукописи — сжечь, авторские права передать издательству… Писателю было также важно назвать Альбертину женой, поскольку брак они заключили лишь за год до ее смерти.
Все было сделано, как хотел Буссенар. Остается добавить только, что его мать Элоиза Ланс скончалась в возрасте 106 лет, пережив своего сына на 22 года.
А рассказ об этом необыкновенном человеке я начала с отрывка из его книги "Герои Малахова Кургана". Строками из нее же и закончим, поскольку трудно поверить, что вы отыщете где-нибудь сейчас эту книгу. А так — хоть получите представление о том, какими он видел наших предков:
"Человек … прикладывает пистолет к виску Сорви-головы и спокойно говорит по-французски:
— Вы — мой пленник! Сдавайтесь, или я убью вас. Мне будет очень жаль, если придется сделать это, потому что вы — один из удивительнейших храбрецов!
— Сдаться? Это ужасно! Я опозорен. Лучше убейте меня! — бормочет Сорви-голова и хочет сорвать с груди свой крест.
— Я понимаю ваше отчаяние, — тихо говорит русский, — никто больше меня не удивляется вашему мужеству… но война! Придется покориться! Пусть этот крест — награда вашей доблести — останется у вас на груди. Его чтут здесь так же, как у вас!
Эти добрые, полные достоинства слова производят сильное впечатление на зуава. Гнев его утихает.
— Врагу… такому великодушному, снисходительному… я сдаюсь… без всяких условий! — говорит Сорви-голова дрожащим голосом.
Русский помогает ему встать и, протягивая руку, говорит:
— Я — Павел Михайлович, майор главного штаба и командир гвардейского полка!
Зуав пожимает его руку и отвечает:
— Я — сержант Сорви-голова! Господин майор, в ответ на вашу дружбу, которой вы меня почтили, примите выражение моей глубокой симпатии и уважения!"
