Из исторических заметок, составленных по рассказам А. П. Ермолова
Император Александр был уверен, что Алексей Петрович Ермолов принадлежал к тайным мистическим обществам. Меллер-Закомельский (Фёдор Иванович), был приятелем Алексея Петровича и называл его "брат Алексей"; так же называл его и император Александр, говоря с ним об Алексее Петровиче.
Однажды обедом в Царском Селе государь (как и часто прежде делал) стал спрашивать Меллера "о брате Алексее" (который был тогда в Грузии, (предп. 1817 г.)) и затем стал делать знаки, проводя по телу обеими руками от плеч вниз. Меллер-Закомельский не понял, что это означало. После обеда император подошел к нему и сказал:
- Ты давеча не захотел понять моих знаков.
- Но я решительно их не понимаю, ваше величество.
- Не притворяйся; ты очень хорошо знаешь, как "брат Алексей" стоит в мантии, а ты и Закревский (Арсений Андреевич) стоите перед ним на коленях и целуете край его одежды.
Кутузов очень любил Алексея Петровича, так что все называли его: L’enfant gaté du général. В 1812 г., император Александр, зная военные способности Ермолова, приказал писать ему обо всем, что найдет достойным замечания, не рапортами, а простыми письмами.
Когда Кутузов отправлялся принять главное начальство над войсками, император дал ему письма Алексея Петровича в оригинале, говоря: «lisez ceci pour Vous orienter». С тех пор Кутузов был с Ермоловым учтивее, нежели когда либо, но под этой учтивостью уже чувствовалась холодность.
Во время Бородинской битвы Барклай-де-Толли (Михаил Богданович) находился во всех местах, где была опасность. На другой день он говорил А. П. Ермолову: - Я вчера искал смерти.
В 1812 г., во время пребывания Наполеона в Москве, был у нас двойной шпион, капитан-исправник из Дорогобужа (по фамилии Ружанский), потому что он доставлял также известия Наполеону о нашей армии. Сведения на запросы Наполеона составляли Беннигсен (Леонтий Леонтьевич) и А. П. Ермолов.
Это продолжалось до тех пор, пока Коновницын (Петр Петрович, храбрый, но недальновидный человек) имел неосторожность похвастаться, что в штабе русских знают (он был тогда дежурным генералом штаба), что делается в Москве. Тогда шпион отказался туда возвратиться, так как кроме него, были в нашей армии и другие, которые могли на него указать.
из рапорта М. И. Кутузова Александру I о показаниях шпиона Ружанского. № 5, местечко Радошковичи, 25 ноября 1812 года
По приметам, которые описывает Ружанский, взято некоторое подозрение лейб-гвардии Литовского полка на порутчика Сиона (здесь Карл Карлович Оде-де-Сион) о поступке Сиона я утвердительно сказать не могу, ибо, судя по решительному отрицательству его и слуги его, можно думать, что он и не принимал в преступлениях Ружанского участия […] обстоятельство сие повергаю на высочайшее благоусмотрение вашего императорского величества.
Коленкур, бывший посланником при нашем Дворе, вероятно, уверил Наполеона, что покорение России не представит больших затруднений. Это можно заключить из того, что при "отказе мира в Москве" и вообще при всякой неудаче в 1812 г., Наполеон всегда к нему обращался со словами: «Et bien m-r le gouverneur de St-Petersbourg?»
Во время осады Измаила (1790) Суворов (Александр Васильевич) приказывал казакам ловить орлов и пускать их под полупалатки, во время обеда. Орел взлетал и, ударяясь о невысокий верх палатки, разумеется, падал на стол. - Это, господа, значит, - говорил Суворов присутствующим, - что и Измаил падет.
В 1812 г. Платов (Матвей Иванович) очень сильно кутил; Барклай за это на него сердился, а Ермолов безуспешно старался его останавливать. Князь Багратион (Петр Иванович), который его знал более, нежели Алексей Петрович, взялся его унять. - Вы с ним не сможете сладить, - сказал он, - увидите, как я, намекнув ему, на возможность графского титула, усмирю его.
Так и случилось. После разговора с Багратионом, Платов перестал пить, но по приезде каждого курьера из Петербурга, он стал приходить к Алексею Петровичу Ермолову, тогда начальнику главного штаба, с вопросом: Что новенького? Выслушав все новости, он всякий раз спрашивал: - А еще ничего?
Так продолжалось довольно долго; но так как о графском титуле не было и помину, то он опять запил. Тогда Барклай-де-Толли (Михаил Богданович) отправил его из армии и назначил на его место барона Розена (Григорий Владимирович). Платов уехал в Москву и, найдя там знакомых, жил весело; но не раз случалось, что народ, видя его праздность, упрекал его за то, что он не в армии.
Когда Кутузов ехал в армию, то взял с собою Платова и сделал это тем охотнее, что мог поступить вопреки распоряжению Барклая. Кутузов возвратил и барона Толя (Карл Федорович), также удалённого Барклаем. Светлейший (здесь Кутузов) часто говорил, что когда он был начальником кадетских корпусов, то умел отличить способности Толя, когда тот был ребёнком. И теперь, когда был назначен главнокомандующим всеми армиями, Кутузов, для поддержания собственных слов, всячески возвышал Толя, человека впрочем, умного.
Платов не понимал карты, если она не была обращена к нему севером, т. е. если он не глядел на нее со стороны Петербурга. Это не мешало ему быть замечательным военным человеком и начальником казаков. Багратион был также человек малообразованный, но гениальная верность его взгляда и врождённые военные способности делали недостаток образования нечувствительным.
А. П. Ермолов говорил, что во всю свою жизнь он знал у нас только одного истинного главнокомандующего - Беннигсена (Леонтий Леонтьевич). Недостаток его состоял в том, что он не мог обойтись без хорошего дежурного генерала, ибо не умел заботиться ни о продовольствие, ни о прочих материальных нуждах армии. Но как военачальник (в узком смысле этого слова) он был человек истинно гениальный.
Много рассказывали о злодейских поступках Фигнера (Александр Самойлович) с пленными французами (1812). Поводом к этому было следующее: Фигнер со своим партизанским отрядом приступом взял церковь, занятую французами.
Когда после дела он в нее взошел, то увидел, что в алтаре жил французский офицер. Из образов была сделана кровать, на которой он спал со своей любовницей, крестьянской девушкой, им взятой. В алтаре лежало несколько тел крестьянских девочек лет 11-12-ти, изнасилованных французами до смерти. Фигнер и без того религиозно-экзальтированный, при виде этих злодейств, подошед к престолу и, положив на него руку, поклялся не щадить жизни ни одного неприятеля.
Когда Карамзин жил в Царском Селе, императрица Елизавета Алексеевна говаривала: - Мой муж, всякий день, в 7 часов поутру слушает лекции русской истории.
В 1809 г. в Молдавии командовал армией фельдмаршал князь Прозоровский (Александр Александрович), некогда храбрый кавалерийский офицер, человек ограниченный и воображавший много о своих военных способностях, которых он впрочем, не имел.
Критикуя, например, кампанию в Пруссии Беннингсена против Наполеона (здесь битва под Фридландом завершилась поражением русской армии и привела к скорому подписанию Тильзитского мира) он говорил: - Если бы я там командовал, мои передовые казачьи разъезды были бы на Рейне.
Из письма фельдмаршала князя Прозоровского к князю С. Ф. Голицыну (1808?)
"Теперь и последняя преграда (Австрия), разделявшая нас от всемирного завоевателя (здесь Наполеона), приближается к падению, вследствие чего уже Россия должна будет приносить жертвы, или бороться с самодержцем целой Европы. Начало несчастия (России), как и вы, заключаете, ознаменовано будет восстановлением королевства Польского.
Но кому cиe исправить, если уже не поздно; неужели графу Румянцеву?.. Коленкур им руководствует по собственному произволу. Прочих министров вы также знаете... Я пользуюсь возможными случаями и даже всеми мерами выискиваю случаи, дабы без всякой воздержанности обнаруживать двору нашему то, чего мы ожидать должны.
Хотя мнение на cie не отвечают, однако же, примечаю я, что начинают у двора открываться глаза и видеть, что союз с французами для нас вред; но не в состоянии они основать плана к полезной перемене. Следовательно, все в замешательстве, и они, не решаясь ни на что, употребляют только самые малые, может быть, даже неприличные интриги... Я, не смотря ни на что, пишу правду, почитая cиe обязанностью верного сына отечества...
Впрочем, какому бы правлению Россия не подверглась, мы собственность свою удержим, хотя бы и с некоторой переменой. Но Голштинский дом все потерять может".
Он любил в лагере давать обеды, от которых умел отделываться только Кутузов, за несколько дней до обеда сказывавшимся больным. За обедом князь Прозоровский рассказывал свои подвиги.
В 1812 г., вскоре по назначении Ермолова начальником главного штаба, государь (Александр Павлович) прислал к нему флигель-адъютанта с запросом о том, где назначена главная квартира. Алексей Петрович отвечал, что он сам в собственные руки Государя доставит запечатанный конверт. До тех пор всё это делалось небрежно; место для главной квартиры назначалось за 5 дней вперед и могло сделаться известным неприятелю.
В 1815 году император Александр за обедом у себя (?), где было много иностранцев, превозносил английскую кавалерию, бывшую в то время в Париже, что Алексею Петровичу показалось обидным.
- Английская кавалерия, - сказал он, - на кораблях в несколько часов переехала пролив, на берегу нашла заготовленный в обилии провиант; оттуда до Брюсселя сделала два небольших перехода (Ватерлоо близко от Брюсселя) и (только) потом пришла сюда (?).
В нашей же кавалерии, в дивизии генерала Винцингероде (Фердинанд Фёдорович), которая здесь на лицо, есть лошади и люди, и их немало, которые несколько лет тому назад провожали посла графа Головкина (Юрий Александрович) в Китай, были в прошлом году здесь, отсюда отправились в Гамбург, оттуда в Малороссию, где, простояв только три недели на квартирах, пришли обратно сюда (?).
Во время Лайбахского конгресса (1821), Каподистрия (Иван Антонович, бывший тогда министром иностранных дел) рассказывал Ермолову, что его долго интриговало, для чего австрийский император часто запирается с императором Александром, так как он замечал, что эти разговоры имели неблагоприятное влияние на Александра I.
Однажды, войдя сразу после выхода австрийского императора (Франц II) в комнату, где они говорили, Каподистрия увидел разбросанные пакеты, форма которых ему показалась подозрительной. Он узнал потом, что это были поддельные письма, нарочно замаранные и с поддельными штемпелями: Меттерних высылал их, чтобы ложными доносами пугать императора Александра, показывая ему силу тайных обществ, в особенности карбонариев.
Однажды в разговоре с А. П. Ермоловым император Александр рассказал ему всю историю тайных обществ, переходы их из одного в другое, тайную между собою связь и проч. Он говорил очень долго и подробно о масонах, иллюминатах и проч. и объяснял, как окончательно образовались карбонарии. Влияние страха на ум императора было очень заметно.
Так он говорил с уверенностью, что карбонарии сделали французскую революцию, послали Наполеона в Египет и потом оттуда его вызвали.
