Сергей Васильевич Трикачев
Харасавэй, октябрь, поздняя осень, а по меркам севера почти зима. Карское море и Байдарацкая губа еще не замерзли и не покрылись льдом даже по берегу. Сделав несколько вылетов по буровым, отдыхаем в общежитии, стоящем вдоль побережья. Со стороны берега на нём крупными буквами, сделанными из досок и покрашенными в белый цвет, вывеска «ХАРАСАВЭЙ — МОЯ БИОГРАФИЯ».
В комнате трое — командир вертолета Сергей Михайлович Прохоров, второй пилот Фарид Якупов и автор этих строк. Лёгкий стук в дверь.
— Входите, будем рады! — пробасил командир.
В комнату вошли заместитель начальника экспедиции Блехер и кто-то из транспортного отдела.
Топит тягачи. Значит, нам лететь, снимать ребят
— Ребята, дело вот в чем, по побережью передвигалась автоколонна с прицепами, на которых размещены жилые вагончики-бочки «Волоколамские», — начал свое повествование транспортник. — Они ехали из района островов Шараповы Кошки и километров за 30-40 попали в начавшийся прилив. Колеса немного подзасосало в песке у ведущего тягача, другие его обойти не смогли, и они выстроившись в вереницу и встали!
Сейчас обстановка такова, что начинается подтопление по уровню колес, а что дальше будет, сами понимаете, да еще и штормит не на шутку! Надо вылетать и снимать ребят! По нашим данным от суши они метрах в 15-20!
— Да, собственно, ситуация, вполне понятна — рассудительно ответил командир. — Сережа дай команду авиатехникам, чтобы быстренько подготовили матчасть к вылету, собираемся! Фарид, сколько у нас саннормы дневной осталось? Сорок минут, до семи? Запросим у Каменного продление до восьми часов по аварийно-спасательным работам и помчались! Да, ещё вот что – добавил он, обращаясь к пришедшим, — вы пару-тройку человек с нами на вылет подготовьте, лучше из работающих с нами стропальщиков, они проверенные ребята!
Мы быстренько собрались и отправились на вертолет. Заправки топливом было досточно. Техники уже скинули чехлы с пилотской кабины и с лопостей несущего винта и расшвартовали их. Второй пилот включил связную радиостанцию и, связавшись с «Огненным», доложил о начале работы. Пара-тройка минут, к площадке подъехала машины с двумя стропальщиками и представителем экспедиции. Мы прочитали «молебен» — карту обязательных проверок перед запуском, запустили двигатели и приготовились к взлету. Выпускающий техник показал «Добро!», и мы взлетели с курсом на побережье между Харасавэем и Шараповыми Кошками.
Вижу колонну
Вообще Шараповы Кошки, по некоторым версиям, имели другое название — Грабительские или Разбойничьи Кошки, из-за их коварных и зыбучих песков, протянувшихся от Полярной станции Марре-Сале почти до реки Морды-Яха. Длина их примерно 50-70 километров. Отделены от самого полуострова заливом Шарапов Шар, местом происшествий со многими морскими путешественниками.
Точное расположение застрявшей автомобильной колонны было неизвестно. Поэтому решили начать с северной части и лететь на юг. Острова нам были знакомы, так как неделю назад мы «тягали» подвеску и выполнили с десяток рейсов, по переброске насосно-компрессорных и легкосплавных бурильных труб, но это несколько другая история. Расстояние километров 30 пролетели мгновенно и стали визуально выискивать хоть какие-либо ориентиры нашего «каравана». На удалении 50 километров увидели свет от фар и начали снижение. Проходя над автопоездами включением посадочных фар обозначили-моргнули им, что наблюдаем объект.
Надо сказать, что посадочные фары имеют большую мощность светового потока, около 500 ватт, и было важно не ослепить их лучом. Поэтому командир перед началом снижения выпустил фары и держал их в нижней части объекта. Водители и сопровождающие собрались на крыше одного из вагончиков. Благо на круглой крыше «Волоколамской бочки» была смонтирована на заводе -изготовителе деревянная площадка для большей сохранности "бочки « при транспортировке. Наши подопечные устойчиво стояли и держались, кто за трубу вентиляции, кто за трубу, предназначенную для дымохода встроенной внутри жилого вагончика котельной.
Поднимаем одного за другим
Ветер был сильный, колеса тягачей были подтоплены почти наполовину. Шквалистый ветер, подхватывая волну, бросал ее на людей. Рабочая одежда практически мгновенно покрывалась коркой льда. Я перешел в салон вертолета, одел шлемофон, ларинги, как при работе с подвеской. Проверили связь между членами экипажа и приступили к снижению. На высоте метров 30, сдвинул дверь пассажирской кабины и при снижении начал короткими командами корректировать действия командира. Зависнув на высоте метров десять, чтобы не сдуло спасаемых, командир зацепился взглядом за фары тягача, на бочке которого и стояли наши горе-водители. Я еще подумал, вот ведь умницы, на четырех машинах вырубили зажигание, а на этой машине нет. Здорово… сообразили! Когда зависли метрах в полутора над людьми, я выставил трап и, информируя командира о расстояниях до людей, просто сказал:
— Так держать!
Повторять Сергею Михайловичу об этом уже не было необходимости. Ибо проверенный в работе командир держал вертолет, как держат простую авторучку, уверенно и цепко. Так один за одним начали вытягивать внутрь салона мокрых в обледенелой робе путешественников.
Спирт и хлеб с салом!
Уже подняли на борт четверых, я глянул на представителя заказчика и онемел от удивления. Пока бортовые стропальщики вытягивали и размещали спасаемых, тот ловко распечатал бутылку спирта и, гремя по железной кружке горлышком, то ли от волнения, то ли от вибрации, наливал содержимое ребятам, одновременно раздавая хлеб с салом! Промерзшие добры молодцы, слегка покряхтывая, проглатывали эту гремучую смесь, поданным сухим полотенцем протирали мокрое лица и потихоньку оседали на пассажирские сидения. Краем глаза приметил — один категорически отказывался пить... «Или молодой северянин, или где-то «заклинило», — мелькнуло у меня в голове. Сколько это продолжалось, трудно сказать. Может, три, может, четыре минуты. Вот и последний был затянут в салон. Бутылка в руках „ответственного работника“ так и не заканчивалась, ибо пошла в ход другая.
За крайним поднятым я поднял трап. В ларинги произнес:
— Михалыч, все на борту, дверь закрыта, поехали!
Долго не пришлось ждать, вертолет взмыл вверх. Я заглянул в пилотскую, капли морской воды слегка забрызгали полусферу кабины и вода стекала по двум обогреваемым стеклам кабины. Фарид глянул на меня и, нажав кнопку СПУ, вымолвил:
— Василич, ты какой-то раскрасневшийся, как из парилки, ларинги сними… наверное, резинка горло передавила!
При этом командир искоса посмотрел на мою физиономию, потом на второго пилота и с улыбкой добавил:
— Не дождешься, Фарид, правильно я думаю, а, Серега!
«Раскраснеешься при минус 10 и потоке совсем свежего воздуха вперемешку с водяной пылью в проёме двери», — подумал я.
Авиационная „массандра“
Скинув шлемофон и отстегнув ларинги, я одел обычную гарнитуру и в микрофон, и, как бы информируя, сказал:
— Там это, один с перепугу спирт не пьёт, молодой, наверное, необстрелянный…
— Ты сам-то тоже не пьёшь... хм, хм… чистоганом, только „массандру“? –отвечал мне Михалыч.
— Ну, сам знаешь, Сергей Михайлович, от чистого першит в горле и голосовые связки сушит!
— Ну-ну, — с потаённой улыбкой продолжил он, — першит, сушит, вот у меня только першит!
Фарид из всего нашего разговора и выхватил:
— А что такое „массандра“?
— Василич, объясни этому карапузу, что означает этот термин.
Да запросто, Фаридка, — среагировал я, — записывай! Это спирт, разведенный „fifty-fifty“, что по-русски означает „50 на 50“, а в авиационном грамотном сообществе звучит «Микоян Авиацию Снабдил Спиртом, А Народ Доволен Решением Авиаконструктора».
— Во как! Понял! — изумленно пробурчал второй пилот.
Затопи ты мне баньку по-белому...
Командир назидательно и с некоторым укором посмотрел на второго и продолжил:
— Кстати, сейчас Фарид про баньку говорил, давайте перед выходным закажем баню у радистов в экспедиции? Ты же, Сережа, сам нахваливал баньку когда посещал её с Пошивайло Алимом Степановичем и Валей Конаковым, помнится, вы после парилки в Карский залив бегали купаться, как ты на это смотришь?
— Только положительно! — ответил я. – Кстати, там и расскажем Фариду про „массандру“, „шпагу-шило“ и „султыгу“, как ты думаешь — полезно будет?
— Да можно не только рассказать, но и продемонстрировать в действии! На практике лучше усваивается! Всё, всё, ребятки... хватит байки травить, подлетаем к поселку! — сменив тональность, твердо сказал Сергей Михайлович. — Ветерок уточняем и садимся!
Север — территория мужиков!
Сделав небольшой вираж вокруг факела, вырывающегося из недр земли около электростанции, зашли на посадку и сели на площадку. По всем правилам выключили двигатели. Несущий винт, слегка свисая лопастями, медленно завершал свое вращение. Я вышел в салон — часть пассажиров сидели с раскрасневшимися лицами и умиленно смотрели друг на друга. «Да, — подумал я, — сегодня вам повезло, „вытащили“ из ледяного плена» А к чему готовы эти ребята? Или это только начало их трудового вклада в дело освоения их Севера, название которого написано на стене общежития „Харасавэй-моя биография!“, и которое я прочитал в первый раз в августе 1975 года…
Фарид по станции докладывал: «Я — борт № 25752, конец работы, ночь, до завтра!» Я заполнил бортжурнал, командир защелкнул замок «шаг-газа», подтянул тормоз несущего винта… Открыв сдвижную дверь, я поставил трап и выпустил вынужденных пассажиров «этих начинающих пленников Севера» на волю... К вертолету подошли наши техники:
— Как матчасть? — мимоходом спросил Смирнов «Данилыч».
— Нормалёк, заправку до 3 000 сделайте, а мы на отдых, — сказал я.
— Понял , всё будет нормально ! — ответил техник.
«Верю», — пронеслось в голове. Да и как не нормально, если двадцать лет крутишь гайки на авиационной технике, при любой погоде, в этих суровых условиях. Из вертолета вышел командир, обошел вокруг вертолета и, проходя мимо техников сказал:
— Спасибо мужики! Славно сегодня отработали!
«Мужик! — мелькнуло в голове, — ну, вроде бы и я — мужик!» Медленно, вдыхая осенне-зимний холодный воздух, мы пошагали в сторону нашего временного, растянутого на годы места обитания.
Оно и понятно. СЕВЕР! МУЖИКИ!
