– Коля, скажи, вот я понимаю, что путь к цели тернист, извини за банальность, и конечно, без сомнения, так не может не быть, потому что действительно никогда не знаешь: дойдешь ли ты до цели и дойдешь ли ты так, как ты хочешь у себя в голове.
Но вот ты идешь, ты очень аналитичный, ты – ужасный подробник, мы с тобой очень схожи – все-все, каждую малипусечку-деталечку – ты до всего докапываешься. И твоя самокритика – уверена, что она есть. Ты, конечно, не мог столкнуться с ситуацией, при которой ты пришел домой, сел и сказал: «Проиграл».
– Ну, ты знаешь, у меня были такие вещи. В школе это было. Ведь дело в том, что у меня мама была категорически против балета, и мы с ней поспорили и поругались из-за этого. Я выиграл, что я пошел. Мама сказала: «Ты не выдержишь». Я восемь лет не хотел проигрывать! Потому что мама мне сказала: «Ты не выдержишь!». А у меня в голове звучало, все эти восемь лет, что я учился, – «я выиграю – и все!».
Потом мне все говорили, что меня не возьмут в Большой театр. Я не знаю откуда, но у меня была упертость какая-то, уверенность, что я буду только там и нигде иначе, и вот это я хотел доказать всем и шел напролом.
Когда я стал уже танцевать, там были другие вещи. Когда ты – ребенок, ты выходишь на сцену, ты допускаешь какую-то оплошность, но ты – ученик. А вот когда я уже пришел в театр, вот здесь, конечно, настал тот момент, когда я и рыдал, когда я кусал локти...
– Вот из-за чего в первый раз начал кусать локти? Как я мог? Или почему я не смог?
– Ну, наверное, от того, что ты сказала, что я вот такой «подробник», я очень придирчиво относился к своей внешности в профессии. Я считал, что пока я не буду соответствовать внешне тому персонажу, которого я хочу исполнить, я на сцену не выйду. И я многие вещи делал для своей профессии так, чтобы обязательно добиться, прежде всего, внешнего – вот того, чего я хочу еще из себя представлять на сцене.
Я покупал огромное количество книг по живописи, фотографии великих художников, фотохудожников, то, как красить глаз, чтобы это было видно на расстоянии. Мне вообще моя внешность никогда не нравилась, а тут еще было огромное количество ролей, которые не похожи внешне друг на друга. А я не переношу, когда есть в этом похожесть такая.
– Когда ты в первый раз заплакал?
– Я не просто заплакал. Я помню такой случай, я как-то о нем рассказывал: я очень плохо станцевал спектакль. Но мой плохой спектакль – это на самом деле, вот если я сейчас его достану эту запись и покажу, – это лучший спектакль тех людей, кто танцует сейчас. Но я помню, что для меня это был такой ужас – я стоял после спектакля, а меня обычно очень хорошо приветствовала публика и приглашала, чтобы я вышел на поклон. Я не вышел кланяться. Мне было так стыдно – я очень плакал.
– Прямо плакал?!
– Да. Это было в Большом театре. Я танцевал «Щелкунчика». Этот день я не забуду никогда! Это было 7 декабря 1998 года!
И что самое интересное, я всю жизнь записываю все свои спектакли – ну когда, что, с кем. И недавно я стал какие-то вещи восстанавливать, ну что-то уходит из памяти – какие-то вещи, и оказалось, когда стал смотреть по спектаклям – я могу многое вспомнить, когда я смотрю расписание спектаклей, я сам себе ставил: плюс, минус, плюс с минусом, два минуса – это очень забавно, и благодаря тем плюсикам и минусикам я понимал, когда я сам сказал себе «да» и когда я сам сказал себе «нет».
Мало кто в это верит, но у меня очень злой язык, и ты знаешь, что я могу пошутить так, что не дай бог никому, но когда я себя смотрю, я ведь над собой всегда шутил так, что это лучше, конечно, никому не слышать!
– Слушай, Коля, вот скажи такую штуку: произошел провал, ты плакал, ты не мог выйти за занавес, а это для танцовщика просто какой-то ужас! Да?
– Еще знаешь, что произошло, чтобы ты поняла, почему так было? Обычно я танцевал спектакль и вот знаешь, когда все заканчивается, все остальные артисты балета так разворачиваются – и уходят. К тебе, конечно, подходят педагоги, руководство, а тут ко мне подошел каждый человек из балета и поздравил. А в театре ты знаешь, что это такое...
Как говорила великая Бабанова: «Когда вы заходите в театр и вам говорят: «Здрасьте, Марья Ивановна», значит, вы в полном порядке, а когда вы заходите в театр и вам говорят: «Здравствуйте, Маричка Иваночка», значит, у вас все плохо.
– Это правда! Да!
– И когда меня стали все поздравлять, я понял, что не только я заметил, что «лажанулся», а это заметили все.
Из разговора с Аленой Долецкой
