Водолазкин! Фамилия-то запоминающаяся.
Ехал я как-то в машине и слушал, кажется на «Звезде», отрывки из романа Водолазкина Е. «Авиатор». Заинтересовался. «Авиатора» пока не раздобыл, зато, когда попался мне в руки «Лавр», вспомнил об «Авиаторе» и стал читать.
Прочитал. Делюсь.
Хочется сказать: круто. В хорошем смысле.
Итак, Лавр. Он же Арсений, он же Устин, он же Амвросий.
О сюжете. Закручен весьма изобретательно. Ощущение складывается такое, что разрабатывался из головы, конструировался. Хорошо продуманный, ловко собранный, но конструктор. Плод, так сказать, интеллектуальных усилий, а не вдохновения. Радует, что хронология событий выдержана, ткань повествования не рвется. Нет этого нелепого скаканья то вперед в прошлое, то назад в будущее.
О главном герое. Хороший человек, но сильно мучимый угрызениями совести, которые всегда с ним, в каком бы облике он ни был. Благо сюжет дает возможность герою побыть и лекарем, и юродивым, и паломником, и монахом и прожить жизнь целиком – от рождения до кончины по старости. И похорон! И каких! На протяжении почти всей своей жизни главный герой очень мало говорит, а на отдельных ее этапах, например, пребывая на этой грешной и смешной псковской земле в облике юродивого Устина, и вовсе молчит. Благодаря именно этому авторскому приему, мы, читатели, узнаем о главном герое все, что нужно. Потому что не в диалогах и монологах раскрывается внутренняя жизнь человека, а в мыслях его.
О героях второго плана. Их много и выписаны они с большим вниманием и тщанием, не мерою дал им автор духа. Но лучше всех юродивый Фома. Очень колоритная личность, прямо живой человек. Его комментарии к деяниям онемевшего Устина великолепны, как и его диалоги с местными обывателями, и с вечным оппонентом, юродивым Карпом. Кстати, в сцене убийства Карпа калачником Самсоном есть все-таки какой-то налет чернушности. Хотя в целом со вкусом у автора все в порядке за некоторыми исключениями, о которых ниже. Да и с юмором тоже, особенно в его народственном исполнении.
О языке. В целом качественный, выразительный, понятный. По современным меркам весьма хороший, правильный русский язык, без надуманной литературщины с очаровательными и уместными вкраплениями улицы. Не будучи специалистом, не могу в полной мере оценить качество стилизаций (а, может, это и не стилизация вовсе, а, может, так и в самом деле говорили предки пятьсот лет назад) под древнеславянский, но общее впечатление такое: почти все слова понятны (если читать не торопясь), стилизации уместны и органично вписаны в ткань текста, без перегибов в стиле старика Ромуальдыча из группы «стальное вымя».
И о стиле. Все бы хорошо, но есть кое-какие неприятные моменты, когда автору то ли вкус изменяет, то ли чувство меры. Вот животрепещущее описание родов мертвого младенца с последующей смертью родами матери. Это нечто. Трудно представить, каких усилий стоило автору вытащить это из себя. Читается тяжело. Возникает мысль, а надо ли? Признаюсь, читая в первый раз, я это место не осилил. А потом уж, взявшись за перо, прочитал. По необходимости. Когда выясняется, что любимая девушка героя при родах обкакалась и «на внутренней стороне бедра блестит кал», и сейчас она вообще помрет от кровотечения, то хочется назвать это натурализмом. Неприятно. Весьма. Знаю, что возразит мне автор и что возразит мне иной читатель. И будут правы. Ведь это вопрос вкуса. Есть в романе и места несколько, как бы это сказать помягче, подзатянутые. Мы, читатели, понимаем, что автору надо же показать сложный внутренний мир героя. А сделать это не просто. Вот и приходится себя насиловать. А когда автор возвращается к своему органичному, естественному, увлекательному языку, да еще с шуткой и прибауткой – не оторвешься. Чем-то на Акунина похоже. Я никого не обидел?
И последнее. Долгом своим считаю отметить скрупулезность и дотошность с коими автор изучил целебные свойства трав и камней, способы лечения болезней, всю эту средневековую рецептуру, да еще и в соответствующей терминологии 16-го века. Внушает уважение читателю, тексту добавляет достоверности.
Заключение. Водолазкину Евгению хочется быть напечатанным и, желательно, прочитанным. Это очевидно. Лавр это вам не Улисс и не Мэрфи. Соответственно, Водолазкин это вам не Джойс и не Бэкетт. И ничего плохого или ущербного в этом нет. Кто сейчас читает Джойса или Бэкетта? Или, прости Господи, Кафку с Прустом? Узкий круг или вообще одни специалисты. В общем «Лавр» это, конечно, литература. Хорошая литература, качественная. С отдельными перегибами, не без этого, но, в целом, безусловно, это литература. Не Литература, быть может, но точно литература.
