Про кулачество и кулаков споров много, дескать крепкие хозяйственники говорят одни, на станицу Кущевскую посмотрите - говорят другие - вот вам современные кулаки, такие же они были и тогда.
Спорить можно до бесконечности. Но русская литература имела своих персонажей, которых характеризовала, как "кулаков" или ростовщиков, что очень близко к "кулаку". Вот на таких персонажей я и предлагаю посмотреть читателям.
Начать мне хочется с романа "Тихий Дон" (некоторые соображения по нему я писал вот здесь). Шолохов (он, собственно, "Тихий Дон" и написал) предлагает такую характеристику одному из персонажей романа, купцу Мохову: «В смуглый кулачок, покрытый редким, глянцевито-черным волосом, крепко зажал он хутор Татарский и окрестные хутора. Что ни двор – то вексель у Сергея Платоновича…».
Но как можно заметить купца (о том, как описывали их в русской литературе я писал вот здесь, там же я разбираю Мохова более подробно) напрямую кулаком не называют. Скорее сравнивают что ли. Нам бы напрямую сказали бы: "Кулак - это дрянь", а так: "Ваши рассуждения притянуты за уши". Хорошо - напрямую так напрямую.
Обратимся к труду А. П. Чехова "Остров Сахалин" (написан в 1893 - 1894гг.).
При описании Александровского поста на Сахалине Чехов в четвертой главе пишет: "...бойко торгуют лавочки, и наживают десятки тысяч разные кулаки, выходящие из арестантской среды".
Кстати, словарь Даля, вышедший (в 1863 году) до "Острова Сахалина" давал такое определение кулака: "Скупец, скряга, жидомор, кремень, крепыш; | перекупщик, переторговщик, маклак, прасол, сводчик, особ. в хлебной торговле, на базарах и пристанях, сам безденежный, живет обманом, обчетом, обмером".
Но вернемся к труду Чехова. В пятой главе при описании Александровской ссыльнокаторжной тюрьмы Чехов останавливается на описании общих камер и дает такую характеристику:
"В общих камерах приходятся терпеть и оправдывать такие безобразные явления, как ябедничество, наушничество, самосуд, кулачество. Последнее находят здесь выражение в так называемых майданах, перешедших сюда из Сибири. Арестант, имеющий и любящий деньги и пришедший из-за них на каторгу, кулак, скопидом и мошенник, берет на откуп у товарищей-каторжных право монопольной торговли в казарме, и если место бойкое и многолюдное, то арендная плата, поступающая в пользу арестантов, может простираться даже на несколько сотен рублей в год. Майданщик, то есть хозяин майдана, официально называется парашечником, так как берет на себя обязанность выносить из камер параши, если они есть и следить за чистотою. На наре его обыкновенно стоит сундучок аршина в полтора, зеленый или коричневый, около него или под ним разложены кусочки сахару, белые хлебцы, величиною с кулак, папиросы, бутылки с молоком и еще какие-то товары, завернутые в бумажки и грязные тряпочки".
И далее:
"Майдан - это игорный дом, маленькое Монте-Карло, развивающее в арестанте заразительную страсть к штоссу и другим азартным играм. Около майдана и карт непременно ютится всегда готовое к услугам ростовщичество, жестокое и неумолимое. тюремные ростовщики берут по 10% в день и даже за один час; невыкупленный в течение дня заклад поступает в собственность ростовщика. Отбыв свой срок майданщики и ростовщики выходят на поселение, где не останавливают своей прибыльной деятельности...".
"А где же персонаж?", - спросите вы. Да, действительно Чехов описывает явление, имя которому - кулачество. Описывает в нелестных тонах, а что до персонажей: упомянутый мной купец Мохов из "Тихого Дона" вполне подходит под деятельность кулака, только действует он в станице (поселении вольных людей), а не на каторге.
Впрочем, в русской литературе есть персонаж, действия которого один в один - действия кулаков на Сахалине. Закабаление товарищей через торговлю пайкой и посредством карточной игры, выстраивание системы защиты своей деятельности с привлечением людей, которые способны покалечить того, кто не будет платить по долгам, и даже введение рабства - замечательная иллюстрация возможностей кулака.
Обратимся к тексту "Республики ШКИД" 1927 года - повести посвященной Школе социально-индивидуального воспитания имени Достоевского (интересная история из жизни беспризорных детей). В главе "Великий ростовщик" появляется персонаж - Слаенов. На примере Слаенова очень четко описывается схема закабаления людей ростовщиком (или кулаком).
Первые должники появляются так:
"...Кузя обратился, на что-то решившись, через стол к Слаенову.
- До завтра дай. До утреннего чая.
Слаенов равнодушно посмотрел, потом достал Кузину четвертку, на глазах всего стола отломил половину и швырнул Кузе. Вторую половину он так же аккуратно спрятал в карман.
- Эй, постой! Дай и мне!
Это крикнул Савушка.Он уже давно уплел свою пайку, а есть хотелось.
- Дай и мне. Я отдам завтра, - повторил он.
- Утреннюю пайку отдашь, - хладнокровно предупредил Слаенов, подавая ему оставшуюся половину Кузиного хлеба.
- Ладно. Отдам. Не плачь.
...
На другой день у Слаенова от утреннего чая оказались две лишние четвертки. Одну он дал опять в долг голодным Савушке и Кузе, другую у него купил кто-то из первого отделения.
То же случилось в обед и вечером, за чаем. Доход Слаенова увеличился. Через два дня он уже позволил себе роскошь - купил за осьмушку хлеба записную книжку и стал записывать должников, количество которых росло с невероятной быстротой.
Еще через день он уже увеличил себе норму питания до двух порций в день, а через неделю в слаеновской парте появились хлебные склады. Слаенов вдруг сразу из маленького, незаметного новичка вырос в солидную фигуру с немалым авторитетом".
Но давать что-либо в долг - это только начало, гораздо более важная задача - выбивать долги. Паучок-Слоенов ("паучком" его называют авторы книги) находит решение этой задачи: начинает подкармливать четвертое отделение. Почему четвертое? А потому, что в четвертом отделении самые старшие из учеников ШКИДы, ребята крепкие и способные защитить ростовщика. И он покупает их:
"- Эх, достать бы сахаринчику сейчас да чайку выпить!
Слаенов решил завоевать старших до конца.
- У меня есть сахарин. Кому надо?
- Вот это клево, - удивился Японец. - Значит, и верно чайку попьем.
А Слаенов уже распоряжался:
- Эй, Кузя, Коренев! Принесите чаю с кухни. Кружки у Марфы возьмите. Старшие просят.
Кузя и Коренев ждали у дверей и по первому зову помчались на кухню.
Через пять минут четвертое отделение пировало. В жестяных кружках дымился кипяток, на партах лежали хлеб и сахарин. Ребята ожесточенно вольный, ходил по классу и, потирая руки, распространялся:
- Шамайте, ребята. Для хороших товарищей разве мне жалко? Я вам всегда готов помочь. Как только кто жрать захочет, так посылайте ко мне. У меня всегда все найдется. А мне не жалко.
- Ага. Будь спокоен. Теперь мы тебя не забудем, - соглашался Японец, набивая рот шамовкой.
...
В то время хлеб был силой, Слаенов был с хлебом, и ему повиновались. Незаметно он сумел превратить старших в своих телохранителей и создал себе новую могучую свиту".
Но ростовщик не останавливается. Как подчинить тех, кто не хочет брать в долг? Тех, кого кормить убыточно (так как защита уже есть), но тех, от кого может исходить угроза?
Ростовщик справляется и с этой задачей. Находит уязвимое место:
"- С кем в очко сметать?
Никто не отозвался.
- С кем в очко? На хлеб за вечерним чаем, - снова повторил Слаенов.
Худенький, отчаянный Туркин из третьего отделения принял вызов.
- Ну давай, смечем. Раз на раз!
Слаенов с готовностью смешал засаленные карты. Вокруг играющих собралась толпа. Все следили за игрой Турки. Все желали, чтобы Слаенов проиграл.
...
Утром стало известно: Туркин в доску проигрался. Он за одну ночь
проиграл двухнедельный паёк и теперь должен был ежедневно отдавать весь свой хлеб Слаенову.
Скоро такая же история случилась с Устиновичем, а дальше началась дикая картежная лихорадка. Очко, как заразная бацилла, распространялось в школе, и главным образом в третьем отделении. Появлялись на день, на два маленькие короли выигрыша, но их сразу съедал Слаенов.
То ли ему везло, то ли он плутовал, однако он всегда был в выигрыше.
Скоро третье отделение ужо почти целиком зависело от него.
Теперь три четверти школы платило ему долги натурой".
А дальше - больше:
"Ежедневно Слаенов задавал пиры в четвертом отделении, откармливая свою гвардию.
...
Шкида стонала, голодная, а ослепленные обжорством старшеклассники не обращали на это никакого внимания.
...
Из-за голода в Шкиде начало развиваться новое занятие - "услужение".
Первыми "услужающими" оказались Кузя и Коренев. За кусочек хлеба эти вечно голодные ребята готовы были сделать все, что им прикажут. И Слаенов приказывал. Он уже ничего не делал сам.
...
Скоро все четвертое отделение перешло на положение тунеядцев-буржуев. Все работы за них выполняли младшие, а оплачивал эту работу Слоенов".
Вот так. Большая часть школы жила впроголодь, а ростовщик и его защитники едят сколько угодно. И ничего не делают сами.
А дальше и рабство вводится:
"- Эй, ребята! Слушайте! - Он вскочил на парту и, когда все утихли,
заговорил: - Кузя будет мой раб! Слышишь, Кузя? Ты - мой раб. Я - твой господин. Ты будешь на меня работать, а я буду тебя кормить. Встань, раб, и возьми сосиску.
...
Рабство с легкой руки Слаенова привилось, и прежде всего обзавелись
рабами за счет ростовщика четвертоотделенцы. Все они чувствовали, что поступают нехорошо, но каждый про себя старался смягчить свою вину, сваливая на другого.
Рабство стало общественным явлением. Рабы убирали по утрам кровати своих повелителей, мыли за них полы, таскали дрова и исполняли все другие поручения".
Такая вот механика закабаления ребенком своих товарищей.
Хм, вот так ребенок. Ребенок способен на такое, если есть возможности. Так-то. Сравните с описаниями кулаков Чеховым. Найдите разницу.
Не знаю как вам, а мне от таких возможностей становится тошно. Впрочем, литература она и нужна, чтоб видеть горизонты. Что ж в этот раз - горизонты человеческого падения.
Впрочем, впрочем... чем не опыт? Пусть и горький.
И да, конечно, кто читал "Республику ШКИД" может сказать, что всё закончилось у ребетишек хорошо. Избавились от Слаенова. Но если задуматься, то вышло хорошо только потому, что в школе кроме детей были взрослые, которые и вмешались в ситуацию. А если бы их не было? Если бы дело происходило, как в "Тихом Доне", где есть место, которое намекает: купец и местная власть действуют заодно?
«Штокмана вызвали на допрос первого. Следователь, молодой, из казачьих дворян чиновник… Штокман вышел не террасу Моховского дома (у Сергея Платоновича всегда останавливалось начальство, минуя въезжую)».
Такой вот отрывок из "Тихого Дона" и завершает мою статью. Безнадега? Возможно. Решать вам.
