Иван и Ирина шли по дороге. Медленно получалось. Ирина быстро утомилась. Потому что забегала вперёд, прыгала, веселилась. Иван чувствовал себя скверно.
Он то и дело оглядывался. Вот-вот на место разрушенной церкви заспешат бойцы.
Он думал о женщине, оставшейся в селе, о том, как она испугалась. Она осталась там совсем одна! Последняя ниточка жизни… И долго ли ей ещё держаться за эту землю, Иван не знал.
— Будь Иваном! — звучал за спиной её голос.
— Не могу больше, — ныла Ирина. — Нет больше сил идти неизвестно куда. Там лучше? Там, куда мы идём нас накормят? Ну и молчи дальше. Ты — рыба. Молчаливый усатый сом. И зачем я с тобой пошла? А если муж мой вернётся, и все эти похоронки ненастоящие? А если за нами погонятся? А если нас убьют?
От Ирининой болтовни у Ивана болела голова. И казалось, что даже ноги болели сильнее, когда она начинала причитать, жаловаться, хныкать.
Смотрел на неё кузнец и не понимал, как она до сих пор не выросла? Как, живя в таких условиях, так и осталась ребёнком.
Иногда она доводила его так, что он багровел и стискивал зубы.
Шли до утра. Когда стало светать, Иван ужаснулся. Не они одни шли по дороге. Десятки людей спереди и сзади. Это были женщины с малолетними детьми. Все как будто одинаковые. Они были в монашеской одежде.
Поравнявшись с ними, одна из женщин произнесла:
— Вам ребёночек не нужен? Ничейный он. Из приюта. Их тут шестнадцать. Выбирайте любого. Нам прокормить их трудно. А если с каждым встречным путником поделиться, то не умрут они с голоду.
Иван молчал, продолжал идти дальше. Ирина дёргала его за рукав.
— Ну давай, давай возьмём одного. Ты хотя бы грех свой искупишь за то, что дом Господа разрушил.
— Так ты разрушитель? — взвизгнула вдруг монахиня.
Иван ускорил шаг.
— Вот они какие, разрушители! — кричала она. — Давайте все сюда! Всех им! Всех им! Кладите, нам не выжить иначе.
Остальные женщины как по команде положили свёртки на землю. Тем детям, которые умели ходить, велели присесть рядом.
Иван не сбавлял шаг. Монашки перешли на бег.
И вскоре были далеко. Младенцы кричали, пищали из своих свёртков.
Ирина молча шла рядом. И вдруг Иван остановился и пошёл назад.
Свёртков было пять. Остальные дети от года до пяти.
— Дяденька, а, дяденька, — обратился к Ивану самый старший. — Я могу одного нести. Я сильный. Сильнее вас, вот увидите.
Ребёнок схватил один свёрток, освободил личико и ласково поцеловал в лобик.
Ирина суетилась. Несколько раз пересчитывала младенцев и ходячих детей.
Иван всё всматривался вдаль, всё надеялся, что женщины вернутся. Но их и след простыл. Иногда укоризненно смотрел на Ирину. Потом подошёл к ней. Ткнул грубо в губы своим пальцем. Ладошкой закрыл ей рот, а другой рукой показал кулак.
— Молчу, молчу, — пробормотала Ирина. — Молчу…
Двинулись длинной процессией.
«Шестнадцать ртов! — думал про себя Иван. — Шестнадцать невинных душ!»
Мальчик, который нёс одного из младенцев, и правда, оказался сильным и выносливым. Он тоже болтал всю дорогу, как Ирина, но слушать его было интересно.
— А меня папенька привёл в приют, — говорил он таким спокойным голосом, что Иван удивлялся. — У нас как получилось? Пришли к нам ночью. Я испугался было, они с факелами.
Мамкину штору домотканную сорвали с окна. Она к ним ринулась, а её прикладом. Факелом волосы опалили. Отец меня на руки взял. Ему говорят: «Ребёнка с собой не брать, отведи соседям!»
А рядом с нами приют был при церкви. Отец не спорил, я понимал, что ему тяжело. Когда шли к приюту, дал наставление: «Не сбегать, одному не оставаться, другим помогать. Об семье плохо не думать. Мать с отцом простить. Слёзы впустую не лить». А потом обнял меня и пошёл домой.
Меня в приюте знали и без вопросов приняли. Думали сначала, что вернётся отец. Одна из монахинь ходила потом со мной ко мне домой. А там никого. Вроде и целым всё было. Я пару ложек серебряных взял с собой, да материнские любимые серёжки. Даст Бог, свидимся, отдам ей. Если тебе, дядь, ложки нужны, то они у меня висят на верёвке на шее.
Ими и есть можно, было бы что, и продать. Они дорогие. Отец гордился качеством.
— И что ты больше ложек не взял? — пробормотала Ирина. — Такую ораву чем кормить?
— Ой, тёть, — виновато произнёс мальчик, — я так просто взял их, не думал, что пригодятся. А серёжки на виду лежали. Не успела мамка их надеть, видать. Ну ничего, встречусь, отдам. Вот благое дело сделаем, спасём этих несчастных…
Мальчик освободил одну руку и выставил вперёд, а потом в сторону.
— И домой я вернусь…
— Никуда ты не вернёшься, — пробормотала зло Ирина. — Нет у тебя дома, и у меня нет, и у него нет, и у этих свёртков тоже нет.
— Тёть, — мальчик произнёс воодушевлённо, — а земля, по которой ты идёшь? А небо, которое над тобой? А река, что рядом течёт? А поле с колосками? Разве не дом?
Ирина больше ни слова ни сказала. Все дети, на удивление, оказались спокойными. Иногда заходился плачем ребёнок, которого нёс мальчик. Но быстро успокаивался от поцелуя в лоб.
После полудня на горизонте показались очертания домов.
Иван вздохнул с облегчением. Он не знал куда денет всю эту ораву, но чувствовал, что найдёт спасение в этом небольшом городке.
— Заждались, заждались, — неожиданно для всех на подходе к городу пропел низкорослый лысоватый мужичок. — Давай, давай!
Он схватил Ирину за руку и потащил её к повозке. Вот сюда клади и вырвал у неё из рук один из свёртков.
— Письмо когда пришло? — неизвестно кому мужичок задал вопрос. — Позавчерась! И чего ты телилась? Ещё одного рожала что ль?
Ирина непонимающе смотрела на мужичка. Она даже не успела опомниться, а на двух повозках уже лежали свёртки и сидели остальные дети.
— Кормление теперь по расписанию, — громко оповещал мужик. — Сон пока в казарме, а дальше видно будет.
Мальчик свой свёрток не отдавал. Иван слышал, что он что-то шепчет младенцу. Прислушался и волосы зашевелились на голове.
— Прощай сестрёнка, — шептал мальчик, потом сунул серёжки в шапочку. — Не увидимся больше, но помни всегда. Ты — Катя! А нам с тобой пора расставаться.
Чмокнул ещё раз, положил на повозку и быстрыми шагами подошёл к Ивану.
— А я с вами! — твёрдо сказал он. — Ты, дяденька, нас не бросил. Должен же быть среди нас кто-то умный и выносливый. От этих девчонок (мальчик показал на Ирину) только слёзы да бабские причитания.
Иван соображал плохо. Иногда ему казалось, что все эти дети приснились ему. Но мальчик, который бодро шагал рядом много дней, давал понять, что не было сна.
А потом Иван стал жалеть, что не взял тогда с собой сестрёнку этого мальчишки. От одной только мысли сердце кровью обливалось.
Но мальчик не грустил, казалось, по этому поводу. Он только лишь молился ночами вместо того, чтобы спать.
Продолжение тут
Все мои рассказы тут
Печатная книга "Бобриха" ещё есть! Свободно 30 штук.
Заказать можно здесь или пишите мне 89045097050 (ватсап, смс). Подпишу для каждого!
