На днях у меня зашел разговор о разочаровании взрослым прочтением сказок Андерсена – покупкой толстеньких сборничков, где безнадежно терялись знакомые с детства Свинопасы, Голые Короли и Стойкие Оловянные Солдатики с Дюймовочками. Это было не то. Был текст – не было волшебства, сказки, приключения, печали и тихой радости. Вспомнили и иллюстрации. Я даже отрыла в книжном шкафу книгу из детства – зеленый коленкоровый сборник, на обложке которого парили золотые эльфы. И вот тут я поняла, что, собственно говоря, Андерсена я в детстве не читала. Андерсен у меня шел фоном к иллюстрациям Владимира Конашевича. И именно у Конашевича-то и было всё это волшебство и поэзия. И да простят меня поклонники Трауготов – лучшего иллюстратора к Андерсену я не вижу.
(В галерее вы можете посмотреть подборку иллюстраций к сказкам Андерсена)
Владимир Конашевич вообще художник и человек масштабный. Вышел из мирискусников. Ученик К. Коровина. Оформлял Юсуповский дворец – ещё до революции. Реставратор, хранитель, архивист Павловского дворца – после революции.
Всю блокаду работал в Ленинграде, оформлял Военно-медицинский музей, рисовал, провел персональную выставку – и говорил потом о своих блокадных работах: «Трудно представить себе, что они сделаны рукой дистрофика». На сайте русского музея можно найти некоторые работы Конашевича. Посмотрите. Это рисунки той самой страшной зимы 1942 года. Но это - про жизнь, а не про смерть. Про силу духа и силу искусства - не умирающего, не сдающегося.
Преподавал в Репинском институте. Писал теоретические работы. Написал воспоминания «О себе и о своем деле». Я процитирую кусочек из этих воспоминаний – как раз об иллюстрациях к Андерсену:
«Мои рисунки к сказкам Андерсена сразу были признаны и нравились одинаково и детям, и взрослым. Успех их вот в чем.
Иллюстраторы Андерсена почему-то замечали в нем только изысканность стиля и сентиментальность. Конечно, Андерсен умел растрогать читателя до слез и сам с ним пролить слезу. Но в этом его сентименте вовсе не было той расслабленности, которой отмечены, например, иллюстрации к его сказкам Дюляка. Почему-то казалось тогда (конец прошлого века), что слащавый и мутный колорит этих рисунков соответствует духу андерсеновских сказок. Андерсен вышел из народа. И как он ни льнул потом к аристократии, от нее он ничего не набрался, и здоровый народный дух всегда был основой его творчества. Подлинным глубоким реалистом он оставался, даже рассказывая самые фантастические истории. Этого его крепкого реализма никакими отвлеченными выкрутасами не выразишь. Я этого никогда не забывал, делая свои рисунки к андерсеновским сказкам, только и всего. В этом весь секрет удачи.
Я сейчас говорил о народном духе в общем смысле этого понятия, а не о каком-нибудь народном, национальном стиле. В рисунках к сказкам Андерсена я не стремился выразить в какой-нибудь мере датский народный колорит. Тем более, что и материала для этого у меня не было никакого; да и надобности в том особой нет: сказки Андерсена давно стали общечеловеческим достоянием.
С национальным духом я столкнулся позже, когда мне пришлось иллюстрировать английские, французские и польские песенки. И странное дело: чем меньше я был знаком с материалом, чем дальше был мне тот или иной «народный дух», тем бесспорней оказывались мои иллюстрации».
А вообще "О себе и о своем деле" - это, по сути, манифест Художника. В отличие от многих отличных художников СССР, которые видели в детской иллюстрации что-то второстепенное, что позволяет заниматься "настоящим делом" - живописью, Конашевич литературную иллюстрацию считает важной, требующей высокой культуры от художника, неустанного труда и поиска. Конашевич, востребованный, постоянно работающий с "Детгизом" (переименованным в 1963 году в "Детскую литературу"), иллюстрирующий Чуковского и Маршака, сказки и вполне взрослую классическую литературу к себе крайне требователен:
Длинный ряд исканий и сомнений, длинный, но (к счастью!) не непрерывный ряд неудач и не так уж много того, что можно посчитать удачей, — вот как представляется мне мой путь в детской книге теперь, когда я оборачиваюсь назад. Есть книжки, которых я стыжусь, есть книжки, которые я ненавижу. Есть даже целый период, которого я бы очень хотел, чтоб не было! Это последние пять лет тридцатых годов.
Правда, дело там, в конце тридцатых, было не в недовольстве собой - художника шельмовали в газетах за "левачество", формализм, эстетство и - потрясающе! - нелюбовь к детям. Конашевич отказывается от своего стиля - почему? Поверил критике? Пытался выжить и заработать? Трудно сказать. Но - в его словах о тридцатых столько боли честного художника...
А вообще интересно, что свою детскую иллюстрацию он называет рационалистической, тщательно композиционно выверенной, а пейзажи, зарисовки - работа на натуре для него территория чувств, эмоций, подчиненности натуре.
Художник книги без постоянной работы с натуры существовать не может. В противном случае его искусство выродится во всякие отвлеченности, росчерки и вензеля. Работа с натуры открывает художнику те ворота, через которые мир, окружающий его, входит в его сознание. Оттуда же приходит и знание людей, животных и вещей. А как важно такое знание художнику-иллюстратору! И в особенности рисовальщику картинок для детей. Не только потому, что его рисунки, помимо всего прочего, могут иметь и познавательное значение, но хотя бы просто потому, что художник должен быть всегда правдив и не смеет обманывать ребенка.
Я очень любила иллюстрации Владимира Конашевича в детстве. В них действительно была правда сказки - как ни странно это звучит. Теперь я знаю - в иллюстрациях Конашевича есть правда жизни.
Спасибо, что разделили со мной радость искусства. Подписывайтесь на канал Умной Эльзы - здесь будет ещё много интересного.
О детской иллюстрации вы можете прочитать у меня в статьях
"Маша-растеряша художницы Вышенской"
Доктор Айболит, злые разбойники и художник Федор Лемкуль
Злые великаны художника Федора Лемкуля
#детская иллюстрация #владимир конашевич #детская литература #искусство ссср
