Вообще, конечно, попытки ориентироваться на победителей "Хьюго" в подборе списка для чтения дают очень разные результаты. Ну то есть ты можешь попасть на Леки, можешь на Джемисин, а можешь, как вот я сейчас, вообще на Кима Стэнли Робинсона.
То есть в принципе у марсианской трилогии хорошая репутация "очень твёрдого сай-фая", все три книги регулярно номинировались на разный набор трёх же главных фантастических премий (помимо Хьюги имеются в виду "Небьюла" и "Локус") и их разный набор получали. Конкретно "Хьюго" за лучший роман ушёл второму и третьему тому трилогии, но у первого в принципе было не слишком много шансов: в 1993 году была бешеная конкуренция, закончившаяся совместной победой Винджа с "Пламенем над бездной" и Конни Уиллис с "Книгой судного дня". На таком фоне проигрыш объясним.
Ну и в любом случае, согласитесь, что начинать историю надо с начала, так что я открыл "Красный Марс" и приступил к чтению. Первый раз я упомянул об этом, как видно, два месяца назад, то есть в итоге надо признать, что книгу я мучил. У этого есть несколько причин, и первая, как, опять же, я обнаружил две месяца назад, это перевод.
Вообще, когда я придираюсь к переводу, я не имею в виду какие-то стилистические огрехи или различия во взглядах на цитаты из блаженного Августина. Я имею в виду ситуацию, когда основой для русского текста становится плохо вычитанный машинный перевод, например, что было характерно для девяностых. Конкретно Робинсон тогда нашим толмачам на зубок не попался, и участи быть пропущенным через "Промт" избежал, но результат всё равно мощный, потому что Артём Агеев наглядно демонстрирует недостаточный уровень владения родным языком. "Торус", который был простителен в фэнтези-тексте Джемисин, совершенно лишний в сай-файе, и по тексту в изобилии имеются примеры того, что автор не в курсе существования вменяемого русского (или сильно обрусевшего) аналога слова на английском.
Впрочем, надо сказать, что и в оригинале книга, похоже, не отличается динамикой и драйвом. Достаточно продолжительные куски медленно двигающегося повествования похожи на описание партии в Surviving Mars или, дальше по ходу сюжета, настольную "Покорение Марса". Робинсон сосредоточен в большей степени на описании процесса - перелёта, первых шагов колонистов, начала работ по терраформированию. Безусловно, он делает это через персонажей, но они тоже больше похожи на функции, чем на живых людей, и никакие любовные треугольники, которые чертит автор между героями, никакие внутренние монологи не помогают. Они остаются шаблонами, масками из комедии Дель Арте.
Вот первый человек на Марсе Джон Бун, простой и яркий американец и харизматический лидер without a cause. Вот его друг Фрэнк Чалмерс, политик и карьерист, который, в отличии от Буна-идеалиста понимает, как вращаются шестерёнки этого мира, понимает до того хорошо, что прямо на старте романа организовывает убийство своего старого товарища (тут Робинсон немного играет с непоследовательным повествованием - убийство открывает книгу, а затем возвращается на двадцать лет назад). Вот немного двинутый на терраформировании учёный, а вот противостоящая терраформированию учёная. Вот Хироко, японский биолог - как и положено японке она запредельно таинственная и склонная к мистицизму. Француз, правда, там не очень типичный, и как-то с тупым немцем-зольдатом не задалось, зато есть масса русских.
По этому факту прошлись все, наверное, рецензенты, с пониманием отмечая: в книге 1992 года без них обойтись было решительно невозможно, что объясняется не только завершением холодной войны, но и расстановкой сил в космосе на тот момент. Понятно, что в голове человека девяностых существовали две реальные космические державы без реальных перспектив у любой третьей, поэтому первая экспедиция на Марс - это совместное предприятие США и России. Более того, на тот момент самой мощной в мире ракетой была "Энергия", так в мире Робинсона они как минимум до шестидесятых годов нашего века пользуют эти самые "Энергии".
Но это всё понятные предпосылки, вылившиеся в наличие ряда русских персонажей, которые с одной стороны, довольно разные, но с другой все обладают загадочной русской душой и загадочными русскими именами. Загадочными в том числе для нас, русских, потому что понять, почему русскую женщину зовут Надежда Франсин Чернышевская (характер терпеливый, выработанный за долгие годы сборки ядерных реакторов в Сибири) невозможно? Ещё интереснее имя красивой невротичной карьеристки, которая и устраивает треугольник с двумя главными американцами, Буном и Чалмерсом, ибо зовут её Майя Катарина Тойтовна. Господь ведает, откуда вообще Робинсон взял, что у русских есть вторые имена, почему они только у женщин и отчего они такие нерусские, а вот откуда взялось имя и фамилия (да-да, Тойтовна - это фамилия) вполне понятно. Приятно, что автор читал "Жука в муравейнике", неприятно, что он вынес из него в том числе и странное представление о русских именах и фамилиях.
Самого загадочного русского, впрочем, зовут Аркадий Богданов, он назван в честь русского революционера и философа, и это неспроста. Именно Богданов первым выдвигает и последовательно проталкивает идею того, что Марс должен стать основой для нового общества, которое не будет повторять ошибок старого. И именно эта линия постепенно становится основной в романе, именно она становится тем мотором, который внезапно таки раскручивает этот чудовищно неповоротливый маховик. Раскручивает так мощно, что я даже начал читать сиквел, у которого другой переводчик (стало лучше, но не принципиально).
Потому что Робинсона хотя и интересуют технические, скажем так, аспекты терраформирования и постройки космического лифта (в принципе логично, что на Марсе это сделать значительно проще, но не очень логично, что на Земле никто его создать даже не пытается) и вообще освоения красной планеты, но главное не это. Ещё больше ему интересны социальные, политические и экономические аспекты колонизации, и в них он погружается с большей охотой. Иногда даже слишком большой: в книге есть довольно приличных размеров кусок, в котором психолог экспедиции Мишель заново изобретает велосипед схему четырёх темпераментов; этот эпизод настолько не пришей кобыле хвост, что даже сравнить не с чем.
Впрочем, в остальных аспектах Робинсон довольно последователен. Первоначальный этап освоения Марса в его видении представляется собой достаточно логичным: заранее на планету переправляется куча машин, оборудования, ресурсов и материалов, необходимых для обустройства колонии. Затем здоровенный корабль тащит сотню колонистов с билетом в один конец; они примарсяются и начинают строить новую жизнь; поначалу теснятся в сброшенных заранее бытовках, потом начинают строить города, потом...
Потом начинается хаос. В смысле порядка освоения - после решения ООН о терраформировании (которому предшествуют долгие муторные дискуссии) на Марс лезут все подряд, даже не как на американский фронтир, а, скорее, как вообще в свежеоткрытый Новый Свет. Договор о статусе Марса, содержанию и пересмотру которого также уделено немало страниц, не оказывает надлежащего сдерживающего действия: капитал протягивает свои когтистые лапы и решительно зохавывает красную планету. Окончательно это происходит с открытием космического лифта, который делает рентабельной транспортировку добытых ресурсов на Землю. Он же открывает массовую миграцию - люди бегут с Земли по причине разворачивающегося там социального армагеддона перенаселённости, усиливавшегося после того, как марсианские учёные изобрели омоложение. Кроме того, всё те же корпорации, высасывающие соки из Марса, тащат туда рабочую силу, из которой, опять же, тянут жилы.
В общем всё это логично заканчивается революцией и небольшой гражданской войной, которая в марсианских условиях столь же логично приводит к серьёзным жертвам и катастрофам геологических астрономических масштабов. Ведь к концу первой части, хотя земляне и продвинулись в деле повышения средней температуры, увеличения давления и даже содержания кислорода в ядовитой марсианской атмосфере, это всё ещё холодное место, в котором тебя окружает СО2.
И вот этот революционный кровавый финал, к которому довольно логично приводит вся череда описанных событий, именно он почему-то и вернул мой интерес. "Красный Марс", названный так не только по его цвету, но и в связи с описываемыми событиями, был медленным и нудным, но внезапно запомнился. Попробуем "Зелёный Марс" и, судя по всему, месяца через два вернёмся с отчётом.
