Мирон сидел в уютном, отцовском кресле, в который, уже, раз закуривая «последнюю» сигарету. Он был полностью солидарен с великим Твеном, который утверждал, что бросить курить очень легко, и он лично проделывал это сотни раз. По «ящику» шла трансляция выступления ГКЧП. Журналюги всех мастей, от серьезнейших изданий, до самых низкопробных таблоидов, разбрызгивая слюну, с пеной у рта восторженно комментировали столь неординарное событие. «О, боже! Сколько ненависти и грязи в комментариях вчерашних собкоров солидных газет исчезающей в небытие огромной страны, трещащей от раздирающих её изнутри распрей! Страна, что ждет тебя и твой народ остается только догадываться. Эх, батя, батя! Ты был человеком сложным, самым настоящим ортодоксом своего времени, но мне тебя очень не хватает. Вот уж и месяц минул, как ты ушел в мир иной, а на душе так гадко. Курить вот, каждый день бросаю. Видишь, докуриваю, и всё! Пойду, приму «пятьдесят» за упокой твоей души. Пожалуй, ещё одну выкурю, и это уж точно будет последняя. Завтра на службу. Трудной она стала в последнее годы. Преступник стал наглый и злой. Бандит сменил робу на малиновый пиджак и автоматом, и «снайперкой» расчищает себе дорогу к власти».
Мирон вышел во двор и сел на скамейку у гаража. Снова закурил. Затем скомкал, и выбросил её в кусты. Выругался. «Это же последняя в пачке!» В груди неприятно ныло. «Правду, говорят, чем старше становишься, тем сильнее чувствуешь утрату близких. Когда умерла мать, я много легче перенёс её смерть. Мне её не хватало, но тогда я строил семью, ждал первенца, поступил в институт. Теперь забот поменьше, а чувства обострились.
Мирон набрал полные легкие воздуха и выдохнул. «Батя, отпускай меня уже»,- мысленно попросил он. Поднялся с лавочки. Немного подумал, и быстрым шагом пошел со двора, свернул в сторону храма. За углом, у пустого киоска с претенциозным названием «Табак», на своём обычном месте сидела сморщенная маленькая старушка, баба Лиза, его неизменный «поставщик» табачных изделий, ныне находящихся в огромном дефиците. Возле неё стояли два здоровенных амбала в милицейской форме и что-то, назидательно, ей растолковывали. Мирон тихо ступая, подошел сзади.
- Ты что, бабка, не знаешь, торговать из- под полы сигаретами запрещено?
- Дык, сынки, пенсия-то манёхонькая, жить на что-то ж надо, вот и приторговываю. Я щас уйду. Погодь маленько, сумку соберу, да и пойду. Простите меня, дуру необразованную.
- Как это «пойду»? – возмутился старший патруля. – А платить штраф кто будет? Я, что ли?
Старушка трясущимися руками протянула ему замусоленную трёшку. – Вот, сынок, возьми. И ишшо вот,- сунула в руки патрульным два кулька скрученных в рулон ненарезанных сигарет.
Довольный патруль собрался уходить.
- Стоять!! – Рявкнул взбешённый Мирон.
- Чоо?? – протянул, плюнув сквозь зубы старший. - Ты это мне? Чмо, ты кто такой? А ну-ка, документы! Быстро, я сказал! – и схватил его за руку.
Резким движением, Мирон выкрутил сержанту руку за спину. Тот по-бабьи взвыл от боли. Его напарник схватился за автомат, и передернул затвор.
Мирон молниеносно выхватил из кармана удостоверение.
Лицо патрульного вытянулось, а в глазах отразился страх. - Товарищ майор! Извините, мы не знали…
- Не знали, что вы мародеры?? Немедленно отдайте гражданке награбленное, и бегом, вон отсюда! И попробуйте ещё хоть раз, застрелю к чертовой матери! Воон! Я сказал!
- Прости, баба Лиза, больше они не подойдут.
- Спасибо тебе Мироша, голубчик. Вот, возьми «нерезанных». Нету у меня твоего «Опала».
- Да бросил я. Хотя… давай, баба Лиза, покурю твою «нерезанку» и брошу. Мирон протянул деньги.
- Так возьми, голубок.
Мирон горько усмехнулся: - Нет, баба Лиза, я мзду не беру. За Державу обидно! – вспомнил он таможенника Верещагина.
Идти в храм, где он ставил свечи за упокой погибших в схватках с бандитами товарищей, где отпевали убежденного атеиста, отца, ему почему-то расхотелось. Никакими молитвами не отмолишь попранное, загаженное слово «милиция».
Мирон родился в семье, где непререкаемым авторитетом был глава семейства - его отец. Всё держалось на нем, отставнике пограничнике. Война для него не закончилась в сорок пятом. Служба в Германии, а потом остров Даманский. Там и свела судьба воедино, офицера - пограничника и военфельдшера, его будущую мать. Все как в классическом кино.
Мирон родился в день смерти Вождя народов И. В. Сталина. Отец безапелляционно заявил, что это событие знаковое, и их первенца необходимо назвать Иосифом. Тут же возник «конфликт интересов». Мать утверждала, что «Иосиф Федорович» звучит крайне нелепо, Отец же убежденно доказывал, что имя «Иосиф» облагораживает любое отчество, будь то хоть «Акакиевич». Конфликт плавно перетек в ссору. Но, мать была непоколебима, уперлась и сказала, «нет». Вот только почему именно «Мирон», внятно аргументировать не смогла. Только Мирон, и никак иначе. Я рожала, я вынашивала дитя, я его и назову. Аргумент довольно убедительный, и отец поднял белый флаг. Называй, как хочешь.
Сколько себя помнил Мирон, в их доме всегда присутствовал портрет Сталина - личность для отца непререкаемая, и зеленая пограничная фуражка на книжной полке. Все промахи, будь то бездарность, головотяпство, а то и преступления чиновников, всегда получали отцовскую оценку: «Сталина на вас нет!»
Мирон с ним не спорил, понимая, что переубедить его невозможно, уважал его мнение и преданность делу, которому он служил, и с детства любил слушать рассказы отца о Сталине.
Федор же, в свою очередь, находил в сыне приятного собеседника и благодарного слушателя. Мирону и в голову не приходила мысль обидеть отца, дать ему понять, что он стар, и время его ушло. Своему сыну он всегда говорил: -Слушай и вникай, что говорит тебе дед. Учись быть человеком.
У Мирона никогда не возникало желания жить отдельно от родителей. Получить бесплатное жильё в нынешнее время, тем более в их конторе представлялось ненаучной фантастикой сумасшедшего писаки. «Заработать» на квартиру, означало стать частицей преступной коррумпированной системы. Все в этой жизни стало с ног на голову. Слава «честного мента» вызывала уважение у тех, с кем он вел непримиримую войну, и вызывало полное отторжение у вышестоящего начальства. Жена, проявляя характер, постоянно давила на «больно место», заявляя о его неприспособленности к реалиям. «Посмотри, твои коллеги давно имеют квартиры, а то и особняки. У всех новые автомобили. Скажи, Мирон, ну чем ты хуже их?» Действительно, таких «коллег» становилось всё больше и больше. Она, видимо, просто физически не может понять, что существуют люди, совесть которых никогда не окажется на прилавке. И Мирону приходилось жестко ставить её на место. - Чего тебе не хватает? Ты и так живешь в другой половине дома. Родители не вмешиваются в нашу жизнь, живем, как хотим.
- Мы не живем так, как хочу я! Ты это понимаешь? Ты вечно пропадаешь у родителей. А я сижу одна, и не могу выйти на улицу, пойти к подругам. Мне нечего надеть! А ты вместо того, чтобы делать деньги, слушаешь байки своего престарелого родителя! – «заводилась», всё больше распаляясь, Ирина.
- Я родителей не брошу. И что значит «пропадаю»? Послушай, Ирина, если ты хочешь красиво жить, я тебя удерживать не стану. Моих холостых, как ты изволила выразиться, «коллег», пруд пруди. Авось, чего и сладится. А меня уволь.
В Стране махровым цветом зацветала «лимония». Президент с лицом плебея в модном, аристократическом костюме, лез из шкуры вон, стараясь влиться в «дружную семью» Европейских народов. «Горби!» - только и слышалось со всех континентов. И Горби продолжал лезть, напрочь забыв, что страна, превратившаяся в его вотчину, большой сладкий пирог, который веками стараются порезать на куски, и сожрать. И никогда, никому этот пирог другом не был и не будет. В силу того, что лакомый кусок всегда хочется съесть.
Услышав весть, что щедрый Президент отрезал первый кусок пирога под названием остров Даманский, и отдал его на съедение Китаю, отец мрачно сказал: «Продал, иуда, Русскую землю. Продал память о моих товарищах, сложивших там свои головы. Эх, Лаврентий! Проморгал ты пятнышко, переросшее в родимое пятно на лбу России! После этого, Федор Матвеевич сильно «сдал». - Что же эта контра делает? - возмущался отец. Все предал. Зачем защищать границы, которые завтра подарят противнику? Зеленая фуражка с книжной полки исчезла. - Вот посмотришь Мирон, дальше хуже будет. Не будет больше моей страны, за которую гибли наши предки, мои товарищи».
- Пап, да не утрируй. Перестройка идет семимильными шагами! К двухтысячному году всех обеспечат отдельным жильём, -чтобы не углубляться в политические дебри, иронизировал Мирон. Очень не хотелось расстраивать отца. Новое мышление, социализм с человеческим лицом! Планов громадьё! Михаил Сергеевич, новую страну строит!
Продолжение рассказа здесь.
Не забудьте поставить лайк!!
Не забывайте оценивать рассказ лайком(он очень нужен для продвижения рассказа), комментируем, делитесь публикацией с друзьями в социальных сетях.
Для тех читателей, кого не оповещают о новых публикациях, заходите на страницу в контакте https://vk.com/public213035803 подписывайтесь и будете всегда в курсе жизни канала "Стэфановна".
Канал " Стэфановна" будет рад новым читателям. И если вам понравилась история на канале, не забудьте подписаться.