Книга Яхиной «Дети мои» достойна лучшего к ней отношения, чем то, что демонстрируется сегодня с какой-то ненормальной озлобленностью в среде людей, в общем-то, далеких от литературной работы. Откуда все это берется? Кто авторы этих жалких пасквилей, в том числе и на Яндекс-Дзене, и комментариев к ним?
Пока писала эту статью, пересматривала передачу на телеканале «Культура» о Гузель Яхиной и ее романе. Читала и комментарии к ней. Цитирую:
«Телеканал финансируется из государственного бюджета и рекламирует книгу автора, который придумывает историю. Не просто придумывает, а нагло врет».
«Безграмотная сказочница! Не знающая истории и русского языка».
«Какое время, такие и писатели!».
Все эти доводы, простите, не от большого ума. Но таких комментаторов вокруг творчества Гузель Яхиной с каждым годом становится все больше. Кажется даже, что ведется вполне сознательная, кем-то организованная травля. Вот только кому это надо, непонятно.
И вот почему все-таки стоит почитать роман Яхиной «Дети мои».
Последние 30 лет рядовой читатель рос, как трава в поле. Изобилие биографий, мемуаров, воспоминаний не давало ему скучать, но литературного вкуса не привило. Сегодня нас интересует краткость, точность и достоверность текста. А любые лирические отступления, размышления автора, флешбэки, сложные метафоры, отсутствие динамики в сюжете – все эти длинноты и приемы заставляют зевать и откладывать книгу. «Бред какой-то!» – раздражается читатель и ставит роман на полку.
А, между тем, Гузель Яхина (этот ряд можно продолжить именами Л. Улицкой, А. Иванова, Е. Водолазкина и др.) – писатель, сделавший для нас одну важную вещь. Она вернула в роман вымысел в его чистом виде. То есть то, на чем строится любой литературный текст, созданный, в том числе на историческом материале. Якоб Бах – герой сказочный, но существует он в реальном контексте. По-немецки «бах» – это ручеек. Якоб Иванович Бах – тот маленький ручей, который впадает в большую реку Волгу. Он часть судьбы немецкой нации, истребленной Сталиным.
Но этот Бах – какой-то не такой, как все, более привычные нам Гришки Мелеховы и Василии Теркины. Эти ребята из произведений советских классиков были частью истории, они как бы варились в ней. А что же Бах? Немецкий учитель, который потерял дар речи после трагической гибели жены, в одиночку воспитывал дочь на острове и писал сказки для председателя Гримма.
Но это не все.
«Дети мои» - это роман-погружение. Причем, погружение буквальное – героя несут воды Волги, и метафорическое – это его внешнее обособление от людей, уход в себя, в писательство, в литературную сказку. Это его молчание тогда, когда другие предпочитали выкрикивать лозунги. Бах, если бы это образ был создан на заре советской литературы, стал бы последним героем-индивидуалистом в лучших традициях немецкой романтической прозы. Недаром автор часто ссылается на Новалиса и братьев Шлегелей.
Конечно, роман не был бы так интересен и сложен, кабы не другие ярко выписанные автором персонажи – супруга Баха, влюбившаяся сначала в его речь и голос, его дочь Анкель, выросшая на звуках природы на далекой от нового мира ферме. Его приемный сын Васька, обучивший Анкель не просто речи, а блатному жаргону, что было абсолютно невыносимо для культурного уха Баха. Именно с Васькой в тихую жизнь постаревшего немецкого учителя врывается мир Советской России. И этот Васька уводит Анкель в современную жизнь и в то же время до конца остается предан своему приемному отцу. Он хранит память о сосланном в Казахстан Бахе, а Анкель - нет. Она не простила отцу аскетической жизни на ферме вдали от людей. А образ председателя Гримма? Гримм – ложный сказочник. Он публикует в газете истории, который пишет Бах, под своим именем. Внешне – Крошка Цахес, в душе – герой-фанатик, добровольно ушедший в воды Волги на глазах озверевшей толпы. Такой вот герой-перевертыш.
Повторюсь, «Дети мои» – это не исторический роман. Нельзя искать в нем документальности и, тем более, упрекать автора в искажении каких-то фактов.
Фантастичность истории о Бахе иногда наводит читателя на мысль о параллелях с Толкиным и его сагой о магическом кольце. Но это тоже неверно в случае с романом Яхиной. Сама писательница по этому поводу в интервью для канала «Культура» говорит, что в повествовании нет ничего сверхъестественного, это не фэнтези.
А то, что творческий метод Гузель Яхиной иногда ошибочно относят к магическому реализму, связано, наверное, с его отчетливой сказочностью. Да и манера письма у Яхиной – неспешная, побуждающая к раздумьям, а еще – эпичность образов реки, Сталина, наблюдающего за Волгой с высоты аэроплана, - кажется, на первый взгляд, развивают традиции магического реализма.
Как бы там ни было, творчество Гузель Яхиной ценно уже тем, что возвращает нас к большой литературе, ко всем богатствам русского языка, к тем проблематикам, без которых немыслима наша литературная традиция, – к темам Родины, отцов и детей, места и роли в меняющемся мире маленького, не нужного Истории человека.
