Основы христианского миропонимания Николая Васильевича Гоголя (1809–1852) были заложены в детстве. Его прадед – священник, дед и отец получали специальное церковное образование. Мать будущего писателя была очень религиозной, даже экзальтированной. Уже в ранний период своего творчества Гоголь так или иначе затрагивал религиозные темы. Одна из сквозных идей в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» – вмешательство демонических сил в жизнь человека. А в «Петербургских повестях» Гоголь, безусловно, ставил ряд нравственных проблем, отчасти используя мотивы агиографии и барочной мистической литературы. Близкий друг Гоголя филолог С. П. Шевырёв полагал, что в повести «Портрет» автор «так раскрыл связь искусства с религией, как еще нигде она не была раскрыта». Комедия «Ревизор» и 1-й том «Мертвых душ» также имели (хотя и неявно выраженный) христианский подтекст. Современник писателя архимандрит Феодор (Бухарев) видел в гоголевском обличении людских пороков подобие пророческого служения. Именование душ «мертвыми» кроме прямого социального смысла указывало и на утрату веры. Комментируя свою знаменитую пьесу, Гоголь писал: «Страшен тот ревизор, который ждет нас у дверей гроба».
В процессе длительной подготовки 2-го тома «Мертвых душ» (начало 1840-х – начало 1850-х гг.) Гоголь фактически становится христианским мыслителем. Его внутренняя «духовная работа» проистекала, прежде всего, из личных размышлений и переживаний; во многом её обусловили и болезни, преследовавшие писателя. Гоголь считал, что для выполнения высокой миссии литератора, ведущего людей к правде и истине, он должен сначала преобразовать самого себя. На эту «духовную работу», безусловно, влияли некоторые светские и церковные лица, в первую очередь граф Александр Петрович Толстой и позднее – священник Матфей Константиновский. А. П. Толстой (впоследствии – обер-прокурор Св. Синода) был убежденным сторонником мистико-аскетического направления в православии. Впрочем, как свидетельствует их переписка, в развитии подобных взглядов Толстого прямое участие принял сам Гоголь. Он познакомился с графом еще в 1830-х гг., но тогда они мало общались. Будучи в 1834–1837 гг. Тверским губернатором, А. П. Толстой посетил г. Ржев, где встретил священника Матфея Константиновского – человека искренней и глубокой веры (по воспоминаниям современников, он был ярким проповедником и приверженцем строго соблюдения церковных установлений).
Сближение Гоголя и графа Александра Толстого произошло в 1843–1844 гг., когда они оба находились в Западной Европе. Зимой 1843/44 гг. Гоголь написал сочинение «Правило жития в мире», где указывал на «любовь к Богу» как основу правильного миропонимания, призывал избегать уныния и всякое дело сопровождать «душевной внутренней молитвой». К тому же времени относится и недавно опубликованная тетрадь с его выписками из творений св. Отцов и учителей Церкви. Весной 1844 г. в гоголевской записной книжке появляется запись про о. Матфея, о котором ему рассказал А. П. Толстой. Летом 1845 г. Гоголь вместе с А. П. Толстым посетили в Веймаре священника Стефана Сабинина; Гоголь изложил ему свое желание принять монашество, но о. Стефан отговорил писателя от этого решения. В 1840-х Гоголем были написаны «Размышления о божественной литургии». В те же годы он настойчиво рекомендовал знакомым (включая А. П. Толстого) читать сочинение Фомы Кемпийского «О подражании Христу», смотрясь в него как в «духовное зеркало». В начале 1847 г. вышла книга Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями». С одной стороны, она носила исповедальный характер, с другой – содержала глубокие размышления об искусстве и современном обществе (в стиле религиозно-социального утопизма). Книга скорее напоминает сборник статей, весьма разноплановых по содержанию. Здесь есть письма о театре, о русской поэзии, живописи, о русском духовенстве, а также своего рода «поучения» (светской женщине-красавице, помещику, генерал-губернатору, супруге губернатора) – о том, как следует достойно, по-христиански исполнять свой общественный и служебный долг. Книгу завершает письмо-раздумье на тему пасхальных праздников («Светлое Воскресение»).
«Выбранные места» были неоднозначно (в основном отрицательно) встречены друзьями писателя, читающей публикой и духовенством. С. Т. Аксаков заявил, что Гоголь, «думая служить Небу и человечеству», «оскорбляет Бога и человека». В. Г. Белинский обрушился на Гоголя с уничижительной критикой, отметив, что «Россия видит свое спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиэтизме, а в успехах цивилизации, просвещения, гуманности». Сдержанный отзыв на книгу дал архимандрит Игнатий (Брянчанинов). Отметив, что в ней «виден человек, обратившийся к Богу с горячностью сердца», он указал на то, что «книга издает из себя и свет, и тьму», поэтому она «не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины». Отзыв о. Матфея (с которым Гоголь еще не успел познакомиться лично) на «Выбранные места» целиком не сохранился, но суть его ясна из ответного письма самого Гоголя: «Меня очень испугали слова ваши, что книга моя должна произвести вредное действие и я дам за нее ответ Богу». С другой стороны, архимандрит Антоний (Медведев), наместник Троице-Сергиевой Лавры, сообщал, что «очень многим доволен» в новой книге, «радуется духу» Гоголя и желает ему «не бояться говорить громко в этом мире» о христианских истинах. Священник Тарасий Середонский (настоятель храма при русском посольстве в Неаполе) благодарил Гоголя за «искренность его писем: от них веет истинно христианским чувством». П. А. Плетнёв назвал книгу «началом собственно русской литературы». Но в целом, после выхода «Выбранных мест» вокруг Гоголя (по словам одного из современных исследователей) «сложилась атмосфера трагического непонимания». Впрочем, это не поколебало в нём авторитет Церкви и даже укрепило в стремлении к христианскому смирению и покаянию.
В январе – марте 1848 г. Гоголь посетил Святую Землю: побывал в Иерусалиме, Вифлееме, Назарете, на Иордане. В письме В. А. Жуковскому он писал, что провел ночь в храме Гроба Господня и «удостоился приобщиться от Святых Тайн, стоявших на самом Гробе вместо алтаря». Из Иерусалима Гоголь писал о. Матфею, что молился о нем с благодарностью Богу – «за то, что послал мне Вас, бесценный друг и богомолец мой». Возвращаясь в Россию, Гоголь направил письмо А. П. Толстому, где писал про о. Матфея: «По-моему, это умнейший человек из всех, каких я доселе знал, и, если спасусь, так это, верно, вследствие его наставлений».
Последние три года своей жизни (точнее, с декабря 1848 по февраль 1852 г.) – в периоды пребывания в Москве – Гоголь проживал в доме, арендуемом графом А. П. Толстым и его супругой на Никитском бульваре. Толстые выделили ему помещения на первом этаже, создав писателю максимально удобные условия. Здесь в январе 1849 г. состоялось и личное знакомство Гоголя с о. Матфеем. Служа в провинции, ржевский священник хорошо знал быт и религиозную жизнь простого народа. Гоголь, как тонкий наблюдатель за поведением людей, с огромным интересом слушал его рассказы, а также и пастырские наставления.
В июне 1850 г. Гоголь (по дороге на юг) посетил Оптину пустынь, где молился на богослужении и общался с монахами-старцами. Рассказывая о монастыре в письме А. П. Толстому, Гоголь отметил: «Думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. <…> Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует всё небесное». Осенью 1850 г. Гоголь приехал в Одессу, откуда намеревался отправиться на Афон. Но задуманная поездка не состоялась. Проведя несколько месяцев в Одессе, Гоголь работал над продолжением «Мертвых душ». Он всё больше и больше ощущал свою литературную деятельность как религиозный акт. В декабре 1850 г. Гоголь писал о. Матфею: «Молюсь, чтобы Бог превратил меня всего в один благодарный гимн Ему, которым бы должно быть всякое творенье…». Летом 1851 г., возвращаясь с юга, Гоголь второй раз посетил Оптину пустынь, а затем был там в сентябре и беседовал со старцем Макарием (Ивановым). По преданию, сохранившемуся в обители, Гоголь «желал поступить в монахи», но не был принят.
В начале 1852 г. Гоголь дал прочесть рукопись 2-го тома «Мертвых душ» о. Матфею, ненадолго приехавшему в Москву. Найдя в книге изображение священника, очень похожего на него самого, но при этом «с католическими оттенками», о. Матфей попросил писателя не печатать эти главы и даже их «уничтожить». Также он указал Гоголю на фантастичность одного из героев (губернатор, «каких не бывает»), отметив, что писателя из-за этого «осмеют» даже более, чем за «Выбранные места». В те же дни о. Матфей говорил с Гоголем о неукоснительном соблюдении поста и возмездии за грехи, обличал Гоголя в излишнем увлечении А. С. Пушкиным, который «был грешник и язычник». Вскоре Гоголь сжег рукопись 2-го тома. Свидетельства современников не позволяют убедительно утверждать, сделал ли он это сознательно или по ошибке, приняв рукопись за другие бумаги (так он объяснил свой поступок А. П. Толстому). Нервные переживания ослабили весьма нездоровый организм Гоголя – он заболел и через несколько дней умер, несмотря на усилия графа и многочисленных врачей (впрочем, есть версия, что лечение проводилось неправильно). Многие считали о. Матфея виновным в трагических событиях последнего месяца жизни великого писателя. Но сам священник отмечал, что общался с ним прежде всего как пастырь-духовник, помогая Гоголю очистить душу, и вовсе не призывал его к отказу от художественного творчества.
Причины гоголевского кризиса 1840-х – начала 1850-х гг. были в очевидном противоречии между его стремлением к монашескому «бесстрастию» и литературной работой, которую он понимал как свое призвание. Большое влияние оказало на него и отсутствие полноценной поддержки со стороны друзей-интеллектуалов и духовных лиц, которым он всецело доверял. Но, как твердый в своих намерениях человек, он пытался завершить свой многолетний труд. По верному наблюдению критика и публициста П. В. Анненкова, «Мертвые души» явились для Гоголя «той подвижнической кельей, в которой он бился и страдал до тех пор, пока вынесли его бездыханным из нее».
