Дьякон нервничал последнее время. Приходил домой и по его лицу Иван понимал, что тот обеспокоен чем-то. Уже три недели Иван жил в доме дьякона. На улицу днём не выходил. Боялся встретиться со знакомыми. Спросить о ком-то у приютившего его служителя церкви не мог. Когда тот уходил на работу, без остановки шептал: «Отец, отец, отец…»
И плакал, и смеялся, что может говорить. И думал, что пусть это будет одно лишь слово.
Поздним вечером в дом дьякона постучались. Испуганный хозяин дома быстро оделся, распахнул дверь.
Иван услышал женский голос, дверь закрылась.
Дьякона не было минут пять. Он вернулся, сначала потушил лампу, потом опять зажёг.
— Трудно мне, Ваня, — прошептал он. — Вот так смыкают кольцо.
И руками сжал своё горло.
— Я им про родственников, они мне про преступников. Вот, полюбуйся!
Небрежно дьякон бросил записку в сторону Ивана. Кузнец поднял. Поднёс к лампе, прочитал:
«Прошу принять меры в отношении бывшего дьякона. Замечен в его доме незнакомец. Выходит преимущественно по ночам. Выглядит устрашающе: высокий, очень худой. Ходит медленно, дышит часто. От его дыхания невозможно уснуть, а утром на работу».
— Главного нашего жена принесла, — недовольно пробурчал дьякон. — Пришла… Девка спуталась с этими, живёт уже сколько лет. Позор покойному Петру Николаевичу. Был бы тот жив, не допустил…
Иван понял о ком речь, засуетился. Положил письмо на стол, выглянул в окно, хотел было выйти на улицу, догнать, посмотреть. Но дьякон прикрикнул:
— Не суйся туда, и меня, и себя загубишь. Ты давай, Иван, подумай, куда дальше тебе. Или в церковь переходи ко всем, или ищи другое место для жизни. Я тут думал тебя предложить в качестве кузнеца, но теперь не буду и пытаться. Какой с тебя кузнец? Молот в руки взять не сможешь, переломишься.
Дьякон всю ночь что-то бурчал себе под нос. Наутро сказал, что вернётся поздно. Не вернулся ни в первый день, ни во второй. Только вечером третьего дня ввалился в дом и уснул на пороге. Спиртной и табачный запах наполнили комнату.
Иван оттащил дьякона на кровать. Раздел. Хозяин дома храпел так сильно, что Иван временами вздрагивал. Уснуть в ту ночь кузнецу не удалось.
Протрезвев, дьякон рассказал, что попросил помощи у старшего товарища. Тот, в случае чего замолвит за дьякона словечко. А товарищ посоветовал от «родственника» избавиться.
Дьякон виновато смотрел на Ивана. Вечером отвезу тебя в Александровку. У меня там брат. Он стар и беспомощен. Доживает последние дни. Сиделка его на сносях, уже ухаживать не может. Для тебя там рай. Брат помрёт, в доме ты останешься. Похоронишь и живи, семью заведёшь. А у меня нельзя больше, засудят. Обиды не держи, помог, чем смог.
Ивану было не по себе. Пока дьякон три дня отсутствовал, у кузнеца в голове всё звучал тот женский голос.
«Женька, — думал он, — какая же ты сейчас? Замуж вышла всё-таки. Не дождалась. Да и ждать тебе некого было».
Иван снял с себя цепочку с лисой. Взял со стола карандаш, написал на листке бумаги: «Евгении Полянской лично в руки».
Дьякон прочитал, сжал в ладони кулончик и произнёс:
— Передам… Собирайся, завтра с утра отвезу тебя…
Ивану хотелось о многом расспросить. Но писать вопросы не стал. Собрал в мешок свои немногочисленные вещи.
Рано утром уже качались в повозке.
— Новая жизнь у тебя будет, Ванька! Новая и счастливая. Ты, главное, бабоньку порезвее выбирай. Их сейчас много охочих до мужиков. Вдовица на вдовице. И тебе хорошо, и ей.
Но Иван думал о Евгении, о том, как она увидит кулон, что сделает потом, что спросит у дьякона? Или не спросит… В груди всё горело, пекло. Иногда бросало в пот от желания вернуться, войти в дом, увидеть Евгеньку.
А потом наступало разочарование. Как дочь Полянского выглядит, Иван не помнил. Где-то глубоко внутри сидело прежнее пылающее чувство. Сидело, замерев… Надолго? Иван не знал. Но чувство это не пропадало.
Дом брата дьякона оказался добротным. Иван по привычке вошёл в него согнувшись, на что дьякон промолвил:
— Тут ты и в полный рост поместишься, не гнись. Тебя судьба и так погнула…
Иван переучивался долго.
Брат дьякона был лежачим и ничего не ел. Девушка-сиделка с огромным животом оправдывалась перед дьяконом:
— Ну третью неделю ни воды, ни еды. Я ночью забегала, тряпочкой губы смачивала, а он во сне жадно их облизывал. Есть хочет, но не ест. Говорит, что умереть мечтает поскорее. А я что? Мне на днях рожать, вот сейчас сдам свой пост и к тётке поеду. Не дотерплю я, пока умрёт он. Тётка обещала комнатку выделить. Проживу с Божией помощью.
Дьякон кивал.
— Упрямый он, нервы тебе вымотал. Ступай, сына-то как назовёшь?
— Не придумала ещё, — ответила девушка, — родится, и тогда решу.
— Ну, с Богом, — дьякон обнял сиделку.
Когда девушка ушла, Иван стал слушателем разговора братьев.
— Всё вредничаешь, — сурово произнёс дьякон. — Извёл девчонку.
— А что она мне суёт всё подряд. Не хочу я, говорил же тебе, что без твоих консервов можно прожить. Я уже вот…
Брат дьякона сунул под матрац руку, вытащил палку с засечками.
— Двадцать третий день святым духом питаюсь. Экономлю твои харчи. Тебя, небось, советская власть кормить вскорости перестанет. Так ты мои забери. Я без подачек проживу. Видишь же сам, что живой.
— Всё шутишь, Проша, а у меня только ты и остался один, — голос дьякона вдруг задрожал.
— Один? — брат усмехнулся. — У тебя вся Россия в товарищах! Чего ж ты одиноким-то остался? Или не работает родство такое? Не греет? Ты мне тут не жалься. Сам знал, куда шёл.
— А что мне было делать? Под плаху? Под пули? — спросил дьякон возмущённо.
— А если и так, то честно это. А то, что ты и вашим, и нашим, это неправильно. Так и молишься украдкой? — укоризненно спросил брат.
Дьякон кивнул.
— А я не украдкой! Отче наш, иже еси…
Лежащий так заорал, что Иван заткнул уши.
— Давай, давай, присоединяйся, — командным голосом говорил брат дьякону.
— Хва-тит, — дьякон произнёс по слогам. — Я тебе помощника привёз. С него теперь всё требуй. Можешь болтать без устали. Парень немой. Кузнеца сын и сам кузнец. Война потрепала знатно. Живёт пусть у тебя. Помрёшь — похоронит. А теперь прощай, брат. На том свете повстречаемся. Бывай…
Когда дьякон отъехал от дома брата, тот громогласно оповестил:
— Прошу вас, кузнечных дел мастер, подойти ко мне для светской беседы. Заметь, не советской, а светской. Эти разговоры разные. А ты, небось, уже лет сто светскую беседу не поддерживал. Хочешь, открою тебе секрет?
Брат вдруг вскочил с кровати, присел перед Иваном на корточки и опять вернулся в кровать.
— Они меня не тронули, потому что лежачих не бьют.
Иван смотрел на лежачего с большим интересом.
Продолжение тут
Все мои рассказы в путеводителе тут
