После этих слов евнуха султан сразу понял, дела и верно обстоят плохо. Хюррем всегда любила хорошо покушать, а сладости и вовсе были у нее в приоритете. Если она отказалась от еды, значит, действительно, сильно занемогла.
Позабыв обо всем на свете, в том числе и об ожидающих его решения визирях, султан быстрым шагом поспешил на половину своей госпожи.
Служанки растерянно метались из угла в угол, а Хюррем, с которой даже не успели снять дорожную одежду, без сил лежала на огромном ложе. Сейчас она показалась ему невероятно маленькой и беспомощной. Даже не верилось, что эти ее нежные ручки, бессильно сложенные на груди, могли крепко держать целую империю. Да что там империя! Полмира, который он так старательно завоевывал своим мечом Османа, лежали под ее ножками, которые прежде так любили танцевать!
Сейчас их хозяйке было не до танца и веселья. Хюррем тяжело дышала. Султан наклонился и прикоснулся губами к ее горячему лбу. Так в далеком детстве всегда делала его кормилица Афифе-хатун, когда он болел, так всегда делала сама Хюррем, когда шехзаде или Михримах чувствовали недомогание. Потом, став взрослой, дети признавались — от этого прикосновения сразу становилось легче. Вот и он сейчас надеялся на чудо — вдруг его любимая, почувствовав его присутствие, сразу выздоровеет, вскочит, засмеется и все вокруг озарится светом ее улыбки.
Ей и верно на миг полегчало. Хюррем взмахнула ресницами и открыла глаза. Они у нее, как и в молодости, остались такого же зеленого цвета. Только теперь они не были похожи на зеленую листву, скорее это была трава, слега тронутая осенним солнцем.
Увидев своего повелителя, хасеки заволновалась и попыталась приподняться. Лежать при господине считалось верхом неприличия и не соответствовало правилам гарема. Но что ему сейчас до придворного этикета, когда в душе все оборвалось? Так страшно ему не было даже когда умирала валиде. Матушка перед этим долго болела и он давно приготовился к печальному исходу.
С Хюррем все случилось практически мгновенно. К тому же, он никогда не задумывался над тем, что жена может умереть. Для него она должна была жить вечно. Представить ее и смерть было просто невозможно. Грозному султану впервые за много лет захотелось горько заплакать от собственного бессилия. Он понимал — даже если отдаст приказ Хюррем немедленно выздороветь, она его не исполнит. У любимой просто нет сил бороться. Болезнь сильнее ее...
Видимо, недуг давно мучил дорогую хасеки, просто она тщательно все скрывала, вдруг мелькнула в голове неожиданная догадка. Не случайно же, она стала реже вести приемы, появляться на заседаниях Дивана, даже вакфом перестала заниматься... Судя по всему, силы начали ее покидать около года назад, но она просто не хотела показывать слабости. Ибо знала — стоит только чуть-чуть расслабиться, как вороги налетят, словно вороны, рассядутся по углам и с нетерпением станут ждать ее кончины. А так все держалось в тайне, в том числе и от него самого, до последнего.
Султан невольно вспомнил ее странную худобу и подозрительную прозрачность белой кожи, сильные головокружения, которые мучили Хюррем последние дни, частую тошноту. Как же он был слеп, что не обращал на это внимания! Впрочем, чтобы он мог сделать? Если только быть подле любимой постоянно и не оставлять ее даже секунду, желая продлить это счастье быть с ней. А он был постоянно занят...
Но как подобное могло случиться с его Хюррем? Грозный падишах упал перед ней на колени и, не стесняясь присутствия рабынь, горько заплакал...
Публикация по теме: Меч Османа. Книга третья, часть 50
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке