Привет, с вами Игорь Рабинер.
14 января — день рождения Харламова. Вы, конечно, знаете, что по маме «Легенда N 17» — испанец. Его мама Бегония приехала на пароходе в СССР в 12 лет, как и тысячи других детей испанских республиканцев во время гражданской войны 30-х годов в этой стране. Ее мать, бабушку Валерия Борисовича, на родине посадили в тюрьму, дед, богатый человек, был на стороне республиканцев. Несколько лет девочка провела в детдоме в Одессе, потом переехала работать на завод в Москву.
20 лет Бегония ничего не знала о судьбе родителей. А те думали, что она погибла.
- Когда испанских детей во время войны эвакуировали из Саратова в Тбилиси по Волге, было три парохода, - рассказывала мне однажды Татьяна Борисовна, родная сестра Харламова. - Два попали под фашистскую бомбежку. В Испанию сообщили, что все дети погибли. А мама — единственный ребенок в семье.
- То есть дома ее заживо похоронили?!
- Да. А она была на третьем пароходе. И когда в 53-м умер Сталин, испанцам открылась дорога домой, Красный крест стал заниматься этим вопросом. И однажды эта организация договорилась с советским правительством: кто хочет поехать на родину — пожалуйста. Так дедушка с бабушкой и узнали, что их дочка жива.
К этому времени Бегония вышла замуж за Бориса Харламова, с которым они работали на одном заводе, у них родились Валера и Таня. И в 56-м, когда Валере было 8, они из Одессы пароходом «Крым» поехали в Бильбао. Втроем, без отца.
- Момент приезда на Гибралтарский пролив вижу как сейчас. Огромный коридор. С одной стороны — те, кто приехал, с другой — те, кто встречает. Между ними — железные ограждения. Надо же проверить документы, соблюсти формальности.
Мама увидела через эти ограждения в толпе своего отца, нашего дедушку. И как закричит! И они бегут друг другу навстречу, и перепрыгивают через все преграды. И потом все — за ними. И людей уже никто не может остановить.
- Приняли вас в Испании хорошо?
- Очень! А условия какие — семь комнат, кладовка... На одну семью.
Татьяна Харламова подтверждает: дед Бенито из Бильбао в Валере души не чаял.
- Валера же блестяще танцевал, фокусы показывал, - вспоминает она. - Дед по всем тавернам с ним ходил и имел большой успех. Сам он хорошо играл на гитаре и пел. Слух у Харламова — от мамы, которая прекрасно пела и танцевала, — но это все дедовское.
А как они ездили на машине! Дед, когда брал его с собой, даже не считал нужным включать поворотники. Потому что Валерка клал ручку на стекло и показывал — прямо, направо, налево. Тогда еще были регулировщики и знали: с дедушкой едет русский мальчик и с направлением никогда не ошибается.
Испанский язык брат с сестрой схватили сразу.
- Да, потому что сразу пошли в школу. А потом, мы же и здесь жили среди испанцев. И в общежитии они были, и в коммуналке, и наверху, и внизу. Мы тогда сами не говорили, но язык был на слуху.
История о том, что однажды в Бильбао классный руководитель больно ударил Харламова указкой по рукам, - чистая правда
- Да, в испанской школе, - говорит Татьяна. - Однажды дома Валерка заявил маме, что больше в школу не пойдет. И объясняет: «Меня ударили». Там приходишь в школу, на одной половине сидят девочки, на другой половине — мальчики. Между ними — огромное патио. И там до учебы молитва, на большой перемене — вторая, перед уходом по домам — третья.
Я-то первая туда шла. А брат отказывался, как и в церковь по воскресеньям. Он в бога не верил, был воспитан по-советски, а подстраиваться под обстоятельства не хотел. Так учитель начал его за это лупить. Мама пошла в школу и так там все разнесла, что с того момента Валера был официально освобожден от всяких молитв.
А вот другая история, из фильма «Легенда № 17» о том, как Валера спасался в Испании от разъяренного быка, который гнался за ним по улицам, - конечно же, выдумка. Но не целиком.
- Наполовину, - уточняет Татьяна. - На бой быков мы, по крайней мере, ходили. С нами там много интересных историй происходило. О том, что в Бильбао единственный раз за много лет выпал снег, и мы хулиганили, показав, как могут радоваться зиме дети из России, — история известная. А вот как он меня потерял, когда меня цыгане украли, — еще не рассказывала. Потом все бегали искали.
- Как так?
- Играли на улице. А в Бильбао есть райончик — Ла Пенья. В то время там стоял цыганский табор, а я была одна блондинка на весь район. Как такую не украсть? И меня подхватили. Он это видел, но понимал: восемь лет, а там взрослые — он не справится. Побежал к маме, и весь наш дом пошел меня отвоевывать.
Еще раз он меня просто спас. Мы уже ехали обратно в Союз, и в Чопе на границе был огромный забор. Мы на нем играли в салки. Он говорил другим пацанам: «Только Таньку не сальте, она же обязательно упадет». И точно. Меня салят, и я падаю с забора плашмя. И замертво.
Он еще подумал, что я нарочно. Начал мне пятки щекотать, а я не реагирую. Хорошо, в это время мимо шла рота солдат. Валерка начал кричать, меня забрали в больницу. Если бы не докричался — неизвестно, чем бы все это закончилось. В Москву приехали, я стою рядом с отцом, он спрашивает: «А где же Таня?» Потому что лица у меня просто не было.
Харламовы провели в Испании год — и вернулись. В коммуналку на 25 человек.
- Мы уезжали не на год, а насовсем. Иначе не разрешали. Официально это была эмиграция. Воссоединение семьи. Только мама, хоть и скучала по Испании, с папой расставаться не хотела, да и он бы нас просто так не отпустил.
- Так поехал бы с вами.
- Если русских женщин с мужьями-испанцами отпускали, то русских мужчин с женами-испанками — нет. Только поэтому папа и не поехал. Но родители договорились. Они заранее согласовали условную фразу в переписке, которую напишет мама, и отец будет знать: все, надо запускать процесс возвращения. И тут же напишет в Красный крест письмо с требованием вернуть детей, а поскольку дети маленькие — то вместе с мамой.
Однажды эта фраза в письме появилась. У нас-то с Валеркой всё там было отлично. А вот за ней полиция следила. Скажу вам больше: все мужчины-испанцы, кто уехал из СССР, вообще прошли после возвращения через тюрьму! Женщин в основном не трогали, но наблюдение за ними вели. Маму не арестовали еще и потому, что у нее двое детей. Ну и дедушка влиятельный. Но в какой-то момент — допекло. Вернуться в Союз хотели многие, но некому было написать такое письмо в Красный крест, как папа.
- Папа до Испании так и не доехал?
- Доехал. Первый раз — в 90-м. Через девять лет после гибели Валерки. Он все время хотел на родину жены. С того года всё говорил: «Теперь можно умереть. Побыл на родине Бегонечки своей».
Но самая драматичная история из испанского периода Харламовых, - то, что дед Бенито хотел Валеру и Таню как-то в Испании задержать. Более того...
- Спрятать. Украсть, - вспоминает Татьяна Борисовна. - А Валера это услышал. И маме сказал. До того был разговор, что мы с бабушкой и дедушкой поедем в одну деревню погостить. А на самом деле план у них был другой, и Валера услышал: «Мы их увезем в другое место. Чтобы Бегоня уехала в Россию одна». У каждого из нас была своя комната — но после этих слов последнюю ночь перед отъездом мама и мы провели рядышком на одной кровати.
- Не пытался дед что-то изобрести в последний момент?
- Нет. Мама же чуть ли не веревками нас к себе привязала. Но дед с бабушкой очень не хотели нас отпускать. Особенно дед. Ведь мы были их единственными внуками. И он довольно скоро умер, никого из нас больше уже не увидев. А бабушка еще правнуков застала.
Вячеслав Фетисов вспоминал, что Харламов говорил ему о желании однажды уехать в Испанию и развивать там хоккей. Спрашиваю Татьяну, часто ли они с братом об этом говорили:
- Как раз в последний год его жизни, в 81-м. Я-то с 1970 года каждый год ездила в Испанию, как и мама, а он с детства не был. Ему не разрешалось, потому что он — военный. Помню, Валерка говорил: «Последний год доиграю, Танька, и мы с тобой в Бильбао поедем. Будем оформлять документы». Он очень хотел в Бильбао, очень...
