Найти тему
Сергей Волков

Любовь — морковь, капуста — акации: что с чем рифмуется в поэзии и в жизни?

От французского prêcher — «проповедовать» — до французского же pécher — «грешить» — полтора шага: одна буква и один надстрочный знак. Как-то у них французов, проповедь и грех боками друг об друга трутся. А в произношении и того ближе, так близко, что подглуховатый, пожалуй, нет-нет да и спутает.

Язык иногда очень неожиданно организует действительность. Мы изнутри русского такой связи этих понятий не чувствуем (фонетически где грех, а где проповедь?) — зато чувствуем какие-то другие. «Кровь» у нас рифмуется с «любовь», а французы об этом и не подозревают. Зато у них амур рифмуется с тужур — любовь всегда и навсегда. А у нас — любовь-морковь...

Вообще интересно, нет ли такого словаря сближений или рифм — сравнительного? Чтобы понять, у какого народа что близко с чем в языке лежит? Наверняка ведь есть что-то похожее.

Я вот какое-то время назад догадался, что в «Отцах и детях» отец Базарова считает, что акации — любимое дерево Горация не потому, что так было на самом деле. Я даже прочел, что Гораций, любивший в поэзии называть деревья по породам, как раз акацию ни разу не упомянул. И что Тургенев таким образом отца Базарова как будто высмеивает: посмотри-ка, читатель, наш герой считается «сильным латинистом», а сам в Горации ни бум-бум... Но согласитесь, что читатель тут посмеяться не сможет, потому что сам Горация не то чтобы наизусть шпарит. Если бы идея автора была в «высмеять», то она бы не сработала, слишком экзотического знания от читателя требует этот пассаж.

-2

Так вот, моя гениальная идея состоит в том, что, Горацию приписаны акации потому, что есть такая рифма в «Онегине»: «В тени черемух и акаций… Капусту садит, как Гораций.» Капусту! Но в голову не прозаическая капуста приходит, а поэтические акации — отец Базарова их даже насадил в своем имении (капусту, впрочем, тоже растил, куда ж без прозы).

По созвучию приходит, по рифме в пушкинском романе, который они там все читали и знали наизусть (потому что и сам Тургенев в Пушкина был влюблен). И рифма им создала новую действительность, отцам этим самым. А детям не создала, потому что они «Онегина» не читали. Не все, впрочем, дети, Базаров в основном, это он поэзию не любил, а любил ланцетом лягушек резать. А потом и себя этим же ланцетом чикнул.

И не узнал о том, как этих самых постаревших детей с их «Онегиным» смела через полвека милая его сердцу революция. Впрочем, «Онегина» и сейчас читают и учат наизусть.

Но это уже другие темы, о них в следующий раз — подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить.