Что такое дети для архаичного человека и какую они имеют цену в традиционном обществе?
Часто в таких вопросах нам помогают разобраться сказки - концентрат культурных установок общества.
Гензель и Гретель - сказка про инициацию, и одновременно про особенности средневековой педагогики.
Она особенно примечательна тем, что читая ее мы можем обнаружить уже изменившееся в обществе отношение к древним языческим обрядам инициации.
Но, обо всем по - порядку.
Великий голод и малый Ледниковый период в сказке про Гензель и Гетель
Гензель и Гретель - это грустная сказка об очень непростых для Европы временах.
“Жил дровосек впроголодь; вот наступила в той земле такая дороговизна, что не на что было ему купить даже хлеба на пропитание”
Речь в сказке идет о периоде великого голода, последовавшего за малым Ледниковым периодом.
Это настоящая экологическая катастрофа, которая была ознаменована десятилетием холодных проливных дождей в летнюю пору и сильных заморозков, наступавших с началом осени.
Этого было достаточно, на несколько лет оставить крестьян без урожая.
Одновременно с голодными годами в Европе начинается столетняя война и эпидемия чумы, которая запомнилась всему миру, как “Черная смерть”.
Беда никогда не приходит одна, как видите.
В тот период по примерным оценкам погибло до 60% населения европы.
Времена исключительно тяжелые, и именно они родили мем мрачного или страдающего средневековья.
Сколько стоили дети в средневековье?
Что в такой нездоровой атмосфере происходило с детьми?
Тогда и до сих пор возраст до 10 лет считается самым опасным периодом в жизни человека.
На него приходиться большая часть смертей в результате инфекционных болезней, несчастных случаев и других, как бы выразились криминалисты “неестественных причин”.
Дети до 10 лет не способны себя защитить и прокормить, они находятся в полной зависимости от родителей.
Но не всегда наша культура была такой детоцентричной, как мы привыкли ее видеть и средневековым детям приходилось крайне несладко
В традиционных семьях обычно насчитывалось от четырех до семи детей и цена их была крайне низка для родителей.
И дело тут не только в том, что на протяжении жизни супружеской пары в силу отсутствия контрацепции очень быстро появлялась “замена” погибшему ребенку.
Но и в том, что крестьяне жили натуральным хозяйством, а малолетние дети в таком быте становились обузой, ведь они не могли полноценно трудится, но требовали пропитания.
Вот и мачеха Гензель и Греттель намекает своему мужу, что времена настали голодные и стоило бы от детей избавиться.
Молодые, родим еще, как говорится.
И да, чтобы вы понимали, именно такой подход проповедуют некоторые православные священники, когда говорят о святой многодетности наших предков.
Хотите вернуть эти времена?
Сомневаюсь.
Давайте, кстати, посмотрим внимательнее на мачеху.
Фигура мачехи в морфологии по Проппу в сказке “Гензель и Гретель”
Откуда она взялась?
Очевидно, жена дровосека погибла от тяжелой жизнь, или даже при родах, что было не редкостью для средневековой Европы.
С одной стороны в сказках так много мачех по весьма насущным причинам: женщины (да и мужчины) часто умирали, оставляя детей сиротой а хозяйство без присмотра.
Брак в традиционном обществе, это прежде всего устроение домашнего быта, который не потянуть одному человеку.
И браки заключались как раз с целью совместного ведения хозяйства.
Поэтому после смерти первого супруга, второму не оставалось ничего другого, как заключить новый брак.
Иначе было не выжить.
С другой стороны образ мачехи стал знаменовать в сказках взросление и переход от состояния детства, гарантированного любящей матерью к взрослению в лице сварливой малознакомой женщины.
Да, взрослая жизнь не предвещала крестьянским детям ничего хорошего.
Мачеха становилась символом уже значительно растерявшей свое значение в веках инициации.
В более древних вариантах волшебных сказок руководителем инициации выступал отец, что мы видим, например, в разобранной нами ранее сказке “Румпельштилцхен”.
Но с приходом в Европу христианства, обряды инициации приобрели негативную окраску.
Однако, взросление происходило неизбежно и переход от одного состояния в другое при этом для детей не мог остаться незамеченным.
Поэтому место отца занимает злобная мачеха.
Немного пофантазировав, мы можем предположить также, что именно тогда меняется, несмотря на суровую жизнь, и само отношение к взрослению, как к явлению крайне желанному.
В конце концов мачеха уже превратилась в озлобленную и весьма уставшую от этой жизни женщину, растеряв где - то по пути таинственный и магический образ шаманки - ведуньи.
Или нет?
Ведьма проводит инициацию Гензель и Греттель
Скитаясь по лесу, дети находят хижину, сделанную, из хлеба, пряников и сахара.
Совсем не избушка на курьих ножках, верно?
Но вообще - то все равно образ поминального ужина.
Из избушки показывается традиционная уродливая старуха на сухих ногах и традиционно не видит, а только чует детей.
Мертвецы считались слепыми для мира живых во всей языческой Европе.
Почему в обрядах инициации такую роль отводят покойникам?
Дело в том, что во многом такие обряды воспринимались как символическая смерть и перерождение.
Поэтому и хочет ведьма детей испечь, а значит - убить.
Огонь в обряде инициации нередко становился главным испытанием, так австралийские племена при посвящении имитировали сжигание в земляной печи, в Гвинее практиковался обряд прохождения под шкурой ( ее забрасывали углями), а в некоторых обществах и вовсе несчастным юношам приходилось провести несколько минут в огне.
Огонь сжигал старое и очищал место для нового - такая установка руководила древними людьми.
Перед обрядом инициации ведьма предусмотрительно комит Гензеля, мотивируя это тем, что желает съесть ребенка помясистее.
Но на деле, перед прохождением обряда инициации юнош часто опаивали алкогольными или наркотическими напитками, чтобы те легче переносили боль.
Итак, когда добрая ведьма, желающая детям скорее повзрослеть, предлагает Гретель первой залезть в печку, та совершает действие, которое нам так хорошо знакомо по многим русским народным сказкам.
Она идет на хитрость и тем самым заставляет старуху залезть в печь вместо нее.
Это еще один аргумент в пользу трансформации отношения к обрядам инициации в архаичном обществе.
Дети посвящаться ну никак не хотят.
Вместо этого они делают то, что в христианском богословии называется “обманом обманщика”.
Христос, спускаясь в ад, будучи бессмертным, создавал для хозяина ада ловушку и разрушал смерть.
Дети поступают чуть менее прямолинейно, но аллегория ясна - ловец попал в свою же заапдню.
Вполне возможно, что сюжет с испечением ведьмы появился в народных сказках под влиянием христианской проповеди.
Так или иначе, обряд инициации завершен и дети, набив карманы ведьмовскими сокровищами на утках (водоплавающих птиц часто связывали с загробным миром, например, видеть этих переправщиков на тот свет - к смерти) возвращаются домой и встречают там… вдовствующего отца.
“С той поры, как отец бросил детей в лесу, не было у него ни минуты радости, а жена его умерла.”
Вполне вероятно, что таким образом авторы намекают нам на то, что мачеха и ведьма из леса имеют общее происхождение.
От себя добавлю, что лично мне более отвечающим магическим стандартам кажется тот вариант, что мачеха погибает в момент блуждания детей по лесу и приходит к ним уже в образе щура - родственника с того света.
Чтобы, таки завершить обряд инициации.
Не вечно же деткам на шее ее мужа сидеть.
