Из "Записок" Аркадия Васильевича Эвальда
Не следует думать, что император Николай Павлович относился внимательно к лицам только близким к себе, или, как принято их называть, высокопоставленным. Нет, он не пренебрегал и самыми ничтожными людьми, не только заботясь о них, но и стараясь сделать им что-нибудь приятное.
Мой отец был неважная птица в администрации: сначала он был преподавателем географии, а потом старшим надзирателем в гатчинском сиротском институте, то есть заведовал воспитанием отделения трех высших классов.
От прежних занятий географией у отца остались рельефные глобус и карта Швейцарии, великолепно исполненные им собственноручно. В особенности хороша была Швейцария, на которой все горы изображены были по-масштабу, с точным обозначением снеговых вершин, ледников и озер. Города, для большей наглядности, изображались головками мелких золоченых гвоздиков.
Когда великие князья Николай и Михаил Николаевичи начали учиться географии, отец мой просил позволения поднести им эти глобус и рельеф Швейцарии. Государь принял поднесение и приказал выдать отцу из кабинета перстень или триста рублей деньгами, по желанию. Но дело было не в перстне, а в том, что с тех пор государь не забывал отца и всегда относился к нему доброжелательно.
Однажды, заехав в институт, государь спросил моего отца, есть ли у него дети и где они. Отец рассказал ему о своем семейном положении, причем упомянул, что я в это время воспитывался в главном инженерном училище, а вторая моя сестра, Клеопатра, в Смольном монастыре.
В инженерном училище существовал обычай: не давать вновь поступившим погоны до тех пор, пока они не выучатся фронтовой службе настолько, чтобы уметь правильно (по-военному) стоять, ходить, поворачиваться и проч. На эту выучку уходило около месяца или двух. Желание поскорее получить погоны, разумеется, заставляло нас, из кожи лезть, чтобы сделаться хорошим фронтовиком.
Когда я поступил в училище, то император Николай Павлович посетил его раньше обыкновенного и застал всех нас, новичков, еще без погон. Мы были тогда в столовой. Поздоровавшись с детьми, государь начал обходить столы и у каждого новичка спрашивал фамилию и откуда он родом. Дошла очередь и до меня.
- Фамилия твоя? - спросил государь. - Эвальд, ваше величество. - Из Гатчины? - Точно так, ваше величество. - Это твой отец там служит? - Точно так, ваше величество.
Государь кивнул головой и прошел далее. В случае этом не было ничего особенно замечательного: император Николай Павлович славился своею памятью на лица и имена, и потому неудивительно, что он вспомнил моего отца и делал мне эти вопросы. Но директором училища был генерал Ломновский (Петр Карлович), человек мелочный, во всяком простом действии всегда искавший что-нибудь особенное.
Тотчас после отъезда государя он прислал за мной и, заперев дверь своего кабинета, начал делать мне настоящий допрос о нашей семье вообще и о моем отце в особенности. Какие такие тайны он хотел выведать от меня, я до сего времени понять не могу.
На следующий год случился эпизод, еще более поразительный для Ломновского. Когда государь, по обычаю, осенью заехал к нам и, осмотрев училище, проходил к выходу, а мы провожали его толпой, он вдруг остановился и спросил: - А где Эвальд?
Я выступил вперед и назвался.
- Я видел на днях твоего отца, - сказал государь: - он велел тебе кланяться. У тебя есть сестра в Смольном? - Есть, ваше величество. - Как ее зовут? - Клеопатрой, ваше величество.
Государь кивнул головой и пошел далее. В воскресенье я поехал в Смольный навестить сестру, и та мне с удивлением рассказывала, что государь был у них и передал ей поклоны, как от отца, так и от меня.
- Разве ты просил государя кланяться мне? - спросила она наивно. - Нет.
Я рассказал ей, как было дело. - А он, - сообщила мне сестра, - ходил по институту, и мы, конечно, бежали за ним, как вдруг он спросил: - А которая из вас Клеопатра Эвальд? Меня пропустили вперед. Государь взял меня за подбородок и говорит: - Вчера я был в инженерном училище и видел твоего брата. Он посылает тебе поклон.
Через несколько дней и я, и сестра получили из дома письма, в которых отец сообщал нам, что государь посетил гатчинский институт и сказал ему, что видел обоих его детей, и передал ему от нас поклоны.
Инвалиды из Нерчинска
Император Николай Павлович, проживая летом в Петергофе, а осенью в Гатчине, часто прогуливался в садах и парках, совершенно один, в сюртуке, иногда даже без эполет, с хлыстом или тросточкой в руке. При этих прогулках ему случалось иногда встречаться с лицами, которые относились к нему с какими-нибудь вопросами, не подозревая, что говорят с императором. Государь не только не избегал подобных встреч, но даже любил, по-видимому, быть иногда неузнаваемым и всегда в таких случаях был крайне вежлив и внимателен с обращавшимися к нему.
Однажды, гуляя в Петергофском дворцовом саду, он встретил двух отставных солдат, небритых, оборванных и по всем признакам совершивших далекий путь.
- Батюшка! - остановили они государя. - Ты верно здешний. Научи нас, где бы нам повидать царя.
- Зачем вы желаете его видеть? - спросил государь.
- Да как же, родимый ты наш. Мы вот прослужили ему слишком сорок лет, в Нерчинской гарнизонной команде, а понятиев не имеем, какой такой этот белый царь. Теперь, пойди, помирать скоро будем, так прежде, чем лечь в сырую землю, пошли мы это в Питер, поглядеть на белого царя. Сотвори божескую милость, покажи нам его. В Питере-то сказывали, что он здесь теперь.
- Да, он здесь. Ступайте за мной. Я проведу вас к человеку, который устроит вам это дело. Государь довел стариков до дворца и передал их дежурному офицеру, приказав ему, что надо сделать.
На другой день было первое августа, когда, по издавна заведенному обычаю, на дворцовой площадке производилась церемония освящения знамен. Я в то время был в роте главного инженерного училища и должен был находиться в строю, на параде. Поэтому следующее видел сам.
Перед самым выходом государя с семейством и свитой из дворца, какой-то офицер торопливо протолкался чрез наши ряды, ведя за собою двух стариков, оборванных, грязных, небритых, и поставил их посреди площадки, перед фронтом всех кадетских корпусов и военных училищ. Понятно, что такое странное зрелище возбудило общее любопытство, и по рядам прошел глухой говор. Что это за люди? Зачем привели их? Что с ними будут делать? Откуда их выкопали?
Подобные вопросы сыпались со всех сторон, но ответа никто не мог дать. Но вот раздалась команда: Смирно! Значит, государь сейчас выйдет. Другая команда: Равняйсь! Офицеры забегали по рядам, наблюдая за равнением. Опять: Смирно! Потом: На плечо! И: На краул!
Государь показался из подъезда; за ним императрица, великие князья и княгини, и большая свита, блестевшая на солнце шитыми мундирами и орденами. Чрезвычайно странно было видеть среди этой блестящей обстановки, двух несчастных, грязных и оборванных солдат, стоявших неподвижно, с шапками в руках.
Завидев их, государь остановился, взял императрицу за руку и, подозвав инвалидов к себе, что-то говорил то им, то императрице. Вероятно, он объяснял ей, кто они такие и как попали сюда, а им открылся, что они вчера у него же спрашивали о белом царе. Мы видели только, что солдатики упали на колени, поклонились до земли, а потом государь и императрица осчастливили их, дав поцеловать свои руки. Затем офицер, приведший этих солдата, повел их куда-то во дворец, а государь начал обычным порядком производить смотр.
После я узнал, что государь предлагал этим солдатам поместить их в Петербурге, но они отказались, испросив позволения вернуться на родину, где хотели сложить свои кости. Государь велел одеть их и дать им на дорогу денег, чтобы они могли доехать спокойно, а не идти пешком.
#librapress
