Купечество в русской литературе. На примере романов «Анна Каренина», «Тихий Дон», пьесы «Вишневый сад».
Вопрос о купцах рассматривается и в «Анне Карениной», и в Чеховском «Вишневом саде», «Тихом Доне». Удивительно, но нигде нет лестных слов в их адрес.
Действие Анны Карениной 1870-е года. Роман выходил главами на протяжении второй половины 1870-х годов. Первая часть вышла 1875 году. Завершен роман был 1877 году, а вышел целиком в 1878 году.
«Вишневый сад» написан в 1903 году, впервые поставлен 17 января 1904 году.
Начало действия Тихого Дона 1912 год. В книге есть намек на точную дату словами «…разрешить удалось через 2 года в Восточной Пруссии» и полно упоминаний о жизни в южных губерниях, о работе на земле. Роман выходил по частям.Тома с первого по третий написаны с 1925 по 1932 год, опубликованы в журнале «Октябрь» в 1928—1932 гг. Четвертый том закончен в 1940 году, опубликован в журнале «Новый мир» в 1937—1940 году.
Все произведения вертятся вокруг земельного вопроса. Поэтому мы можем кое-чего сопоставить и посмотреть. А именно: как менялась жизнь людей в период от 70-х гг. 19 в. до 20-х гг. 20 в., отразившаяся в русской литературе. В данной статье я сосредоточусь только на купцах.
Но перед детальным рассмотрением купцов на примере этих произведений, стоит отметить, что основное действие двух романов и одной пьесы разворачивается в пореформенной России, России после 1861 года. То есть после отмены крепостного права, где так же был проведен ряд либеральных реформ (судебная, военная и др.), но оставался не решенным вопрос о земле. Земля по-прежнему принадлежала помещикам, крестьяне в основном земли не имели, работали в найм, землю нужно было выкупать.
"Анна Каренина": продажа леса. Рябинин
Это совсем маленькая сценка буквально на один лист книги, но купца и его действия мы увидим вполне рельефно.
В «Анне Карениной» мы не узнаем, каким образом купец Рябинин состоялся, как купец.
Однако здесь явственно виден момент дворянского пренебрежения:
«…Константин Дмитрич, мое почтение, - обратился он к Левину, стараясь поймать его руку. Но Левин, нахмурившись, делал вид, что не замечает его руки, и вынимал вальдшнепов».
Одна из характеристик Рябинина Левиным на остроту Степана Аркадьича (острота: «…Сочесть пески, лучи планет хотя и мог бы ум высокий…», дескать не все можно посчитать):
«Ну а, ум высокий Рябинина может. И ни один купец не купит, не считая, если ему не отдают даром, как ты…».
А авторский голос после появления купца, словно специально останавливается на вот таких местах:
- «…Это какая птица, значит, будет? – прибавил Рябинин, презрительно глядя на вальдшнепов, – вкус, значит, имеет. – И он неодобрительно покачал головой, как бы сильно сомневаясь в том, чтоб овчинка стоила выделки…».
- «…оглядел шкафы и полки с книгами… и презрительно улыбнулся и неодобрительно покачал головой, никак уже не допуская, чтоб эта овчинка стоила выделки…».
У Рябинина есть черта Лопахина (вернее наоборот, Рябинин пришел в литературу раньше): он азартен в торгах, тщеславен.
«ведь покупаю, верьте чести, так, значит, для славы одной, что вот Рябинин, а не кто другой у Облонского рощу купил».
Во время торговли у него проявляется «ястребиное, хищное и жесткое» (слова Толстого) выражение лица, улыбка пропадает:
«Пожалуйте, лес мой, – проговорил он, быстро перекрестившись и протягивая руку. – Возьми деньги, лес мой. Вот как Рябинин торгует, а не гроши считать, – заговорил он, хмурясь и размахивая бумажником". Ну как не вспомнить Лопахинское: «За все могу заплатить!». Эх… (опять я забегаю вперед, Лопахин - он из "Вишневого сада", он позже появился в литературе. И это, конечно, у Лопахина что-то Рябиниское)
Левин в этой сцене злится, а Облонский решительно ничего не понимает, Облонский просто лес продает, живет одним днем: продал – и хорошо. Потом Левин пояснит свою злость: «Теперь вокруг нас мужики около нас скупают земли, – мне не обидно. Барин ничего не делает, а мужик работает и вытесняет праздного человека. Так должно быть. И я очень рад мужику. Но мне обидно смотреть на это обеднение по какой-то, не знаю как назвать, невинности. Тут арендатор-поляк купил за полцены у барыни, которая живет в Ницце, чудесное имение. Тут отдают купцу в аренду за рубль десятину земли, которая стоит десять рублей. Тут ты без всякой причины подарил этому плуту тридцать тысяч».
Неплохой такой анализ происходящего, который заканчивается отповедью:
«У детей Рябинина будут средства к жизни образованию, а у твоих, пожалуй, не будет!». Но, конечно, этот разговор ничего не изменит. Ни в частном случае, ни, в общем, по стране. Дворяне продолжат беднеть, а купцы богатеть. И вот здесь-то можно и перейти к «Вишневому саду», который сразу ставит вопрос о продаже. Видно, за 26 лет (от выхода целиком романа «Анна Каренина» до постановки "Вишневого сада") вопрос о собственности на землю обострился до того, что вокруг него уже строится все действие, этот вопрос не эпизод, как в «Анне Карениной. А могло ли быть иначе? Через год после постановки «Вишневого сада» начнется первая русская революция (нет, конечно, не из-за постановки, причины для революции имелись основательные: земельный вопрос, гражданские права, проигранная война и др.). Так что вопрос был актуальным. Впрочем, крестьянский вопрос в "Анне Карениной" рассмотрен лишь вскользь: со стороны дворян, того как лучше после реформ вести хозяйство. Для рассмотрения вопроса о крестьянских землевладениях ракурс не тот (все-таки произведение о дворянах). О крестьянах, помещиках и купцах кое-что добавит «Тихий Дон», он же расскажет о казацких землевладениях (кстати, наличие земли у казаков приведет большинство их в ходе Гражданской войны к белым: страх за свою собственность). Но нас сегодня интересуют купцы. Про крестьян как-нибудь в другой раз. Про казаков я немного писал здесь.
"Вишневый сад": продажа сада. Лопахин
Собственно, сразу к главному. Лопахин – это купец, вышедший из крестьян. Сад продают за долги. Ну, а Лопахин его купит, конечно, на то он и купец.
Мне почему-то запомнились такие вот отрывки:
- Лопахин после покупки сада: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню. Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется...».
- Аня, утешая мать: «Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа...». Душа! А за ней ни шиша. Чистоган победил. Впрочем, не жалко. Это с позиции момента разрушения дворянских имений смотрелось с замиранием сердца. А теперь… смотришь на этих образованных людей: читают, вздыхают, обсуждают.Что угодно делают, кроме дела. Эдакие попрыгуньи стрекозы перед муравьем. Честно говоря, совсем не понятно, почему я должен их жалеть. Наоборот, проникаешься логикой Лопахина: сдать внаем, а с аренды заплатить долги, а после жить на доходы с найма.
В общем, не драма, а анекдот какой-то. Басня какая-то: «…ты все пела – это дело, так поди-ка…». Во втором действии Лопахина даже не слушают. Отношение к купцу снисходительное. Хам, мужик и т.д.
Аня: «Мы будем читать в осенние вечера, прочтем много книг, и перед нами откроется новый, чудесный мир...». Идеально! Восхитительный бизнес-план, план-на-жизнь. И я должен сострадать этим людям? Во всей пьесе сопереживаешь только купцу. Но это до поры до времени, конечно.
Но вот, что мне нравится в этой пьесе: никто не способен установить диалог с другим человеком, все заняты только собой. Даже делюга Лопахин, умеющий ухватить время-ситуацию, не способен устроить личную жизнь. И это при том, что ситуацию делают за него: подстраивают разговор с Варей. Здесь он похож на дворян, не способных решить денежный вопрос.
Аня и Трофимов мечтают ни о чем, больше о будущем. Старые дворяне – о прошлом: ах, дом! Ах, сад! – будто их выкинули из поезда, и они стоят-смотрят вслед. А вот Лопахин несется на всех парах. Лопахин здесь и сейчас присутствует, мечты его осязаемы, как стук топора в саду. Даром что уезжает. Однако едет по делам, а не деньги проматывать. Как-то так, мужик, хам, человек не способный понять, что прочитал, а вот пожалуйте хозяин жизни!
Но при этом мы можем наблюдать тактичность Лопахина, не злобливость его по отношению к помещикам, которые не считаются с ним. Что ж оно и понятно: для них он человек второго сорта. Впрочем, Лопахин сам это признает, вообще он будто бы всю пьесу тяготится своим положением хозяина жизни. И это при том, что Раневская постоянно берет у него деньги взаймы. Но опять же, до поры до времени тяготится, до торжества победителя на торгах, и вот уже слышишь победное: «За все могу заплатить!». И в этих словах все, что копилось годами, сам символ его второсортности, его никудышного происхождения в его руках, и он вправе распоряжаться этим символом, как ему, Лопахину, вздумается. Наверное, поэтому стук топора в саду раздается еще до отъезда хозяев. Чувство такта изменяет Лопахину. Впрочем, стоит Раневской попросить, и стук не раздается до самого отъезда бывших владельцев.
Замечу, Чехов словами Пети акцентирует внимание на руки Лопахина, на его тонкие пальцы – символ его ранимой души. И вот она эта душа вступает в противоречие с жизнью (здесь я подразумеваю реалии того времени). Надо постоянно быть включенным в дело ради того, чтобы удержаться на плаву, вернуть себе ощущение того, что ты не раб, не крепостной, а уже свободный. Необходимо действовать, задевая интересы тех, кто тебе дорог.
Лопахин размахивает руками, когда не занят, Лопахин постоянно считает выгоду от того или другого мероприятия, он не способен понять то, что прочитал – и это, пожалуй, отталкивает от него. Его не способность объясниться с Варей окончательно ставит нового хозяина жизни в смешное положение.
Что ж, как можно заметить по двум произведениям, лес ли, сад ли, имение – иными словами земля и все на ней потихоньку переходит от дворян к купцам. Одни богатеют, другие – беднеют. Но при этом дворянин по-прежнему чувствует себя выше купца и всячески старается ему это показать, а ведь прошел не малый срок – 26 лет (промежуток между выходом двух произведений).
«Тихий Дон»: Мохов.
Купца Мохова в романе «Тихий Дон» никто не жалует (ну, в глаза, конечно, этого никто не говорит, слишком большое влияние у данного персонажа). Даже Шолохов (авторский голос, голос рассказчика) определяет Мохова, как бурьян, который не вырвешь. Прямо так и написано: «Пообсеменились и вросли в станицу, как бурьян-копытник: рви – не вырвешь…».А дальше про Мохова – вообще восторг души и свободного предпринимательства: «В смуглый кулачок, покрытый редким, глянцевито-черным волосом, крепко зажал он хутор Татарский и окрестные хутора. Что ни двор – то вексель у Сергея Платоновича…». Хм-м-м, кулаки – это прекрасные люди (часто слышу от разных людей), занятное заявление, занятное… Особенно, когда читаешь про сцену травли казака собаками. Пугает не то, что купец спускает собак на человека, пугает, то, что после этого нет судебных разбирательств. Судите сами. Дед Григория Мелихова рубит насмерть человека при хуторских – 12 лет каторги получает. На мельнице происходит драка – приезжает следователь. Купец Мохов травит собаками казака (не «мужика», не «иногороднего»!), казаки отбивают своего братца. И все! Потравили – забыли. Ни следователей, ни разбирательств.
А вот еще одно интересное местечко, связанное с купцом, а так же отношениями казаков и «иногородних». Я сейчас про побоище на паровой мельнице, принадлежащей Мохову. Шолохов описывает сцену драки во второй части первого тома. Подглавы V-VI. Можно ознакомиться. Там всего хватает и увечий и обзывательств всяких. Но мне интересно следующее:
«Штокмана вызвали на допрос первого. Следователь, молодой, из казачьих дворян чиновник… Штокман вышел не террасу Моховского дома (у Сергея Платоновича всегда останавливалось начальство, минуя въезжую)», – такой вот эпизод, который намекает: власть и купец действуют заодно. А с другой стороны – власть принадлежит представителям казачества, а, значит, представители «иногородних» вообще бесправны? (чертовски много вопросов) Удивительно напоминает известную станицу из наших дней (Кущевская, кажется), где власть и бизнес были вместе. А я все думаю, зачем мы ищем потерянную Россию? А это мы за традиции предков держимся, чтоб боголепно было.
После этого не удивляешься читать про тревожные воспоминания Мохова: оказывается, в него стреляли. Скорее всего, кто-то из местных.
И вот здесь стоит вспомнить, что сам Мохов не местный, иногородний. Происхождение его купеческое, его род еще при Петре I торговал на Дону. Однако Мохову пришлось начинать дело предков заново, т.к. дед разорился за игрой в карты, а отец был парализован. Про его путь к успеху написано следующее: «Начал скупать по хуторам щетину и пух. Лет пять бедствовал, жулил и прижимал казаков окрестных хуторов на каждой копейке…». Вот так одно к другому и мы видим его Сергеем Платоновичем (а раньше звали Сережка-шибарь), который и магазин мануфактурный держит, и ссыпку хлеба, и паровую мельницу. Соответственно сам он это хозяйство уже обслуживать не может, поэтому читаем следующее: «На мельнице девять человек рабочих; в магазине семеро да дворовой челяди четверо – вот их двадцать ртов, что жуют по купеческой милости».
Вот так и никак иначе люди существуют по милости купца. Захочет примет на работу, захочет выгонит и даже разбираться не станет в чем причина недовольства работников. Не нравится – пошел вон.
Не будь Мохов купцом быть бы ему на положении хохлов (в тексте романа переехавших украинцев так и называют, казаки так называют; отдельное место — яркий антисемитизм казаков, но об этом надо писать отдельно) и иногородних, тех, кто казаками не является, но живет на Дону. То есть так бы и остался Сережкой-шибарем, отношение было бы, наверно, как к Валету (толи имя, толи прозвище, тогда как других персонажей называют либо по имени, либо по имени-отчеству, либо по фамилии), может чуть лучше, так как работает он на себя и живет его семья на Дону достаточно долго (что примерно чувствовали люди, которые переехали в казацкие области можно почитать здесь). В общем, уважаемый человек стал: "На поклон Сергея Платоновича старики почтительно снимали шапки, расступались, давая место в кругу." (вот заметьте, по имени-отчеству сами стариков, т.е. тех, кто на казацких сходках пользуется почетом и уважением). Вот что капитал животворящий делает.
Но не капиталом единым: Мохов любит читать книги, выписывает журнал, до всего доходит своим умом. При этом он скуп: "Так. Скупой страшно. Из-под себя ест, — просто пояснил Давыдка...", но при его деятельности (особенно, если вспомнить разорение, через которое он прошел) вполне логично вытекающая черта характера.
Читая о нем, вспоминаешь купца из мировой литературы, "Венецианского купца". Тот тоже "иногородний", еврей все-таки. Евреи в те времена, которые Шекспир описывает нужны были, т.к. деньги для христиан давать в рост - грех. А еврею это делать можно, еврей и так не пойми кто, он ростовщичеством не замарается, т.к. уже замаран тем, что еврей (это я логику персонажей поясняю, если что) . Вот только купец в пьесе Шекспира свою дочь любит, а Мохов настолько в делах, что дети его растут сами по себе: "...отец уделял им внимания не больше, чем конюху Никите или кухарке. Дела и поездки съедали весь досуг: то в Москву, то в Нижний, то в Урюпинскую, то по станичным ярмаркам. Без догляда росли дети." (Здесь вспомним Лопахина, он тоже постоянно занят). Впрочем, различия не только в отношениях к семье, Мохов стирает свою "иногородность", впрочем, только для рядового казачества, вернее, тех, казаков, которые не были дворянами.
Во время войны купец приезжает к помещику. Их разговор – опасения по поводу свершившейся Февральской революции (кстати, для дворян Февраль – переворот), показатель общих интересов и заинтересованность друг в друге. Хотя есть вот такой момент:
«Через минуту следом за ней вышел старый Листницкий. Он, в меру приветливо улыбаясь, снисходительно пробасил:
– А! Степенство! Какими судьбами? Прошу… – посторонился, движением руки приглашая гостя в зал.
Степан Платонович раскланялся с давно усвоенной им в отношении больших людей почтительностью; шагнул в зал». (Том 2, Ч.4-VII).
Да уж: дружба дружбой, а свое место знай! Как это похоже на сцену продажи леса в романе «Анны Каренина». Единственно, что купец отказывается покупать у помещика лошадь, не до торгов. Видно будущее рисуется совсем мрачным. Вспоминает, как в него стреляли? Остается только гадать, прямых объяснений нет.
Вместо заключения
Что добавить? Произведения помещика (Лев Толстой), выходца из купеческой семьи (Чехов) и выходца из семьи наемного работника и крестьянки-переселенки, решившего осветить период 1912 – 1922 годов со стороны казаков (Шолохов) наполнены скепсиса в отношении купечества. Мохов, Лопахин, Рябинин – купцы одним словом – люди на ступеньку ниже, чем помещики, чем даже разорившиеся дворяне. Описываются они, как люди, действующие строго по расчету, пытающиеся зацепиться за каждую копейку. И даже порядочный Лопахин, симпатизирующий дворянам, не проникается участием к их чувствам: дело превыше всего; его празднование покупки сада явно бьет по чувствам дворян, но он не может не праздновать, дело сделано, символ несвободы его предков перешел к нему. О! это желание быть на равных пусть и высказанное с иронией: «Что ж такое? Музыка, играй отчетливо! Пускай всё, как я желаю! (С иронией.) Идет новый помещик, владелец вишневого сада! (…) За все могу заплатить!».
Вопрос того, кто кому ровня, красной нитью идет во взаимоотношениях дворян-купцов, чем не "Венецианский купец": деньги у тебя одолжим, дела, выгодные для нас с тобой вести будем, но место свое знай и лишний раз не суйся. Конечно, Российская империя 70-х годов 19 века - начала 20-х годов 20 века не время "Венецианского купца", вопрос не ставится так, чтоб вырезать кусок мяса из живого человека в уплату его долгов. Но все же положение двойственное: купец по сути уже помещик (о чем и говорит Лопахин), но дворянин смотрит на него, как на выскочку (наверное, поэтому Лопахин и произносит свою реплику с иронией). И даже расположение власти и казаков можно купить, но когда дело дойдет до личного общения тебе еще раз укажут кто ты такой (вспомним Мохова).
Реформы 60-х – 70-х гг. 19 века, первая русская революция 1905 – 1907 гг. мало, что изменили в смысле взаимоотношений дворян и купцов. Единственное – денежные потоки уже были не в руках дворян. Земля и все, что на ней переходило в руки купцов, казаки и крестьяне оказывались в долговой кабале по средствам векселей. А ведь февральская революция 1917 года дала им возможности для прихода к власти, но времени прошло, как видно, мало, чтобы стать на равных с дворянином. Да и сам масштаб потрясений заставлял задумать об устойчивости сложившегося положения. Ну, а октябрьская революция 1917 года отбросила тех и других от власти, заставила их искать друг друга, чтобы обуздать «взбунтовавшегося хама», которым и дворяне и купцы считали мужика – крестьян и рабочих.
