106
Амулет на моей груди уже несколько дней то оживал - был тёплым и баюкающим, то замолкал - становился холодным и тяжёлым. Демид просил меня всегда носить с собой его дар и я привыкала к нраву этой вещицы.
Особенно жарким амулет был, когда Ладо учил меня княжескому наречию. Не много времени выпадало нам проводить вместе, но благодаря общим усилиям, я знала уже много слов и складывала простые фразы.
Начиная говорить на непривычном мне языке я чувствовала изменения в своём голосе. Речь текла ладно и возвышенно. Будто не простая девица её молвила, а княжна. В такие моменты Демид улыбался и говорил, что я так молвила его матушка. Мне было очень приятно сравнение с княжной по крoвu.
Днём я занималась своими делами, а вот ночами мне всё чаще не спалось, а утром не вставалось. Ладо не будил меня, тихо выходя из комнаты. А мне было неудобно спускаться к домашним, когда все они уже расходились по своим работам. Но никто не упрекал меня. Мне была непривычна и приятна такая забота.
Одним утром мне так не здоровилось, что я не могла чувствовать запах еды, доносившийся снизу. Демид принёс мне воды и с нежностью гладил мою голову, пока я пила.
- Матушка тоже не ела, когда она была тяжела сестрёнкой. - сказал он.
Я улыбнулась. Мой Ладо сам догадался о тайне, которую я хотела сообщить ему.
- Почему ты думаешь, что будет дочь? Я хочу подарить тебе сына, чтобы в его жилах текла крoвь Перуна. - ответила я.
- У меня много братьев и мужчин в нашем доме достаточно, а вот дочь, похожая на тебя, это настоящий дар. - ответил муж.
Не думала я услышать такие слова. Все мужчины в нашем селении гордились сыновьями, а дочерей считали обузой. Но Демид был иным, не похожим на других. Его мысли отличались от принятых в наших землях.
- Отдыхай сколько тебе надобно, - проговорил он, уходя, - я пошлю брата за твоей бабушкой, чтобы навестила тебя.
- А ты на дворе будешь? - просила я, чувствуя, что много земли меж нами будет.
- Нет, я уйду на другой край селения. Мы с отцом решили подготовить ваших мужчин, чтобы они смогли защитить себя и семьи в случае нужды. Мы не знаем точно, когда грянет гром, но к нему надо быть готовыми. Но пока, чтобы не смущать женщин и детей, уйдём подальше.
Меня уколола мысль о том, что Демид говорит о возможном нападении, как решённом деле и это испугало меня. Я продолжала надеяться, что напасти обойдут нас стороной. Сейчас все казалось мне таким призрачным, неважным по сравнению с тайной, происходящей во мне, что я не различала истину от своих чаяний.
- Я вернусь вечером, - продолжал Ладо, - отдыхай и заботься о себе. Ты теперь вдвойне ценна для меня.
_______
Бабушка пришла ближе к вечеру. Принесла мне гостинцев - хлеба румяного, на травяной муке печёного, сборов целительных, воды студёной.
- Воду в кувшин налей да в изголовье себе поставь. Так и спать ложись. Вода все мысли дурные заберёт. - сказала она. - А по утру выливай воду на сыру землю. Все печали и хвори в неё уйдут.
- Спасибо, бабушка, - ответила я. - Мне так страшно остаться тяжёлой без Демида. Как же я без него буду? А чует моё сердце, что близка разлука.
- Не переживай раньше времени. Всё измениться может. Я с тобой буду, да и Демид вернётся. Вам ещё сыновей рожать после дочери.
- Почему вы тоже говорите о девице? Я сына хочу, - капризно спросила я. Порой во мне просыпалась несговорчивость маленького дитя.
- Так ведь нити судьбы так сплетены, что через тебя сначала краса придёт. Дочь твоя не просто девица, судьба у неё особая. - сказала колдунья, а амулет на моей груди потеплел в ответ на её слова.
Мы с бабушкой ещё долго разговаривали, она сказала, какие сборы заваривать, чтобы аппетит появился, какие на ночь пuть, чтобы высыпаться.
Но что-то в её глазах мелькало, что было закрыто от меня. Мне показалось, что она специально запрятала это вглубь своей души, чтобы не тревожить меня. И я не стала расспрашивать, мне хотелось быть в своём мире, где всё хорошо, лЮбый рядом и я скоро подарю ему дитя.
Благодаря бабушкиным настоям, я стала чувствовать себя лучше. Хорошо спала по ночам и ела в течение дня. С каждым днём я замечала всё больше изменений в своём теле, появились новые для меня чаянья, стало хотеть того, что никогда не интересовало.
Демид улыбался на мои просьбы и, если это было в его власти, старался исполнить их.
Я совсем перестала есть дичь, которую приносили его братья. Мне хотелось тех фруктов, что мы пробовали на ярмарке у торговцев со смуглой кожей. Но взять свежее плоды было негде и я довольствовалась воспоминаниями о них.
Зато мне до слёз хотелось того ободка для головы, который мы так и не купили. Я так расстраивалась о нём, что однажды Демид принёс мне ободок, искусно выструганный из дерева. Несколько дней я не могла нарадоваться и постоянно носила его, а потом забросила.
Настрой моей души менялся от радостного до грустного за одно мгновение. Я могла расплакаться, увидев кроличье ушко, оставшееся от зверька, принесённого к трапезе. И рыдать так горько и долго, что мужчины стали готовить дичь во дворе на огне, чтобы не тревожить меня.
Иногда я возвращалась к своему обычному разумению и не понимала, как я могу так себя вести. Ругала себя за это. Я видела, что девицы, прошедшие свадебный огонь одновременно со мной, обихаживают мужем, ходят стирать на речку, помогают хозяйкам по дому, а я совсем по-другому живу.
- Балует тебя, муж, ах балует, - вздохнула как-то бабушка, - я и подумать не могла, что мужчина может так потакать жене и ограждать её от всех забот.
- Я отношусь к ней, как к княжне, - сказал Демид, неожиданно появившийся рядом с нами. - Матушка рассказывала, что когда молодая княжна в тереме ждала дитя, ей все угождали. И никакими делами она не занималась. Я хочу, чтобы Млада чувствовала себя также.
Бабушка покачала головой, но улыбнулась. Я спустилась вниз, чтобы проводить её до ворот и мой слух оглушил топот конских ног. На лице Демида появилась тревога. Он внимательно вслушивался в приближающиеся звуки, а взгляд его становился всё более отчужденным и ледяным.
