Об этом человеке мы знаем много. Живописец и график, разносторонний и самый яркий представитель немецкого Возрождения.
До нас дошли не только его картины, рисунки и гравюры (и в числе прочего, да-да, вереница автопортретов, где можно разглядеть его во всех, гм, деталях). Сохранилось множество письменных источников: его трактаты, переписка, отзывы современников. И первая в европейской истории автобиография художника.
Но странное дело: чем больше вникаешь в подробности его повседневной жизни, денежные счеты, житейские дрязги, дурашливые пикировки с друзьями, жалобы на хвори и семейные проблемы, тем сильнее ощущение какой-то неопределимой тайны, стоящей за всем этим.
Свет мой, зеркальце, скажи…
Дюрер был красив. Это отмечали его современники, это прекрасно знал он сам – и заботливо запечатлел свой облик, чтобы мы тоже могли составить мнение о его наружности. Что ж, простительная слабость, когда ты хорош собой и одновременно умеешь писать портреты.
Вот что сообщает нам Иоаким Камерарий.
Природа наделила его телом, выделяющимся своей стройностью и осанкой и вполне соответствующим заключенному в нем благородному духу… Он имел выразительное лицо, сверкающие глаза, нос благородной формы, называемой греками четырехугольною, довольно длинную шею, очень широкую грудь, подтянутый живот, мускулистые бедра, крепкие и стройные голени. Но ты бы сказал, что не видел ничего более изящного, чем его пальцы. Речь его была столь сладостна и остроумна, что ничто так не огорчало его слушателей, как ее окончание.
Здесь Дюреру двадцать два года. Портрет был написан перед женитьбой, возможно, в качестве свадебного подарка невесте. «Лучший твой подарочек – это… я!» Но нет, погодим иронизировать.
Чертополох – символ Страстей Христовых. Надпись на портрете – «Мои дела определяются свыше» – говорит скорее о преданности богу, чем невесте. Не очень-то похоже на свадебный подарок.
А здесь ему двадцать шесть. Щеголь в модном костюме, с печатью легкой меланхолии на лице, длинными пальцами и длинными локонами… Семейная жизнь у него, кстати, не задалась, и когда смотришь на портреты, нет-нет да закрадется мысль – может, потому что они с женой не могли поделить щипцы для завивки?
Самый известный из портретов. Дюреру двадцать восемь – он приближается к возрасту Христа, и несомненное сходство с этим образом, конечно, не случайно. Для светских портретов (да вот хотя бы тех, которые приведены выше) типичен поворот в три четверти. А здесь Дюрер перед нами анфас, рука у груди словно в благословляющем жесте – так изображали Христа.
Этот прямой взгляд, устремленный на нас, тревожит. Что-то спрятано за внешней статикой, равновесием, симметрией. Что-то таится за этой сдержанностью, собранностью, правильностью черт, прозрачностью глаз…
Вероятно, Дюрер рисовал себя перед небольшим зеркалом, поэтому ноги и руки изображены не полностью… да и кому, в самом деле, интересны эти второстепенные подробности? Ладно, шутки в сторону.
Дюрер и здесь изобразил себя в позе, напоминающей Христа в сцене бичевания. Взгляд обращен к зрителю, и на правом боку как будто рана – как рана на теле Христа.
Письма к ученому соседу
В Нюрнберге, родном городе Дюрера, его отец снимал половину дома у семейства Пиркгеймеров. Дети из обеих семей – юные Альбрехт и Виллибальд – стали близкими друзьями, несмотря на разницу в социальном статусе: отец Альбрехта был ремесленником (ювелиром), Пиркгеймеры же принадлежали к сословию патрициев.
Виллибальд Пиркгеймер получил блестящее образование. Он возглавлял кружок нюрнбергских гуманистов, переводил античных авторов, сам писал научные труды.
В 1505–1507 годах Дюрер жил в Венеции, откуда писал письма своему другу. Он не хотел возвращаться, в Италии ему было хорошо, и письма эти даже сейчас, спустя пятьсот лет, заставляют улыбаться, хотя прочитать их местами нелегко. Они пестрят словечками, намеками и ребусами, понятыми только им двоим. Пять веков прошло, половина тысячелетия, а читаешь эту легкомысленную дребедень – и будто слышишь давно умолкнувшие голоса.
Дюрер то и дело осыпает Пиркгеймера притворными упреками и не вполне приличными шутками. Подкалывает, как сказали бы мы сейчас.
[Венеция, 8 сентября 1506 года]
И мне здесь рассказывают, что когда Вы ухаживаете за кем-нибудь, Вы говорите, что Вам не более двадцати пяти лет. О да, помножьте-ка, тогда я этому поверю.
Милый, здесь великое множество итальянцев, совершенно похожих на Вас, я не знаю, отчего так случилось.
Последнее предложение – игривый намек на то, что Пиркгеймер, который бывал в Италии в студенческие годы, якобы оставил здесь уйму внебрачных детей, успевших вырасти в его отсутствие.
[Венеция, 23 сентября 1506 года]
Но больше всего сердит меня, когда они говорят, будто Вы красивы; тогда я должен считаться безобразным. Это может свести меня с ума. Я сам нашел у себя седой волос, он вырос у меня от бедности и оттого, что я столько страдаю. Мне кажется, я рожден для того, чтобы иметь неприятности.
Не вполне понятно, притворное или искреннее это негодование насчет седого волоса. У Дюрера были причины жаловаться на судьбу, но все же трудно отогнать мысль о городском моднике-хипстере, который в ужасе отшатывается от зеркала, обнаружив в старательно уложенных локонах первый седой волосок.
А здесь он в начале письма вроде бы вспомнил тот факт, что зависит от своего покровителя…
[Венеция, около 13 октября 1506 года]
Поскольку я знаю, что Вам известно о моей готовности служить Вам, об этом нет надобности писать. Гораздо важнее рассказать Вам о большой радости, которую я испытал, узнав о великих почестях и славе, достигнутых Вами благодаря Вашей мужественной мудрости и ученому искусству. Это тем более достойно удивления, что в молодом теле лишь очень редко можно встретить нечто подобное или даже совсем нельзя найти.
Фу, какая беззастенчивая лесть! Но постойте… что это такое там написано дальше?
…Не верьте, когда Вас расхваливают. Ибо Вы сами не можете представить себе, насколько Вы дурны.
Я также хорошо заметил, что когда Вы писали последнее письмо, Вы были совершенно полны любовных помыслов. Вы должны стыдиться теперь, ибо Вы стары, а думаете, что Вы красивы, и флирт подходит Вам, как большому косматому псу игра с молоденькой кошечкой. Если бы Вы были так же мягки и кротки, как я, то я бы поверил.
Или вот любопытный пассаж.
[Венеция, около 13 октября 1506 года]
О дорогой господин Пиркгеймер, сейчас, в тот момент, когда я Вам так весело писал, начался пожар и сгорело шесть домов у Петера Пендера, и сгорело мое шерстяное сукно, за которое я только вчера заплатил 8 дукатов. Так что я тоже пострадал.
Если бы только я мог вернуть мое сукно! Боюсь, что мой плащ тоже сгорел, тогда я сойду с ума.
У кого-то сгорело шесть домов… А о чем печалится новоиспеченный венецианский щеголь? Он лишился ткани для нового наряда! Как не сойти с ума от такой беды?
Хипстер наш, впрочем, умеет считать деньги.
Также знайте, что я решил было научиться танцевать и был два раза в школе. Но после того как пришлось заплатить учителю дукат, никто не заставит меня снова туда пойти.
Но не только наряды и танцы занимали Дюрера в это время. В Италии он по предложению Пиркгеймера написал «Праздник четок», чтобы доказать итальянским художникам, что не уступает им в мастерстве.
В правом углу картины мы видим… опять же, самого Дюрера в пышном одеянии. Он держит в руках свиток, который сообщает, что картина была написана всего за пять месяцев. Что, итальянцы, съели?! Знай наших!
(Кстати, насчет пяти месяцев – это вранье. Работа длилась намного дольше. Но эти глаза… разве они могут лгать?..)
Ну а что же Пиркгеймер? Не раздражали его эти дурацкие шуточки, подначки, намеки на его мифическую распущенность и вообще все мыслимые грехи и недостатки?
По-видимому, нет.
Когда Дюрер умер от изнурительной болезни (хладнокровно зафиксировав в поздних автопортретах и возрастные изменения, и свой недуг), Пиркгеймер написал: «В лице Альбрехта Дюрера я потерял лучшего друга, какого я когда-либо имел на земле».
И еще сочинил, как и обещал, для него эпитафию.
После того как Альбрехт украсил мир живописью и все было так полно прекрасным искусством, он сказал, что теперь ему остается только изобразить высокое небо.
И вслед за тем, покинув землю, он устремился к лучезарным звездам.
Больше статей – по тегу #жил-был художник один
#культура #искусство #живопись
