Начнём, пожалуй, с Гобсека, бальзаковского героя. Скупого, расчётливого и беспощадного ростовщика, «делателя денег из денег».
Черты лица, неподвижные, бесстрастные, как у Талейрана, казались отлитыми из бронзы. Глаза, маленькие и жёлтые, словно у хорька, и почти без ресниц, не выносили яркого света, поэтому он защищал их большим козырьком потрёпанного картуза. Острый кончик длинного носа, изрытый рябинами, походил на буравчик, а губы были тонкие, как у алхимиков и древних стариков на картинах Рембрандта и Метсу.
К Гобсеку приходили люди, которым не к кому было больше обратиться, а, значит, и взять с них можно было по максимуму. И он обдирал бедолаг, как липку. Деньги в кредит давал под «пятьдесят процентов, сто, двести, а когда и пятьсот». В зависимости от ситуации.
Да, малоприятный тип, что внутренне, что внешне. Но… к людям честным и трудолюбивым Гобсек позволял себе благоволить. Имелись у него какие-то моральные принципы. Белошвейке Фанни Мальво он чуть было не одолжил денег «всего лишь из двенадцати процентов». Потом, правда, одумался. А вот стряпчему Дервилю, своему единственному другу, дал сто пятьдесят тысяч. И взял за этот кредит всего лишь пятнадцать процентов годовых. Для Гобсека это действительно великодушный поступок.
Алёна Ивановна, коллежская регистраторша (или секретарша?), известная всем как старуха-процентщица
Крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы её были жирно смазаны маслом. На её тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпьё, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрёпанная и пожелтелая меховая кацавейка.
Эта «обворожительная» старушка мало того, что в несколько раз занижала стоимость вещей, принимаемых в заклад. Она ещё и процент брала немалый – «по пяти и даже по семи берёт в месяц». А если кто «просрочил заклад» хоть на день, то вещь, соответственно, тю-тю.
Какой же процент Алёна Ивановна содрала с Раскольникова? Он принёс серебряные часы. Старуха-процентщица оценила их в полтора рубля (студент просил четыре, всё же память об отце) и вычла проценты за месяц вперёд – «по гривне в месяц с рубля». Гривна – это десять копеек, стало быть, десять процентов в месяц, сто двадцать в год.
Отчего же такая несправедливость? Почему с какого-нибудь Мотькина пять процентов, а с красавца Раскольникова все десять? Оттого, вероятно, что вещь малоценная. Да и потрёпанный вид бывшего студента не внушил Алёне Ивановне никаких надежд на продолжительное получение процентов.
Господин Морденко, ростовщик для которого деньги не цель, а только средство
Теперь поговорим об Осипе Захаровиче Морденко – герое сериала «Петербургские тайны». Он гораздо симпатичнее персонажа романа Крестовского.
Я не скупой. У меня цель есть. А деньги для меня только средство.
К ростовщической деятельности господина Морденко – человека приятного во всех отношениях – привело чувство оскорблённого достоинства. Он страстно желал отомстить своим бывшим господам – князьям Шадурским. Для достижения этой заветной цели нужны были деньги. А ростовщичество – очень прибыльное занятие, для того, кто может задавить чувство жалости к ближнему своему. Осипу Захаровичу это удалось. Он себя не жалел, а что там о других говорить.
Во сколько же потребителям обходилось удовольствие заложить господину Морденко вещь? Он, кстати, принимал в заклад не только драгметаллы, но и «иные вещи». Даже тряпьём не брезговал.
Княжна Чечевинская принесла Осипу Захаровичу «золотую цепочку и золотой же крест». Он оценил их в двадцать пять рублей. Но на руки Анна Яковлевна получила только двадцать два с полтиной, так как десять процентов были вычтены за месяц вперёд.
Двадцать два рубля и пятьдесят копеек за вещь стоимостью двести рублей. Но это ещё не всё. В отличие от старухи-процентщицы Морденко брал расписки. И подходил к этому вопросу очень формально. Вот такую расписку княжна Чечевинская написала под диктовку ростовщика:
Такого-то года, такого-то месяца, я, нижеподписавшаяся, заложила господину Морденке собственно мне принадлежащую золотую цепочку, с золотым крестом, за двадцать семь рублей пятьдесят копеек. Сроком на один месяц, по прошествии коего, буде не внесу в уплату вышеозначенной суммы, то лишаюсь всякого права на обратное получение оной вещи и обязуюсь нигде не искать судом на такие действия господина Морденки, признавая их, с своей стороны, совершенно правильными.
Внизу он потребовал указать не только дату, но и время. То есть, опоздай хоть на минуту, и вещь остаётся у ростовщика.
Ваня Вересов – сын Морденко – влачил жалкое существование, но денег у отца попросил лишь однажды. Что же Осип Захарович? Пожалел своего единственного ребёнка? Да куда там. Он дал Ване рубль и то под заклад альбома, цена которому была пятьдесят рублей. Правда, «по-родственному» - оформил заклад сроком не на один, а на два месяца.
Признаюсь, мне очень симпатичен Осип Захарович Морденко. И всё же в сравнении с этим милым господином и Гобсек не такой уж скупой, и Алёна Ивановна – довольно щедрая старушка.
Критик Муся ©
